Победа во Второй мировой войне дала современной цивилизации надежды на мирное будущее. Но им не суждено было сбыться. После Второй мировой солдатам, которые воевали на одной стороне, пришлось сражаться друг против друга уже в Корейской войне. Ученых, которые конструировали самолеты для Третьего рейха, после войны принудительно вывезли в СССР работать на советскую военную промышленность. Так или иначе им пришлось участвовать в битвах, которые развернулись уже после великой Победы. Об этом — в специальном репортаже Сергея Морозова «Война после Победы». В этом блоге он рассказал о героях выпуска и том, как команда готовилась к съемкам с ветеранами в условиях самоизоляции.
Если посмотреть советскую хронику до- и послевоенного периода, то видишь как будто две разные страны. Все вроде на месте, но люди другие. До войны они жизнерадостны и полны надежд, они пышут здоровьем. Я вижу эти загорелые щеки, эти широкие улыбки; понятно, что оператор постарался, и что времена не такие уж легкие, но все равно это не подделаешь — это люди, полные жизненных сил. И после войны — это люди, пережившие шок войны, такое ощущение, будто они погружены в свои заботы и живут, стиснув зубы. Страна, которая ушла на войну, больше с нее не вернулась, это были совсем другие люди.
Это я к тому, что для репортажа нам надо было снять ветеранов Второй мировой, которым сейчас, конечно, уже около ста лет. Ехать к ним с камерой было абсолютно невозможно (карантин и самоизоляция), поэтому надо было надеяться, что все удастся сделать по видеосвязи. Если, конечно, они захотят вообще с нами разговаривать. Захочет ли специально для нас освоить скайп Герой Советского Союза, генерал авиации Сергей Крамаренко, который на прошлом параде сидел на трибуне рядом с Путиным? А легендарный авиатор Чарльз Макги, которому совсем недавно президент Трамп прикрепил на погоны генеральские звезды? В общем, все это казалось пустыми мечтаниями. Но ветераны согласились. Дочь Чарльза Макги Ивонна рассказала нам, что отец всю прошлую неделю давал одно интервью за другим, потому что для него это что-то вроде общественной нагрузки. Чарльзу Макги — 101 год, Сергею Крамаренко — 97. Невероятные люди, невероятное поколение. Я очень счастлив, что нам удалось переговорить с ними.
А проект наш был про то, что солдаты, воевавшие во Вторую мировую, вместо вечного мира получили новые войны. Причем ближайшие союзники вмиг стали злейшими врагами, а враги — очень полезными друзьями. Наши герои как раз прошли все эти стадии — во Второй мировой они были заодно против фашистов, а в Корейскую войну воевали уже друг против друга.
Надо было показать еще и проигравших, то есть немцев (до японцев руки явно не дотягивались). Поначалу была мысль снять эпизод про тех солдат Вермахта, которые после Второй мировой поехали служить наемниками в Африку. История сама по себе была захватывающая, но немного уводила в сторону и, кроме того, было понятно, что найти свидетелей будет очень непросто. И тут мы наткнулись на рассказ о немецких специалистах, которых принудительно вывезли в СССР в 1946 году. Это не очень известный эпизод, когда Сталин вместо того, чтобы возрождать немецкую военную промышленность в Германии (чего союзники договорились не делать), решил возродить ее в СССР и увез в Россию целые КБ (конструкторские бюро — прим. ред.), лаборатории и заводы вместе с оборудованием, конструкторами и рабочими. Так тысячи немцев попали в СССР, где прожили до середины 50-х.
Костя Гольденцвайг смог найти в Германии сразу двух героев — это дети авиаконструкторов, которые вместе с отцами попали в 1946 году в СССР, здесь прошло все их детство. Они до сих пор хранят альбомы с фотографиями, на которых поселок в русском лесу, сельский магазин, кружки самодеятельности и занятия по политучебе. Их, конечно, вывозили в СССР не за этим, но то, как немцы конструируют военные самолеты для СССР, снимать было нельзя. Герои наши оказались совершенно разными по темпераменту, и это прекрасно, потому что они запомнили разные вещи и очень по-разному вспоминают ту жизнь.
