«Путин искренне желает России добра». Надеждин — о выборах, оппозиции и мире

Политик Борис Надеждин не будет призывать к несанкционированным митингам, если ему откажут в регистрации кандидатом в президенты России. Об этом он заявил в программе RTVI «Вы держитесь!» с Марианной Минскер. Надеждин также рассказал, как познакомился с Владимиром Путиным, чем отличается от «либеральных кандидатов» и как предлагает завершить боевые действия на Украине.

Об отношениях с Кремлем

Я могу только сказать то, что говорю уже два месяца с тех пор, как я выдвинулся: никаких контактов с администрацией президента — ни прямых, ни косвенных — ни у меня, ни у ключевых людей моей команды, конечно, не было. И мы не предполагаем какие-то договоренности и так далее, на сегодняшний день такого нет.

Мы честно делаем свою работу: выдвигаемся, собираем подписи, агитируем, встречаемся с людьми. Я, честно говоря, не думаю, что мы и можем, и должны как-то согласовывать это с администрацией президента. <…>

О том, чем отличается от Прохорова и Собчак

Во-первых, я далеко вышел за рамки того, что называется «либеральный кандидат», должен вам сказать. У меня аудитория гораздо шире уже, намного шире.

Когда меня спрашивают, кто я, я отвечаю: я русский патриот. Вот самый настоящий русский патриот в том смысле, что я хочу, чтобы Россия была мирной и свободной.

<…>

Я написал текст под названием «Манифест Надеждина» еще в октябре, и в этом тексте первые слова были такие: «Я иду на выборы как принципиальный противник политики президента Путина».

Ничего подобного ни Михаил Прохоров, ни Ксения Анатольевна не говорили.

Следующая строчка этого текста выглядит так: «Путин тащит страну в прошлое, а я хочу, чтобы у России было будущее современной страны». А еще более следующая строчка звучит так: «Путин совершил фатальную ошибку, начав специальную военную операцию».

Вот ничего этого в 2018 году и тем более в 2012-м не было. Те выборы не были судьбоносными для страны, а эти — да. Потому что я чувствую, что огромное количество людей в стране, десятки миллионов людей, уже понимают, куда Путин ведет страну, и этот курс им не нравится. Вот в чем разница.

О своих отличиях от Навального

Меня отличает от Алексея Навального, который сейчас находится в заключении, которого я, естественно, освобожу, когда стану президентом — не только его, всех политзаключенных — отличает два важных обстоятельства.

Первое. Я человек того же поколения, <…> что и Путин, что и [первый замглавы администрации президента Сергей] Кириенко, и другие кремлевские руководители, которые лично меня хорошо знают с 1990-х годов. С Путиным я познакомился в 1997 году, когда он еще далеко не был президентом. Мы с ним периодически общались, когда он был директором ФСБ, а я — помощником премьер-министра по фамилии Кириенко.

Для этих людей, которые сегодня руководят страной, я понятный человек, они со мной чай пили, знаете. А Навальный — нет, другое поколение.

Второе отличие: я никогда в жизни не критиковал Путина как личность. Этого никогда не было, и я считаю это неправильным. Уже 20 лет я критикую политику президента Путина, и, увы, все жестче и жестче. Но я никогда не критиковал его как личность, не называл его какими-то бранными словами, потому что считаю это абсолютно бессмысленным, в отличие от Ильи Яшина* или Алексея Навального.

О знакомстве с Путиным

Я сидел как помощник премьер-министра на совещании, а Путин был начальником контрольного управления администрации президента. Это, наверное, весна 1997 года. Мы сидели рядом, ну, познакомились, естественно.

О первом впечатлении от Путина

Ну, такой нормальный, крепкий российский чиновник. Я был чиновник, он был чиновник. Я же тоже был другой человек. Мы с тех пор сильно изменились, как вы понимаете, оба.

О шансах на регистрацию кандидатом

Я вообще не понимаю, как мне можно отказать в регистрации по подписям. Я не понимаю, как это сделать. <…>

У нас сейчас восемь кандидатов собирали подписи — восемь, вы не поверите. Два из них — это Путин и Надеждин. То, что Путин собрал подписи — понятно, там работала административная система <…> Надеждин собирал подписи — видел весь мир.

А вы знаете, что еще шесть человек собирали подписи и из них два уже сдали в Центризбирком, которые вообще никто не видел? Теперь внимание. Представим себе, что Центризбирком не регистрирует Надеждина, подписи которого видел весь мир, и почему-то регистрирует [этих] людей. Как вы думаете, что-то останется после этого от легитимности этих выборов?

Что будет делать, если его не зарегистрируют

Я не буду призывать ни к каким несанкционированным митингам от слова «совсем». Моя сила заключается как раз в том, что я всегда использую легальные, конституционные, законные способы. Вот есть конституционная легальная тема под названием «выдвинуться в президенты и собирать подписи». Все сотни тысяч людей, которые стояли в очередях, ставили подписи, не нарушили ни одного российского закона, и я его нарушать не собираюсь.

Но российское законодательство предполагает проведение законных митингов. Вот сейчас в 150 городах есть 200 тысяч человек, которые поставили за меня подписи.

Поэтому, я пока теоретически рассуждаю, один из вариантов — подать заявки на проведение митинга в 150 городах страны. Это законное действие абсолютно.

О том, могут ли появиться проблемы у подписавшихся за него людей

Абсолютно невозможно. Есть серьезные риски для меня лично, есть риски определенные для сотрудников моего избирательного штаба. Я это прекрасно понимаю, но я буду их защищать. А рисков для 100… 300 тыс. человек уже, видимо, — я их как реальных не вижу.

