Тина Канделаки: Дудь, Грузия, Путин

Сейчас актуальна политическая повестка, актуальны суды — «московское дело». Я читаю ваш телеграмм-канал, блог на сайте «Эха Москвы». Вы записали ролик в поддержку Павла Устинова — актера, который был задержан у метро во время одной из акций. Вы его защищаете и говорите о готовности помочь ему, в частности, с помощью адвоката. В какой момент вы решили записать такой ролик? Как вам пришла такая идея?

Похожая история была с делом Голунова. Во время истории с ним мне позвонил или написал Миша Зыгарь и еще несколько человек. Тогда были активисты, — наши общие знакомые — которые звонили ряду людей. Не знаю, кому еще они писали. Мне пришло сообщение: «А ты можешь записать ролик?». Я сразу это сделала.

Если просто и линейно, я поняла, что это работает, это эффективно. Я давно в коммуникациях и понимаю, что и печатное слово, и видеосообщение вызывает кумулятивный эффект, особенно если ты не один, и большое количество людей записывает такие ролики.

То есть просто кто-то обратился в связи с делом Устинова.

Нет, тогда с Голуновым.

А с Устиновым… У меня есть команда, которая работает со мной, и в соцсетях тоже. Мы с ними сели — у нас бывают летучки раз в неделю, а когда происходит что-то, то оперативная летучка, — и мои сказали, что было бы очень правильно туда приехать. Очевидно, вот то место, вот где человек шел домой и вот как это произошло. И я тогда приехала к метро, сняла этот ролик и выложила.

А почему вы говорили именно о необходимости помочь ему с адвокатом? Неужели это главная проблема его дела?

Это не главная проблема его дела, но никто же не знал, как оно будет разворачиваться, Тихон. Это же не было ясно и очевидно.

Несомненно. Я имею в виду, что проблема на первом судебном процессе была явно не с адвокатом, а с судьей.

Я продюсер, Тихон. Я привыкла влиять на то, на что могу непосредственно повлиять, и влиять на то, на что могу косвенно повлиять. И не заниматься, не интересоваться тем, на что я вообще не могу повлиять. На то, о чем вы сказали, я могу повлиять только косвенно, высказав свою позицию. А то, что я хотела сделать, — повлиять непосредственно. Когда такая ситуация происходит, поверьте мне, адвокаты — дорогая вещь. Особенно хорошие адвокаты. Когда речь идет о таком парне, как Павел Устинов, я сильно сомневаюсь, что семья была готова нанимать адвокатов, вступать в длительный процесс.

Я позвонила своему товарищу, очень хорошему адвокату. Не знаю, насколько можно… Я думаю, они не обидятся. «Гриднев и Партнеры». Очень хорошая юридическая контора. Женя Резник, вы его, наверное, тоже знаете. Я проконсультировалась у него, и Женя сказал, что в случае чего они помогут.

Здесь необходим хороший адвокат или тот, который является, например, главой Общественного совета при МВД, как господин Кучерена, и к власти близок?

Я думаю, что здесь нужен грамотный адвокат. Вы, наверное, имеете в виду способности господина Кучерены, они не обсуждаются. Очевидно, что он человек опытный и с многолетней практикой.

Но мы с Женей знакомы более 20 лет, и я очень часто, когда что-то происходит, с ним консультируюсь, спрашиваю его. Он сам по уголовным делам не специализируется, но всегда дает очень дельные советы. И Женя — молодой и неравнодушный человек, это для меня очень важно. Будучи адвокатом, он может дать не только эмоциональную оценку происходящему, но и стратегически объяснить, насколько затяжным может быть противостояние.  В такой ситуации это тоже важно.

По поводу остальных фигурантов «московского дела». Они тоже есть и их судьбы складываются по-разному. Есть, например, Кирилл Жуков, который дотронулся до шлема сотрудника Росгвардии и получил три года колонии…

Есть Данила Беглец, который получил два года колонии общего режима.

За то, что схватил за руку.

Совершенно верно. И тут хочется спросить: а по остальным фигурантам вы будете как-то помогать, способствовать их освобождению, вызволению или нет?

Я не правозащитник, Катя, но я с удовольствием присоединюсь к любой силе, которая будет бороться за гуманность нашего суда. В случае с Данилой, у которого маленькие дети, девочка вообще родилась в этом году, мать на иждивении, жена на иждивении, я думаю, за то, что он сделал, два года колонии общего режима — это, мягко говоря, негуманно. На фоне того, что есть люди в нашей стране, которые получают условные сроки, воруя миллионы.

Я много об этом пишу в блоге, вы, раз читаете, тоже знаете. Самая главная проблема сегодняшнего общества — несправедливость. Вот эта история — очевидная несправедливость. Повторюсь, если я могу на что-то косвенно повлиять, я буду стараться это сделать. Если где-то я могу конкретно повлиять деньгами или помощью, то буду влиять так.

А в целом, Катя, я не политик. У меня не было амбиций на политическую карьеру: я не выдвигалась в депутаты, не претендовала ни на какие политические позиции в нашей стране и, предваряя ваши вопросы, ни на что не претендую. Как и любой гражданин Российской Федерации среднего возраста, я только принимаю участие в жизни своей страны. Вот и все.

А что касается правосудия в России. Вы говорите: «нет справедливости в обществе». А правосудие есть?

Катя, как я вам уже сказала, правосудие бывает разным. Поэтому там, где правосудие несправедливо, и где я могу повлиять на ситуацию, я хочу на нее влиять. А в целом, гипотетически рассуждать о вещах, к которым я не имею непосредственного отношения, — это непрофессионально.

И у меня в разговорах с журналистами всегда возникает эта проблема. Это проблема продюсера. Когда ты понимаешь, что есть вещи, в которые ты можешь включиться и изменить что-то, ты включаешься и меняешь. А сегодня стало очень модным комментировать все, никак потом не имея к этому отношения, забывая об этом и бросая, как только хайп заканчивается.

Мне очень не хотелось бы присоединяться к той группе людей, которая, мягко говоря, хайпует на той сложности и несправедливости. На тех событиях, которые происходят в жизни отдельно взятых граждан. Если этим гражданам как-то можно будет помочь, то я буду стараться им помогать и дальше.

Сложно поспорить с тем, что у нас все на день становятся экспертами по ядерному разоружению, потом экспертами по Трампу, потом по изменению климата, и так далее.