Теперь мы могли, собственно, рассказать саму нашу историю. О том, как ХХ век то заставлял людей дружить, то сводил их в битвах. Как будто невидимая рука подталкивала людей. И до конца неясно, кто выполнял роль этой силы: Сталин, конфликт между коммунизмом и всем остальным миром или что-то еще. Наше союзничество во Вторую мировую было невероятно важным, но оно творилось где-то в высших сферах: Большая тройка, соглашения, переписка лидеров. Солдаты союзных армий просто не видели друг друга. Они воевали на разных фронтах и на разных континентах. Американская техника, поступавшая в СССР по ленд-лизу, конечно, вызывала добрые чувства (говорят, что солдаты роняли слезу, когда их боевые Виллисы после войны пускали под пресс и отправляли в Америку — таковы были условия контракта), и все же машины — это не люди. Как были американцы и англичане какими-то далекими газетными персонажами, так и остались. Только после войны эти персонажи оказались врагами. Что ж, привычное дело по меркам 1930-х. А вот с немцами интереснее.
Немцы, во-первых, все время были рядом — как враги или как оккупанты. А во-вторых, когда их привезли сюда после войны, их, конечно, ненавидели первые года два. А потом как-то свыклись. Даже полюбили. Немецкому физику, который помогал нам делать атомную бомбу, вообще Героя соцтруда дали (это был Николаус Риль, про него и про немецких ракетчиков в СССР уже рассказано много, поэтому мы не стали о нем говорить, у нас — про авиаторов и авиаконструкторов).
Попутно возникает много интересных вопросов: отвечаешь ли ты за действия государства, если ты просто делаешь свою работу? Если ты авиаконструктор и делаешь очень хорошие самолеты, а потом на этих самолетах нацисты бомбят чужие города, ты тоже виноват, и потом тебя могут забрать в другую страну в счет репараций? А если ты член нацистской партии (так ведь все же авиаконструкторы в партии, без этого на службу не возьмут), ты по полной отвечаешь за все преступления этой партии? И в более общей форме: добросовестно служить своей стране, когда твоя страна совершает акты агрессии и загоняет людей в лагеря, — это преступление или патриотизм?
Времена, конечно, были монументальные. Мы специально не стали переозвучивать американскую хронику, потому что это надо слышать: и музыку, и дикторский текст. Сами события, конечно, не позволяли комментировать это отстраненно. Вторая мировая — тут все понятно, но и Корейская война, о которой в СССР рассказывали немного, была страшной мясорубкой. Там впервые схлестнулись как враги СССР и США (Москва действовала опосредованно, в лучших традициях гибридной войны). Огромные силы, брошенные сражаться за один полуостров, гигантские жертвы (несколько миллионов убитых, в основном мирные жители) — даже трудно представить, как все это можно было устроить вскоре после Второй мировой, когда, казалось, все были истощены до предела и утомлены войной. Но сегодня странно смотрятся и учения, на которых тысячи солдат вылезают из окопов, чтобы поглазеть на ядерный гриб, который красиво вырастает неподалеку. И странно слушать диктора, который убеждает граждан не покидать города при атомной атаке, потому что производство важнее всего. Хотя почему странно? Сегодня же слышим.
Коронавирус заставил нас отказаться от многих съемок для этого репортажа, но он же дал совершенно неповторимую атмосферу — города без людей, ощущение, что где-то взорвали нейтронную бомбу. Превью: вот так будет выглядеть Земля после человека. Люди скрылись в своих убежищах и оттуда вспоминают прошедший век. Люди так привыкли, что все гадости от других людей, что совершенно не верят, когда им говорят, что вирус — это не чье-то зловредное изобретение. Америка впервые за много лет ведет войну на своей территории, Россия снова готовится отстоять Москву. Все как бы союзники в борьбе против вируса, но уже сейчас среди главных участников коалиции идут споры: а вдруг вирус кому-то не враг, а друг? И нет уверенности, что из этой войны человечество выйдет более сплоченным, чем раньше.