О шансах на победу на выборах

Меня спрашивают: «Какие ваши шансы стать президентом?» Я говорю: «Мои шансы стать президентом гораздо выше, чем шансы Путина стать президентом в 1997 году».

Я, конечно, стараюсь, за меня голосуют все больше и больше людей, но я не уверен, что я выиграю выборы 17 марта. Но я буду стараться, я честно хочу выиграть, честно. Я реально готовлюсь к тому, я просчитываю, что будет, если я возглавлю страну.

Давайте так: пока по опросам все-таки до второго тура я не дотягиваю сильно. У Путина, по нашим опросам, 65% есть. Но это пока. Месяц назад у меня был рейтинг, ВЦИОМ мерил, 1%, понимаете. Вот за это время он вырос, я так скажу, в несколько раз.

Об угрозе ареста или эмиграции

Все мы под Богом ходим. В России живешь — от сумы и от тюрьмы не зарекайся, как известно.

Я отношусь к этому философски. Я это обсуждал со своей семьей, которая тоже, естественно, напрягается. <…> Я серьезно об этом думаю и принимаю некоторые меры, чтобы при всех вариантах они могли дальше нормально жить. <…> У меня есть такая поговорка: давайте решать проблемы по мере их «наболетости».

О публичной поддержке со стороны оппозиции

Ну смотрите, я же не могу запретить гражданам России за меня агитировать. Мои сотрудники очень сильно напряглись, когда вдруг сначала высказался, по-моему, Максим Кац*, потом Ходорковский*… Юля Навальная за меня подписалась… Мои сотрудники напряглись, они сказали: «Какой ужас! Теперь нам точно конец!» Натурально, прямо такая была [реакция]: «А-а-а, как жить будем? Всё пропало!». У меня немножко другие оценки.

Понимаете, какая история: из всех этих людей я лично знал и знаю только Михаила Борисовича Ходорковского*, естественно, потому что мы в 1990-е годы общались <…> Остальных этих людей я просто вообще не знаю. Они другое поколение, они мне в дети годятся все.

<…>

Это палка о двух концах, да. Я согласен с тем, что если смотреть на мир глазами кремлевских администраторов, то это просто компромат.

О своей позиции

Я никогда не пытаюсь в разных аудиториях из себя представлять какого-то удобного этой аудитории человека. Меня терпеть не могут люди, лояльные власти, потому что я критикую Путина, специальную военную операцию. Но я ее критикую в таких словах, которые многим уехавшим не нравятся.

У некоторых из них два любимых вопроса: отдам ли я Путина в Гаагу и отдам ли я Крым. На оба вопроса у меня ответ отрицательный, это им не нравится. Ну что я могу сделать?

О том, как планирует прекратить боевые действия на Украине

Сразу не получится, это тяжелая история.

Я в первый же день предложу руководству Украины и стоящим за Украиной западным странам — понятно, что Украина сопротивляется, потому что ей помогают Америка, НАТО и так далее… Я предложу, во-первых, сразу прекратить огонь, просто перестать стрелять <…> и перейти к мирным переговорам <…> без предварительных условий, просто начать обсуждать конструкцию.

По большому счету, там будет два главных вопроса. Первый вопрос, где будет проходить граница Украины и России, которая будет принята мировым сообществом. Как вы понимаете, пока невозможно позиции согласовать. Вот надо будет это делать.

<…>

И второй важный очень момент: очень важно мнение самих людей, которые находятся на этих территориях. Это важно. И не только тех, кто там сейчас находится, а тех, кто там был, потому что много миллионов людей покинули и Донецк, и Луганск, и Херсон.

<…>

Франция и Германия между собой веками воевали, гораздо чаще, чем кто-то из них заходил в Россию. Есть территории, которые много раз переходили из рук в руки. Например, Страсбург, замечательный город, где я был много раз в Парламентской Ассамблее Совета Европы. Город, где говорят по-немецки, и главное вино там — гевюрцтраминер, а вовсе не шато, бордо и т. д. Но это Франция.

И кто-то сейчас в Германии напрягается? Нет. Нет границы, любой немец может поехать в Страсбург, а любой француз может поехать в Берлин. И когда-то, я уверен, так же будет и с Крымом.

Об исходе боевых действий

Россия эту [специальную военную операцию] точно не проиграет, абсолютно точно, это невозможно.

Поэтому не будет никакой капитуляции, никаких репараций — ничего этого не будет. Абсолютно уверен в этом.

Россия и русские очень хорошо воюют, и вся проблема именно в том заключается, что с той стороны такие же русские… Ну, они называют себя украинцами, но по природе своей такие же люди. Это вот мы такая нация — и мы, и вот украинцы, которые готовы биться до конца.

О величии страны

Я, кстати, абсолютно убежден, что Путин искренне желает России добра. Путин действительно хочет, чтобы Россия была великой, действительно хочет. Только знаете, в чем проблема? Путин видит величие страны образца XIX века.

В картине мира Путина великая страна — которая типа плевать хотела на всех остальных, делаем что «хочим»: захотели Крым — взяли Крым. И великая страна — которую, грубо говоря, все боятся, потому что у нее атомная бомба, хорошая армия и т. д.

Я тоже хочу, чтобы Россия была великой. Только в моем понимании величие страны — это когда в ней люди хотят жить, когда в ней хорошо жить и сюда все хотят приехать. Потому что здесь круто, все счастливые ходят, все цветет-пахнет, дома не замерзают, больницы хорошие, школы хорошие, никто не выкидывает из поезда

Вот это великая страна. А какой у нее размер, как ее боятся там — это уж такой вопрос, знаете, из XIX века.

---

* внесен(а) Минюстом в реестр иноагентов