Но если все-таки говорить про вас, как про гражданина. Основной лозунг был «Я\Мы Голунов», «Я\Мы Устинов», «Я\Мы Беглец», и в это вкладывается идея, что подобное может случиться с любым. Вы ощущаете, что подобное может случиться с вами? Вы чувствуете свою незащищенность?

Я скажу так, Тихон. Вы знаете, что у меня есть свой бизнес, независимый ни от кого. Я его создала сама. Когда в моей жизни появилась компания AnsaLigy, и у меня появились первые ни от кого независимые деньги. Вернее, скажем так, деньги, которые зависят от доверия людей к моей продукции и ко мне, потому что бренд пока еще очень сильно ассоциируется со мной. Я почувствовала, что я стала независимее, чем когда-либо в своей жизни.

Мы с вами прекрасно понимаем, что сильно зависимы от вкуса продюсера, от канала, от жанра, от аудитории, рейтинга, просмотров.

От собственника. От чего угодно.

Абсолютно. А AnsaLigy, в принципе, не зависит ни от кого. Почему я и стала проявлять определенную активность. Но мы-то с вами взрослые люди и часто понимаем, что многие наши коллеги и общие знакомые, проявляя активность, имеют какую-то защиту, спину, разную поддержку. То есть люди, которые задействованы сегодня публично в активности, — это те, за спинами которых, в той или иной степени, кто-то всегда есть.

Мне часто задают вопрос: «А почему вы не идете в политику?» Вообще, сам по себе вопрос странный, но я всегда на это одинаково отвечаю: «Когда у меня будут свои собственные деньги в достаточном количестве, заработанные исключительно мной, независимые от вкуса конъюнктуры и отдельно взятых людей, тогда, возможно, я подумаю о том, что я могу претендовать на большее. А пока у меня нет таких сумм, которые я могу тратить на благоустройство жизни в собственной стране, я никуда соваться не буду».

Если вы меня можете понять, то поймете, о чем я говорю. Но так как, безусловно, пока ты зарабатываешь какие-то деньги, ты определенную часть этих денег всегда тратишь на что-то еще. На то, что является для тебя возможностью, в определенном смысле, отдавать. Когда я говорю, что дам денег, значит я их дам. А если я этого не говорю, значит я ничего давать не буду и ни к чему присоединяться тоже.

Мой вопрос был, скорее, в продолжение вопроса Кати: чувствуете ли вы себя в защищенности на фоне того, что вам, не дай бог, может встретиться недобропорядочный полицейский или судья, коррумпированный прокурор, и далее по списку.

Продолжая свой ответ, конечно, никто не защищен от данной ситуации. Я не могу вам гипотетически рассказать, что, может быть, если я выйду на несанкционированный митинг и попытаюсь, допустим, толкнуть какого-нибудь полицейского, это и со мной случится. Очевидно, вряд ли ко мне будет применено какое-нибудь избирательное отношение. Я тоже могу оказаться в любой ситуации в том числе…

Даже если не толкнете.

Да, даже если не толкну. Но здесь, знаете, Тихон, у меня двойственное отношение. С одной стороны, митинги — это часть гражданской активности. Но… Это не очень популярное высказывание, но тем не менее. Не надо забывать, что вот эта вся протестная активность существует в России давно. И это очевидно, что в любой стране всегда есть сила, которая оппонирует власти.

Проблема в другом: это до сих пор ни к какому конструктиву не привело пока. И вот дела Голунова и Устинова — это впервые, когда консолидация гражданской позиции привела к конкретному результату. А я за конкретные результаты. То есть мне лично оппонирование власти, потому что она не нравится, — никогда не было близко, я последовательно говорю об этом уже лет 15. Но есть конкретные темы, в которых я понимаю, к которым я неравнодушна, и которые, я считаю, нужно менять в нашей стране.

Я считаю, что к гражданской активности нужно привыкать, — она будет только усиливаться. Надо научиться взаимодействовать и жить друг с другом. Хотя, я могу вам сказать, что была, например, в Париже, когда произошли массовые беспорядки, «желтые жилеты». Было дико страшно.

Это довольно стремно, да.

Я впервые испугалась. И я могу сказать, что по сравнению, например, с Москвой… Это даже не сравнить.

Это война.

Это война. Война между парижанами и властью. И я бы не хотела, чтобы у нас было такое. Но здесь очень долгий разговор, связанный с тем, что мы все сегодня, при том развитии технологий, которое мы наблюдаем, а развиваются они каждый день, каждую секунду, являемся заложниками этого мгновенного кумулятивного эффекта.

И я, и вы, и операторы, которые находятся в этой студии, — мы можем под влиянием того, что нам пришло 150 сообщений «Срочно! Выходи быстрее!» — выйти. Допустим, мы, журналисты, понимаем, что происходит. Многие могут вообще не понимать или, как Павел Устинов, идти себе домой. Мы можем оказаться частью той силы, смысл которой ты даже не понимаешь, оказать под этой силой, как под волной, — просто погребенным.

И эта опасность касается всех: и меня, и вас, и всех, кто нас сейчас смотрит, всех, кто присоединен и мгновенно присоединяется к любой активности. Вы уж меня простите, но технология флешмоба абсолютно одинакова и для политики, и для любых других целей.

Но подождите, вот 29 сентября в Москве состоится митинг. Я помню, когда была Болотная, вы ходили на митинги. И сейчас, когда такие изменения в обществе, пусть даже оппозиция в России была давно, но сейчас какие-то новые процессы очевидно происходят. Общество объединяется в защиту тех или иных граждан, дальше что-то будет как-то развиваться. Тем не менее, с учетом этих процессов, вы планируете пойти на митинг 29 сентября?

Не то что «не планирую», а просто не хочу ходить ни на какие митинги. Не потому, что боюсь…

Санкционированный, кстати.

Нет, даже не того, что несанкционированный.

Нет, он санкционированный.

Вообще про это даже не думала, никак не связана с этим моя позиция. У меня было некое разочарование от Болотной, очень сильное. Когда ты известный человек, вы не забывайте, что я не просто девочка-студентка, которая пришла на митинг. Я — Тина Канделаки. Если я пришла на какой-то митинг, то несу определенную ответственность за людей, за то, что на этом митинге говорится, кто выступает, и чем вообще всё закончится.

