«Мы все там будем». Почему каждый может стать иноагентом или оказаться под санкциями

Почти каждую пятницу Минюст России вносит в список иноагентов новые фамилии. С присвоением такого статуса нового фигуранта обычно начинают поздравлять те, кто уже находится в нем, и просто сочувствующие люди. То же самое происходит и с теми, кто попадает в санкционные списки стран Запада. Они удостаиваются такого же внимания со стороны патриотической общественности и, по крайней мере на публике, гордятся своим статусом. О том, как иноагенты и люди, находящиеся под западными санкциями, внезапно оказались в одной лодке, в своей колонке для RTVI рассказывает журналистка Екатерина Винокурова.

Первые и третьи лица

Недавно США расширили персональные санкции в отношении россиян. В списки включили детского омбудсмена Московской области Ксению Мишонову, омбудсмена ДНР Дарью Морозову, уполномоченную по правам человека в России Татьяну Москалькову и других, о чем сообщили в американском Минфине.

Под ограничения в числе прочих попали зампред правительства Виктория Абрамченко, помощник президента Игорь Левитин и глава Минпросвещения Сергей Кравцов. Также в списки внесли ректора Санкт-Петербургского горного университета Владимира Литвиненко и помощника президента — начальника Контрольного управления главы государства Дмитрия Шалькова.

Нечто похожее происходит по пятницам в соцсетях, когда публикую списки очередных иностранных агентов. Фигуранты этих отечественных списков признаются: когда иноагентами объявляли первых людей, всем было страшно. НКО искали отечественное финансирование, люди отказывались от грантов и гонораров. Попавшие в списки иноагентов судорожно пытались понять, что делать: судиться, уезжать, менять жизнь? Как зарабатывать, кем работать?

Когда число таких людей перевалило за первую сотню, настроения явно изменились. В соцсетях новоиспеченным иноагентам стали писать поздравления и приветственные адресы от тех, кто получил этот статус раньше, а остальные привыкли к нехорошему ожиданию своей фамилии в списках, смирившись с мыслью, что «все мы там будем».

То, что должно было пугать, как пугают любые точечные репрессии, став массовым, — причем излишне массовым, — начало терять собственную ужасную суть. Более того, чем больше ужесточался закон об иноагентах, тем становилось понятнее, что его уже нельзя избежать, просто оставаясь критиком власти, но шарахаясь от людей, которым присвоен этот статус. Достаточно ссылки в соцсетях на иноагента, комментария СМИ-иноагенту, включенной монетизации на Youtube, размещенной рекламы иностранной компании в блоге, а то и вовсе неведомого «иностранного влияния».

Недавно Министерство юстиции и депутаты Госдумы анонсировали также появление неких «третьих лиц», которые, не будучи сами иноагентами, как-то помогают иноагентам обходить ограничения, например, на преподавательскую деятельность.

Приличные люди

Проверяя догадку, я звоню еще одному своему знакомому-фигуранту из санкционного списка (не из числа депутатов Госдумы, публичных политиков, сотрудников оборонной промышленности, правительства и так далее). Механическим голосом он отчитывается, что рад оказаться в одном списке со своими знакомыми, с «приличными людьми», и лишь под конец разговора проговаривается:

А ведь действительно, что сделала, например, детский омбудсмен Подмосковья Ксения Мишонова, которой вменяют, судя по всему, участие в насильственном перемещении украинских детей в Россию? Она, как и детские омбудсмены других регионов, работает в ее случае в Подмосковье и никого никуда не вывозит. Ее задача, как и других региональных омбудсменов — оказывать помощь тем детям, которых уже привезли в их регион. Никаких принципиальных решений они принимать не могут и, грубо говоря, диапазон их полномочий находится в вилке «игнорировать или помочь улучшить условия, вылечить, не оставить на улице».

Не менее странно, чем, например, попадание в списки иноагентов экологических организаций, выглядят и западные санкции против различных российских вузов, обучающих студентов специальностям в нефтегазовой или геологоразведочной сферах.

Игры без правил

Санкционные списки не регулируются каким-то централизованным законодательством. Более того, списки Евросоюза, США, Канады могут довольно сильно отличаться друг от друга. Как и в случае с иноагентством, санкции накладываются во внесудебном порядке без права человека объясниться и иногда даже четко понять, за что именно его наказали.

Своими проектами санкционных списков гордятся представители эмигрантской оппозиции за рубежом, а в это же время анонимные и не очень телеграм-каналы пишут публичные доносы, требуя признать иноагентами всех, кто им не нравится.

На отсутствие правил жаловались друг другу в известном телефонном разговоре и люди с голосами, похожими на продюсера Иосифа Пригожина и бывшего сенатора Фархада Ахмедова. Последний кстати, тоже попал под санкции, хотя и не имеет к российской политике никакого отношения уже много лет.

Люди с этими голосами излагали друг другу очень четкую антивоенную позицию, критиковали российские власти вплоть до высшего руководства страны. Однако, как только речь зашла о Западе и санкциях, мгновенно согласились друг с другом: нет, там нет друзей, так как все обязательства нарушаются, а то, что казалось цитаделью стабильности, стало слишком непредсказуемым. Характерно также, что российская оппозиция за рубежом или вовсе упоминалась, или исключительно в контексте «предатели». То есть, единственные, кто у них остался — они сами и их друзья, такие же дорогие (или недорогие) россияне.

От нашего списка вашему

Санкции западных стран, как и отечественный статус «иноагент», изначально задумывались как инструмент давления на различные элиты, но в обоих случаях объектом давления являются именно россияне. Целью западных санкций было посеять некий раскол в этих элитах с целью давления на существующий политический режим в России. Целью отечественных санкций было выдавливание самых радикальных критиков из общественного поля.

И то, и другое обернулось провалом, так как сами авторы идей слишком увлеклись. Сделав точечное массовым, они начали на ходу менять собственные правила, пока их не перестали понимать уже все, включая их самих. А ведь это позволило использовать такие механизмы для сведения личных счетов, развития системы доносительства и тому подобного. Более того, те же иноагенты принимают участие в составлении санкционных списков, а участники санкционных списков стараются, как могут, множить число иноагентов.

Эффективность же таких инструментов начинает стремиться к нулю, если не считать таковой личные неприятности фигурантов. Возможно, самым интересным политическим мероприятием года стала бы встреча иноагентов с теми, кто попал под санкции в какой-либо нейтральной стране для обмена взаимными обвинениями и секретами выживания. Впрочем, даже если бы она произошла, возможно, ее участники в итоге вышли бы с двойным статусом: «иноагент — находится в санкционном списке».

Один из фигурантов санкционных списков в ответ на мой вопрос о том, можно ли в его случае оспорить этот статус в суде, говоит мне:

И тут же вспоминает:

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

* включен в единый реестр иноагентов Минюста России