А на Болотной мне показалось, что я абсолютно ни на что не влияю и никакой ответственности, в данной ситуации, нести не могу. А если я нигде не могу нести ответственность, зачем мне вообще к этому присоединяться? Если кто-то пострадает,  и кому-то, с гражданской точки зрения, как мы обсуждали, нужна будет моя помощь, я ее окажу. Но сама ни на санкционированный, ни на несанкционированный митинг не хочу приходить. Вообще не хочу ходить на митинги.

Знаете, я всегда поражаюсь многим нашим с вами общим знакомым, которые каждый раз появляются на митингах, а потом исчезают. Я не понимаю, как так можно выйти перед огромной толпой людей, взять на себя ответственность перед ними…

Это вы кого имеете в виду?

Ну не знаю, кого хотите. Всех, кто ходит на митинги.

Например?

Слушайте, имена одни и те же, что их перечислять. Что, кто-то новый появился?

Ну хоть кто-нибудь.

Вы сами их знаете прекрасно, зачем мне их перечислять? Просто на самом деле я многим из них это говорила. Вот у меня в понедельник, например, будет программа, которую, я надеюсь, буду вести с Дмитрием Гудковым на радио «Комсомольская правда». Я обязательно ему про это скажу, да.

А что это такое: вы берете на себя ответственность за что-то? Ну предложите. А каждый раз на протяжении 15 лет повторять: «Мы лучше действующей власти!» Мы слишком уже все выросли, повзрослели. И вообще, ребята, мягко говоря, не пожилые, но очень взрослые для того, чтобы вестись на то, что люди, выходящие на несанкционированные митинги, с точки зрения трибунов, и говорящие, что они лучше действующей власти, их можно воспринимать всерьез.

Но они много всего другого говорят. 

Вы же хотите имена, да? Меня, например, во время президентской кампании все спрашивали про Ксению Анатольевну. Я очень позитивно отнеслась к тому, что она выдвинулась в президенты. Это, на самом деле, очень важно: что человек ее возраста, женщина, выдвигается в президенты.

И пусть это начало, но, тем не менее, она дороги проторила другим людям. Пусть они не из powerful семей, не из власти, все равно кто-то может поверить в свои силы, и это может оказаться предтечей чего-то нового.

Но меня, например, волнует гораздо больше образование. У вас просто еще нет взрослых детей, а у меня взрослые дети.

У меня тоже. Не поверите.

Взрослые?

Да.

19-20 прямо?

Нет, 15 и 10.

А, ну добро пожаловать. Вы как раз сейчас мой путь пройдете. У меня дочери 19 лет, а сыну — 18. В образовании катастрофа, Тихон. Вы же это знаете, правда?

Это правда. Уже на уровне средней школы.

Вот, на уровне средней школы. А что в институте происходит? Про это никто во время предвыборной кампании не говорил, это никому не интересно. Дальше — здоровье нации. Ну давайте про это поговорим. Вообще, не могу сказать, что здоровье нации — неважная тема. Если его не будет, то ничего не будет.

Она, несомненно, важна. Но мне кажется, что тот факт, что это не обсуждается всерьез, — это вопрос не к кандидатам, а к системе, которая не предполагает серьезных политических дебатов.

А кто мешал? Меня, например, на Первый канал никто не приглашает, да и на второй. Я за последние лет 7-8 была один раз в программе Скабеевой. Вот меня позвали по Грузии. Ну я максимум усилий приложила, потому что для меня это было больной темой… Меня никто не зовет на первый или второй канал.

Поэтому это вопрос не к вам, а к ним.

Нет. Поэтому кандидатам было дано время, и там никто не мог выключить в этот момент эфир. И во время этого эфира про качество жизни людей в нашей стране, про качество образования, про здоровье нации можно было спокойно поговорить. Это те темы, в которых маленький шаг точно можно было сделать.

Но про то, что не допускают к выборам оппозиционных кандидатов?

Слушайте, ну вот допустили большое количество людей. Вы все время восхищались, мы же с вами тоже про это говорили. Да я даже поверила, что Ксении удастся что-то наконец-то сказать. Эфир же не выключают, Катя. Кто-то выключал на Первом канале эфир? Что-то можно было не озвучить?

Нет, она все сказала. Это правда.

Ну, и?

То есть вы верили в то, что она по-настоящему представляет…

Катя, да. Я доверчивый человек. Если кто-то говорит, мол: «Я иду на выборы для того, чтобы противостоять кандидатам от власти, для того, чтобы быть трибуном кандидатов, которых не регистрируют» … 

Это было ярко, но быстро.

Я верила.

Я все время пытаюсь понять, что из себя представляют политические пристрастия Тины Канделаки? Вот, например, вы писали в своем блоге на сайте «Эха Москвы» в феврале: «Мы с Путиным прошли 19 лет воссоздания по крупицам государства Российского, но мы же прекрасно понимаем, что все сегодняшние достижения, начиная с Олимпиады и заканчивая Крымом, — это Путин, и только он».

Скажите, а тот факт, что одновременно с этим происходит неблагоприятное?Например, тот факт, что, по данным Росстата, за чертой бедности находятся 19 млн. россиян, то есть примерно каждый восьмой. Это тоже Путин?

Смотрите, проблема того, что средний класс так и не появился, очень серьезная. Я здесь могу говорить только как работодатель. Как я про себя просчитываю, какому количеству людей даю работу, причем в разных бизнесах, то есть это точно несколько сотен человек. Это в том числе проблема не только нашего президента, но и всей страны.

Мы, уйдя из Советского Союза, в итоге, в настоящую капиталистическую экономику не перешли. То, что у нас есть люди, находящиеся за чертой бедности, что у нас в разных регионах очень сложная ситуация, хотя регион на регион не похож. Я много езжу по стране. Такая ситуация в том числе связана не только с руководителями этого региона, но и с тем, что в нашей стране антрепренерство, склонность к мелкому бизнесу так и не появилась. Она есть в отдельно взятых регионах.

Вот я, когда езжу, вижу. У меня подряд два выступления были: Тюмень и Екатеринбург. Я на неделе летала в оба города. И вот, в Тюмени я выступала с мастер-классом про «здоровое тело — здоровый дух» и так далее. И после мастер-класса есть такой промежуток времени, когда в течение часа с тобой все фотографируются, ты подписываешь книгу.

И в Тюмени я очень удивилась: очень много боевых таких девчонок. Большинство — женщины, кто ходит на мой мастер-класс. Возраст — где-то 24-35 и старше. Очень хорошо выглядящие. И было видно, что эти все девчонки с какой-то предпринимательской жилкой, кто-то чем-то занимается. Причем мы когда приземлились в Тюмени, я всегда пью кофе с мендальным молоком — это для меня лакмусовая бумажка в каждом городе и регионе. Вот есть, например, частная кофейня, которая продает такой кофе, или нет.

И что, была?

Была. Кофейня называлась «Максим». Я еще на стаканчик смотрю, удивляюсь. И там очень смешной брендинг, но написано, что он принадлежит баристе. И я просто думаю: «Прикольно». Есть люди, предприниматели, которые такой тимбилдинг делают, написали благодарность баристе на стаканчике. Вот, например, в Тюмени, я по городу поездила, посмотрела, там понятно, что есть возможности для роста.

Но в Екатеринбурге традиционно, потому что, с точки зрения традиций этого города, и  вообще бизнеса, не бедный город. И могу вам сказать, что очень многие серьезные бои, если вы наблюдаете за боксом, проводятся в Екатеринбурге. А сейчас там вообще проводился чемпионат мира по боксу. А есть регионы, в которые ты приезжаешь и понимаешь, что у тебя ощущение, как будто ты не в девяностые вернулся, а в 1985 год.

Я даже не знаю, насколько можно начать жестко проводить политику изменений отношения людей к собственным силам и собственным возможностям. Сколько бы мне не говорили, что в России нет таких возможностей, я могу вам как предприниматель сказать: есть. Очень тяжело, очень сложно. Я со многими своими американскими друзьями говорю, я со своим AnsaLigy в Америке проводила бы уже третий раунд и у меня была бы уже мифическая капитализация — точно несколько сотен миллионов долларов. Конечно, здесь этого нет.

Но, например, можно было бы от начала до конца сделать продукт, воплотить мечту? Можно. Мне скажут: «Ты — Тина Канделаки, у тебя были деньги, у тебя были возможности». Но все это — фигня. Очень много жен известных, богатых людей хотят какой-то бизнес. Раньше они были карьеристки, потом модельеры, потом еще кем-то были. И в бизнес это никогда не превращалось.

Просто речь конкретно об уровне бедности, о нищете, которая существует в стране. Путин несет за это ответственность или нет?

Еще раз. Уровень бедности не существует в отрыве от экономики.

Ну. Владимир Путин несет за это ответственность или нет?

Сегодняшняя экономика, на мой взгляд, не обеспечивает достаточным количеством рабочих мест всех людей в нашей стране. Я лично боюсь, что и в дальнейшем не будет обеспечивать.

А почему?

Сейчас, я просто пытаюсь понять логику…

Логика очень простая. Я говорю об этом все время, да и пишу в блоге на «Эхе Москвы». Потому что идет автоматизация. Вы же говорите о каких людях? О тех, которые нуждаются в трудоустройстве на места, которые предоставляет государство. Вы говорите о людях, которые работают на заводах, правильно я вас понимаю?

Да, но автоматизация же везде происходит…

Секунду. Правильно ли я вас понимаю. Вот вы пишите: «… все сегодняшние достижения — это Путин, и только он». А все сегодняшние неудачи — это кто-то другой? Это на местах?

Безусловно, ответственным за все, что происходит в стране, мы так привыкли и нам так легче думать, является один человек — президент Российской Федерации. Но в целом, если разбирать все проблемы, которые у нас есть… Я просто так привыкла сама по себе, а не потому, что я боюсь сказать: «Да, Путин». Если вы хотите, чтобы я вам сказала это, и думаете, что я этого боюсь…

Нет, я хочу, чтобы вы сказали то, что вы думаете.

У меня просто подход к жизни очень определенный. Моя ошибка заключается в том, что я через свой подход к жизни хочу мерить других людей. Это неправильно. В такой ситуации, даже когда самые минимальные возможности, я из тех, кто будет бороться и не будет говорить, что Путин виноват, что у меня нет работы.

Но я понимаю, что большинство, конечно, будет говорить, что Путин виноват, поэтому я оказался в такой ситуации. Не знаю как вы, но я точно проходила в своей жизни период, когда у меня были деньги только на метро и бананы, — один банан в день.

И я очень хорошо знаю, что такое бедность. И когда я переезжала сюда, и об этом я тоже много пишу и говорю. Мне только ленивый в Тбилиси не сказал, что я закончу в канаве. Потому что у меня здесь не было ни знакомых, ни родственников, ни денег, — ничего. И все говорили, что я не выкарабкаюсь.

Я жила в квартире с бабушкой, с подружкой в Коломенском. У меня не было денег, когда я ночью выходила из метро, а дом был далеко. И я шла пешком, все время думала, что кто-то по голове мне даст, я упаду, меня изнасилуют и на этом мое прекрасное приключение закончится.

Поэтому я понимаю, что я, наверное, не права, что возвращаюсь к своему опыту. А это как раз период, когда Путин пришел к власти. У меня просто очень многие вещи, безусловно, как у человека, поменявшего страну, как и Катя, связаны с Путиным в позитивном ключе. Объясню: потом мы жили на Королева с двумя маленькими детьми, где-то на 11 или 12 этаже. Вот эти все взрывы, когда происходили…

Я просто помню хорошо, я это пережила, не хочу даже в эту жизнь возвращаться. Когда у меня была такая котомка, которой был паспорт, три каких-то кольца, доставшихся от бабушки, и деньги на случай, я сейчас не шучу, если что-то будет происходить. Что я хватаю детей и куда я бегу с 11 этажа — я не знаю.

Поэтому так как в моей жизни очень многие вещи изменились при Путине, я, конечно, буду говорить, что я выбирала Путина, голосовала за него. И я не буду на какие-то вещи, которые, безусловно, у президента огромной страны за столько лет могли не получиться, говорить: «Нет. У него все получилось. И я хочу вам сказать, что Путин как солнце».

Путин — живой человек. Просто, когда вы выбираете генерального директора или, не знаю, главу совета директоров, вы должны понимать, что это не солнце. Это живой человек, у которого что-то получается, что-то нет. Но при прочих равных, выбирая руководителя, вы выбираете того, у которого в большей степени должно получиться. А что-то точно должно не получиться.

Тина, заканчивается срок когда-то, и у Путина тоже. По крайней мере, по закону. Мы не знаем, как будет в реальности. Если не Путин, то кто?

Вот, наверное, Катя, меня менеджерство очень сильно испортило, но я очень не люблю гипотетические вещи. «Если не Путин, то кто» …

Но вы же анализируете как журналист в том числе. Вы смотрите сейчас на политическую поляну, видите тех или иных деятелей: лидеры оппозиции, просто политики. Разные люди, которые явно претендуют на руководящие должности в этой стране.

Я думаю, что среди поколения сорокалетних общественность даже не знает какое количество способных, назовем так, людей работает во власти. Есть даже те, кто младше сорока. Их просто никто еще не знает. Просто в бытность работы в «Апостоле», когда мы занимались брендами, я с разными людьми проконтактировала. Они вообще неизвестны. Они управляют корпорациями, занимают все больше и больше вторые роли в разных министерствах. Их имена не особо известны.

То есть мы, широкая общественность, просто еще их не знаем.

Я думаю, что мы кого-то знаем, но в этой роли даже не подразумеваем. И мы так даже не думаем, потому что в целом, так как в нашем обществе сила и роль личности очень велика, никто так не думает: «Кто будет следующим президентом?» Очевидно, что будет новый президент, и так же очевидно, что Владимир Путин будет продолжать оказывать влияние на внутриполитический курс России. Слишком сильна фигура. И здесь гадать, кто будет…

Мне бы просто хотелось, чтобы человек был очень хорошим управленцем, потому что Владимир Путин — это консенсусная фигура при тех проблемах, которые в нашей стране очевидны. Те, которые Америка прошла, а мы — нет. Национальный вопрос. Мы же его не поднимаем, не обсуждаем. Во время предвыборной гонки про него не особо говорили, но он же есть, правда же? Вы же едете в регионы, видите, какие мы разные. Точно так же, как и Америка: Техас и Лос-Анджелес сравнивать смешно.

Это правда.

И мы точно такие же. И те проблемы, которые они прошли, мы тоже начнем проходить. И этот человек должен весь этот консенсус, как минимум, сохранить, а как максимум, возвращаясь к тому, что среднего класса нет, дать возможность ему вырасти. А тут бесконечный разговор. Зачем мы так долго учимся? Почему государство за это платит? Попробуй сейчас сократи. Сделать девять классов, чтобы все учились до 9 класса, а потом уже только за деньги, например. Или только особо одаренные…

Это будет бунт.

Бунт, конечно.

И многое другое, что из Советского Союза мы перенесли в новую жизнь, то есть эти социальные льготы, и при этом полное отсутствие конкуренции. Давайте про это поговорим. У нас что, люди любят конкурировать по-настоящему? Нет.

К разговору про поколение тридцатилетних. Здесь в последние недели, особенно после выступления, которое вы наверняка смотрели, на премии GQ «Человек года», многие стали называть голосом поколения, русским Зеленским, — Юрия Дудя.

Совесть нации.

Следующий президент. Вы можете такого человека, как Юрий Дудь, представить на посту президента России?

Вы знаете, опять гипотетическая очень задача, а я против такого… Вы смотрели «Слугу народа»?

Пару серий, да.

А я смотрела все сезоны. Мы живем в мире, в котором если вы решите стать президентом, неважно какой страны, в принципе, вы можете уехать и стать. Если вы приложите максимум усилий и правда будете очень этого хотеть. Сегодняшний Юрий Дудь, которого я знаю, это, безусловно, голос поколения. Это правда так. У нас общество очень любит при полном отсутствии эмпатии или взасос любить, или взасос хулить. Вот тут ни хулить не надо, ни любить. Надо просто признать данность.

Почему? Потому что Юрий Дудь оказался последовательнее многих. Что он сделал? Например, спродюсировал и снял фильм про Колыму, про которую, я думаю, ребята в возрасте 14-18 лет узнали из фильма Юрия Дудя.

Так же, как и про Беслан.

Абсолютно верно. Кто-то запрещал делать аналогичные проекты? Нет. Кто-то запрещал телеканалу вести просветительскую деятельность? Нет. Кто-то запрещал каналам делать развлекательные, познавательные, образовательные программы или фильмы для детей? Нет. Всем казалось, что это не надо. А оказалось — супернадо.

Но он совесть нации?

Катя, я же говорю, нельзя взасос любить, и взасос хулить. Это страшно. Когда же у нас это пройдет: то на пьедестал, то с пьедестала? Юрий Дудь — голос поколения. Поймите, примите и живите дальше с этим.

Совесть нации? Нет, конечно нет. Для того, чтобы быть совестью нации, нужно своей жизнью пожертвовать, чтобы кто-то мог тебя так позиционировать. Юра много говорит про то, что он точно не про жертву. Во всяком случае до сих пор я не слышала монологов Юрия Дудя, где он говорит: «Я готов пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы стать совестью нации и повлиять на что-то в нашей стране».

Это же всегда очень лукавая история. Люди, которые хотят быть успешными, они всегда боятся что-то потерять. Что бы кто там не говорил, успех — приятная вещь.

О да.

Успех Дудя, в отличие от успеха очень многих моих телевизионных коллег, чисто коммерческий. Это не какой-то канал платит Юре. Это он сам зарабатывает миллионы долларов. Так, чтобы было понятно. Я думаю, что ни вы, ни вы миллион долларов не зарабатываете.

Боюсь, что нет.

Пока нет.

А Юрий Дудь зарабатывает. Так, чтобы было понятно. И поэтому, в этом смысле, я уверена, что он — пример человека из индустрии развлечений, который уже перешел на следующий этап, как на Западе. Там, вы же там жили, все очень политизировано. Ты не можешь быть успешным, не имея гражданскую позицию. Вот Юрий Дудь — это новая порода известных людей. Уже не получится не иметь гражданскую позицию, не получится быть просто комиком.

Это хорошо?

Это очень хорошо.

У меня вопрос. Тимати, есть такой популярный человек. Он, как вы знаете, записал клип, который набрал совершенно чудовищное, рекордное количество дизлайков. И сразу же все стали анализировать, дескать, ютьюб потерян для власти. Быть ютьюбером или быть в ютьюбе и поддерживать власть — это не модно, это больше не работает…

Это дизлайк.

Власть потеряла ютьюб?

Самое страшное — признать, что ютьюб, он же интернет, имеет только одно правило — правил нет. А так как мы все всё равно люди аналоговые…

Даже вы?

Ну конечно. Все хотят аналоговые законы. Они же очень удобные. На телевидении есть правило: если вы провалились в вашей программе, не факт, что следующая выстрелит. На телевидении есть правило: если вы не выдерживаете прайм-тайм в одной передаче, которую для вас делали и выпустили в эфир в количестве четырех программ, не факт, что вы в следующей программе закрепитесь. И так далее.

Телевидение — это правила, это про вертикальное управление. Оно очень простое: потребляй и подчиняйся. А горизонтальная форма, которая сегодня получила распространение благодаря интернету, так больше не работает. Поэтому я хочу сказать вам и всем тем, кто считает, что ютьюб для кого-то потерян. Правил нет. Вот на данном этапе данный проект не получился: очень в лоб и очень прямолинейно. Сделали бы нативно, прикольно, с самоиронией… Вот чего не хватает…

Просто это — безвкусица. Правильно?

Слушайте, ютьюб принимает и безвкусицу тоже.

Пошлятина.

Слушайте, пукающая панда, по-вашему, это шик? Это вау? Это стильно? Катя, нет. То, что делает Джимми Фэллон…

Не всегда строго, это правда.

Ну вот и все. Поэтому посмотрите, как американские ведущие комментируют политику. Просто повторюсь, ютьюб любит самоиронию. Вот это 100 процентов. И если вы хотите в ютьюбе делать карьеру, то вам нужна суперсамоирония. Как и в Америке — две точки зрения.

Слушайте, Fox News благодаря Роджеру Айлзу, просто замазан с ног до головы: уже кино сняли, сериал. Конца и края нет. При этом CNN поливала говном, простите меня, с самого начала, и продолжает это делать. И нет проблем. Просто разные каналы, разные собственники, разная точка зрения.

Мы ничем не отличаемся. И если, условно, сегодня клип Тимати набрал два миллиона дизлайков, поверьте мне… В телевидении по-другому, а вот как раз в ютьюбе он может снять клип, фильм, что-то еще может произойти, и это может вызвать совсем другую реакцию.

Просто у нас нет других примеров. У нас нет примеров того, как, например, подводка Дмитрия Киселева про то, как Америка будет превращена в радиоактивный пепел, набрала бы миллионы просмотров с миллионами лайков. У нас большинство как раз обратных примеров.

Здесь я могу вам сказать. Я не знаю, как ВГТРК строит свои сетки…

Нет, это я условно говорю.

Это все я могу профессионально объяснить. Я думаю, вы и без меня это знаете. Телевидение привыкло к классическому маркетингу. Вы знаете, что у нас есть сезон. Соответственно, вы готовитесь к сезону, у вас есть маркетинговый план, он был раньше связан только с наружкой, теперь в этот план стали включать и диджитал-продвижение. Тем не менее, телевидение идет сверху вниз. То есть по-прежнему работают традиционные алгоритмы и на их основе телевидение пытается амортизировать контент в интернете.

Я просто говорю про то, что условный стрим Навального получает миллионы просмотров и лайков, а стрим антинавального этого не получает.

Потому что сверху вниз идет, понимаете? То есть Киселев начинался на телевидении, продолжается на телевидении и всегда будет на нем до тех пор, пока он есть. Он сверху вниз идет, понимаете? Нет специального контента.

То есть, соответственно, Катин тезис, что ютьюб потерян…

Нет. А Навальный идет снизу вверх, и не факт, что если Навальный будет ведущим на телевидении, это разорвет всех. Я могу вам про Дудя сказать. Он не был суперуспешным на телевидении. В этом, правда, не моя вина. Его программу смотрели, бешеных рейтингов она не набирала, битвы за то, чтобы прийти к нему в гости, не было.

Вы, собственно, в своем стриме на сайте «Эха Москвы» вчера назвали его нетелевизионным человеком.

Абсолютно. Он — нетелевизионный человек.

С отрицательной харизмой.

Абсолютно. Потому что, вы уж меня извините, Тихон, но у вас телевизионная внешность. Вы же это понимаете. И у Кати телевизионная внешность. Это нравится кому-то или не нравится, просто антропология. Если вы проследите всех звезд, которые на телевидении состоялись, включая Ивана Урганта, то это определенная внешняя харизма. У Юры она отрицательная.

И почему это работает в ютьюбе?

Еще раз говорю, ютьюб в большей степени, так как он горизонтален, поддерживает разнообразие жанров. Телевидение, с точки зрения жанров, консервативно. ТВ строится по одному простому принципу: прайм-тайма. У вас есть прайм-тайм, и сверху и снизу вы все равно все подстраиваете под одно понятие — прайм-тайма. А в ютьюбе нет прайм-тайма.

В ютьюбе нет Дмитрия Киселева…

Смотрите, мы с вами говорим уже 45 минут. Ну, если вы меня спросите про пипиську и вынесете в хайлайт то, что мы с вами это обсуждали, то, соответственно, я думаю, что этот ролик наберет гораздо больше просмотров, нежели там «Тина Канделаки что-то сказала про политику». На телевидении это неприемлемо, и никогда не будет приемлемо, потому что это телевидение и там есть правила.

В ютьюбе этих правил нет. Ты просто берешь и делаешь, условно говоря, ролик, в котором две секунды используешь то, чего во время интервью может вообще даже не будет. И на это, разумеется, зритель обращает намного больше внимания.

Вы делали свой канал в ютьюбе.

Позорище. Отвратительно.

А почему он заморожен?

Да это просто такой провал звенящий, позорище. Дома смеялись все.

Почему?

Потому что стадное чувство, Катя, свойственно и мне. Я такой же живой человек. Увидела: «Как? Все хайпуют без меня? Я не там?» Ворвалась, опозорилась, и хорошо, что вовремя ушла.

А больше не будете?

Нет конечно.

А почему, Тина? Вы даже говорили в одном из интервью: «Я умею делать звезд».

300 тыс. рублей стоит выпуск, Катя. То есть, чтобы как коллеги, продвигать и заниматься маркетингом, еще тысяч 150 надо потратить. 450 тысяч умножайте на четыре, получается хорошая сумма. При этом у меня есть AnsaLigy, мне есть куда вкладывать. То есть на этом фоне тратить деньги на производство контента, который не продвигает вообще мой бизнес, — бессмысленно.

Ну то есть это такое тщеславие бессмысленное, на которое можно только тратить деньги и на котором ты никогда не заработаешь. А у меня есть прямая история, прямой канал коммуникации с потребителем, который мне здесь верит, меня здесь любит и в этой теме считает меня экспертом.

Так почему на ютьюбе не взлетело у вас?

Потому что дурацкая, плохая передача была. Ну как объяснить? Бывает такое.

Но тщеславие все равно остается.

Но зато смотрите, в отличие от других людей я признаю, когда, как бы вежливо сказать… Обкакалась. Ну бывает такое, и что?

Это правда редкость.

Естественно, мы все понимали, что разговор рано или поздно придет к заветному для нас с вами слову «Грузия».

А RTVI в Грузии смотрят?

Да. Смотрят хорошо и узнают нас на улицах.

Да ладно?

Я могу это подтвердить, потому что мы летали летом и нас узнавали. И это потрясающее чувство, когда в твоей стране тебя смотрят, видят и знают тебя как ведущую RTVI.

[По-грузински] Дорогие телезрители, добрый вечер! Это RTVI. Я Тика Канделаки, это Тихон Дзядко, а это Екатерина Котрикадзе. Мы очень рады!

[По-грузински] Я не знаю грузинский, поэтому [дальше по-русски] буду говорить на русском.

Да-да. Вы постоянно на нас с Катей так смотрели. Я так понимаю, что вы начинаете приблизительно понимать, о чем речь идет.

Отчасти.

Да, это попытки. Надо больше стараться, Тихон.

Вы много пишете о том, что происходит в Грузии. Видно, что вам не безразлична эта страна, процессы, которые там происходят. Сегодня вот был пост в телеграмме по поводу возможного восстановления авиасообщения, о котором Лавров сказал. Но вопрос не об этом.

Вы говорите, что рядовые грузины, в большом количестве, хотели бы восстановления дружеских отношений с Россией, хотели бы мирных, нормальных взаимоотношений. Что же делать тогда с оккупированными территориями, Тина?

Это самый распространенный вопрос, который задают в первую очередь. До тех пор, пока с этого вопроса будет начинаться разговор о реинтеграции, мы никогда не придем к тому, чтобы договориться.

Этот вопрос задают люди, которые там живут.

Могу сказать, что часть моих товарищей, не будем сейчас подставлять их, называть имена и фамилии, потому что в Грузии это все очень зыбко. Они понимают, что разговор надо начинать с другого и постепенно, шаг за шагом восстанавливать отношения.

Но к этому все равно придут.

Не будем забывать, что абхазы и осетины тоже имеют право голоса.

Это правда.

Здесь мы все время идем с угла, что надо договориться с Россией. А надо, вообще-то, сейчас с абхазами и осетинами договориться. Они при Саакашвили дошли до такой точки кипения, что с радостью схватили российские паспорта и стали частью России. И абхазские, и осетинские элиты тоже, вообще-то, существуют. И я думаю, что мы про них всех знаем…

Но раздача паспортов началась и до Саакашвили, будем честны.

Тихон, а это же очень показательная история, когда люди берут паспорта. Могу сказать, что я это поняла при появлении пресс-секретаря у Михаила Николаевича Саакашвили. Если помните, была девушка по фамилии Алана Гаглоева. И эта история была притчей во языцех. Как-то это было Саакашвили смешно, он из этого делал такую многосмысловую шараду. А на самом деле, это была та самая точка кипения.

Это же родовая травма еще со времен Советского Союза, не будем про это тоже забывать. Я училась в классе, где у всех осетин были переделаны фамилии. У меня были одноклассники, например, Кузашвили — это Кузаев. И так далее.

Но армяне тоже переделывали, к сожалению.

И армяне, конечно. Только у армян немного другая история: они берут свои семьи и благополучно переезжают или в Америку, или в Армению. А еще лучше — и туда, и туда. Курсируют взад-вперед. А осетинам и абхазам, в принципе, уезжать некуда.

А беженцам-грузинам, которым пришлось из своих абхазских и осетинских домов уехать. Что же с ними делать?

Конечно. А что же делать семьям, где муж — абхаз, а жена — грузинка?

Да, но просто, это как-то надо решать или нет? Смотрите, когда ты приезжаешь в Тбилиси, то так или иначе, на каждом шагу тебя встречают беженцы, их дети, которые никогда не видели свой дом в Сухуми, например.

У меня генеральный директор ресторана «Тинатин» прошла все ступени ада: точно так же они бежали из Сухуми. Поговори с ней, она тебе расскажет, что это такое: бежать, потерять свой дом и понять, что ты никогда в этот дом не вернешься.

Я много раз говорила с такими людьми.

Очень простой ответ: нужны переговорщики с той и с другой стороны, цель которых не спекулировать на заведомо громкой, горячей политической теме, а решить вопрос. Первостепенный вопрос: восстановление отношений. Только возобновив отношения, шаг за шагом мы можем вернуться, возможно через какое-то время, к разговору об этих территориях. Но сколько бы мы сейчас не сотрясали воздух и не говорили, что «в начале — Абхазия и Осетия, а потом — все остальное», это просто вредить переговорному процессу.

Для вас Абхазия и Осетия — это часть Грузии?

И этот вопрос мне задают с регулярностью раз в неделю. Для любого грузина самое главное — это счастье Грузии, ее целостность, успешность, возможности, которые в Грузии открылись. Я была на очень интересном упражнении, назовем это так, «Армения 2040».

И очень умный состав людей, которые занимаются стратегией «Армения 2040», размышляет о том, какова роль Армении будет в будущем, в 2040 году. То есть это метрополия, это хаб, такая кавказская Швейцария. И самое главное, что эти люди обсуждают это как народ, испытавший геноцид. Меня это поразило. Они говорят: «Нам важно, чтобы, если что-то в мире случится, армяне со всего мира, привыкшие к определенной инфраструктуре, образованию, медицине, собираются, едут в Армению и понимают, что их качество жизни не меняется».

Вот для меня первостепенно качество жизни в сегодняшней Грузии и, безусловно, когда вы задаете вопрос, хотелось бы, чтобы Грузия в том числе была настолько могущественной, настолько сильной, настолько цветущей страной, чтобы Абхазия и Осетия с радостью… Чтобы абхазы и осетины выступили с инициативой вернуться в Грузию.

Ну хотелось бы. Но на сегодня, к слову о черте бедности, например, в Грузии впервые появились люди, которые находятся за чертой бедности, которые не имеют образования. В Грузии нищих никогда не было.

В продолжение вопроса о ситуации в Грузии. Вот вы, в частности, упоминали, что при Саакашвили происходило то и то. Вы много говорите о Саакашвили, ваше отношение к нему не является секретом…

А вы его лично знаете?

Да.

А вы с ним как журналист пересекались?

Как журналист много раз. Я делала несколько раз с ним интервью…

Без продолжения, я так понимаю.

Какое может быть продолжение?

Ну, Саакашвили по-разному вел себя с разными людьми, и с женщинами в частности. То есть он держал себя в руках?

Нет-нет, никогда не было. В моем случае продолжения не было.

Но тут не о нем вопрос. В течение последних семи лет власти в Грузии другие. Почему не происходит какого-то движения, переосмысления в направлении России, оккупированных территорий и в направлении построения новой политики: как внешней, так и внутренней?

Ну вы же следите сейчас за Саломе Зурабишвили, которая находится на Генассамблее ООН. А вернется, я так понимаю, ее ждут определенные проблемы, там даже говорят, что хотят процедуру импичмента запустить. Она выпустила огромное количество людей, которых посадили при Саакашвили, в том числе тех, кто сидел за убийства. То есть очевидная проблема того, что Грузия в ближайшее время переходит в статус парламентской республики, и этот нулевой барьер дает возможность сформировать новые политические силы.

Но после Саакашвили настолько было выжжено поле, что не сформировалась та сила, которая смогла бы процесс сформулировать, систематизировать и приоритизировать. Просто не успела сформироваться сила, и уж точно не в лице Саломе Зурабишвили.

Ну это же чисто символическая фигура. Саломе Зурабишвили, мне кажется, мало важна.

Да. Награды раздавать, можно на Генассамблею ООН ездить. Но дело не в этом. Просто кто-то должен приоритизировать, что для Грузии важнее всего. Вообще, управление государством ничем не отличается от классического менеджмента.

Ты должен понять, что ты приоритизируешь. Вот при Саломе Зурабишвили не случилось приоритизации процесса восстановления отношений с Россией. При Мамуке Бахтадзе это не случилось. Ну, будем надеяться, что при Гахарии это случится. И мы с вами принимаем…

Вы искренне считаете, что эти люди принимают какие-то ключевые решения?

Я считаю, что премьер-министр Грузии через полтора года может начать принимать любые решения. Это как вечный разговор про Зеленского: он абсолютно управляемый киногерой сериала «Слуга народа» или это самостоятельная политическая фигура?

И я по этому поводу тоже высказывалась: как только вы становитесь президентом, только лично от вас зависит, вы игрушка в чьих-то руках или самостоятельная личность? Много исторических сюжетов нам показывали, что это может развиваться и в ту, и в другую сторону.

А вот скажите, Тина. Вы много пишете о Грузии, демонстрируете свою вовлеченность, информированность о том, что там происходит, но, насколько я могу судить, вы туда не ездите. Почему?

Да, я туда не ездила при Саакашвили, потому что… Ну, был дичайший инцидент, когда у меня украли паспорт на границе, и потом он долго шутил и радовался, что паспорт мне не вернули, паспорт мне вернут. У меня, слава богу, есть живые свидетели всех этих приключений. А потом, соответственно, когда я стала активно высказываться в его адрес, я была невъездная в Грузию.

После него ситуация, конечно, изменилась, но, как вы знаете, Тихон, с авиасообщением проблемы. Я хотела лето провести в Грузии, и как раз, к сожалению, из-за произошедших событий пришлось отпуск отменить. Но очень сильно надеюсь, что до конца года всей семьей поеду. Дети очень хотят в Грузию.

То есть все эти семь лет после Саакашвили вы так и не были.

Да-да, знаете, не получалось, потому что в Грузию я же не приеду на три дня. Надо приехать и остаться нормально недели на две. Честно хотели провести этот летний отпуск исключительно там, но не получилось. Но я думаю, что в следующем году обязательно летний отпуск проведу в Грузии.

Представим, что завтра Тина Канделаки берет интервью у Путина, Зеленского и Трампа. И это я сейчас не Познер: «Что вы скажете Путину?»

Богу.

Я знаю, я шучу. Но первый вопрос для каждого из них? Вот три человека, три интересных политика: Путин, Зеленский, Трамп. Есть ли у вас какие-то конкретные вопросы, которые вы бы сразу, сходу задали этим трем лицам?

Мне интереснее всего, так как перед нами три человека с разными, очень интересными судьбами…

Я достаточно неплохо знаю биографию Трампа. Это человек, который даже при том, что родился с золотой ложкой во рту, очень сильно сопротивлялся обстоятельствам и во многом даже сформировал масскультуру. Это был первый человек, чьи свадьбы, взаимоотношения с женщинами, легли в основы таблоидов и вообще по-другому стали позиционировать бизнесменов.

Причем он ничего никогда не гнушался. Если, например, сегодня человек, снимающийся в рекламе или фильме… Уже даже в России мы понимаем, что, в принципе, завтра он может стать президентом. Но еще пять лет назад даже в страшном сне это невозможно было представить. Трамп — это человек, который нарушил вообще все правила.

У Трампа бы я, конечно, спросила: есть что-то в этой жизни, что он не нарушил? Потому что он так много и  часто нарушал все стереотипы и правила, которые можно себе представить, что мне просто интересно, осталось ли что-то в этой жизни, какой-то стереотип, который он не нарушил.

Зеленский. Мне только одна вещь интересна. Все дети следили за инаугурацией, и они меня убеждают, что он подпрыгнул так же, как и в «Слуге народа» во время инаугурации и хлопнул ногами. Всем детям так кажется. Насколько это правда? Насколько он правда подает эти дативные сигналы своим молодым поклонникам, которые взахлеб смотрели сериал. И, конечно, очень многие вещи, которые они увидели в сериале, сегодня… Им кажется, что они видят их в реальной политике.

И уж если такие параллели постоянно проводятся, конкретно хочется спросить, насколько фильм был предвыборной кампанией. Потому что впервые в истории политтехнология, когда не отдельная рекламная кампания была задействована, а именно сериал, который долго готовился.

Владимир Путин. Интервью. Первый вопрос.

Что нужно сделать Грузии, чтобы наши отношения восстановились? Меня в разговоре с Владимиром Владимировичем интересует только этот вопрос. Если у меня будет когда-нибудь возможность увидеть Владимира Владимировича, у меня никогда не было возможности с ним говорить, то конечно, я скажу и спрошу: «Что можно сделать, чтобы наши отношения восстановились?»