Спасти дважды добровольного раба
Почему у трудовых невольников в России скоро не будет «Альтернативы»


В России в рабстве находятся почти миллион человек. И многим из них неоткуда ждать помощи. Единственная организация, которая занимается спасением рабов в России, — это «Альтернатива». По заданию RTVI корреспондент Юрий Белят отправился в Дагестан, где принял участие в спецоперации по спасению, а также выяснил, как люди оказываются в рабстве (и почему это происходит порой добровольно), кто их спасает и из-за чего «Альтернатива» может скоро закрыться.
Два часа дня, солнца нет. Едем в «Приоре». Мы в Дагестане. Махачкала осталась в ста километрах к северу. Вокруг туман, из него вырастают горы, дома, заброшенные стройки. Въезжаем в большое село. Наш водитель Руслан снова и снова звонит по телефону, но человек на том конце провода не берет трубку. Мы ищем его уже несколько часов.

Два часа дня, солнца нет. Едем в «Приоре». Мы в Дагестане. Махачкала осталась в ста километрах к северу. Вокруг туман, из него вырастают горы, дома, заброшенные стройки. Въезжаем в большое село. Наш водитель Руслан снова и снова звонит по телефону, но человек на том конце провода не берет трубку. Мы ищем его уже несколько часов.

Наконец видим его. Сергей стоит на обочине, у недостроенной заправки. Несмотря на февральский ветер и холод, на нем только легкая куртка. За спиной большая сумка. В ней десять месяцев его жизни. Он сбежал из рабства на кирпичном заводе в Дагестане, в котором оказался по доброй воле.

Наконец видим его. Сергей стоит на обочине, у недостроенной заправки. Несмотря на февральский ветер и холод, на нем только легкая куртка. За спиной большая сумка. В ней десять месяцев его жизни. Он сбежал из рабства на кирпичном заводе в Дагестане, в котором оказался по доброй воле.
При слове «рабство» многие представляют людей в кандалах, в сырых ямах, голодных, грязных, убогих; людей, чья жизнь целиком зависит от каприза хозяина.
Современное рабство выглядит иначе. Чаще всего людей заманивают интересным предложением о работе, после чего отбирают паспорт и заставляют трудиться за еду. Правда, многое действительно зависит от каприза хозяина: за хорошую работу могут давать больше еды, если хозяин добрый, а за плохую избивать, если хозяин злой.


При слове «рабство» многие представляют людей в кандалах, в сырых ямах, голодных, грязных, убогих; людей, чья жизнь целиком зависит от каприза хозяина.
Современное рабство выглядит иначе. Чаще всего людей заманивают интересным предложением о работе, после чего отбирают паспорт и заставляют трудиться за еду. Правда, многое действительно зависит от каприза хозяина: за хорошую работу могут давать больше еды, если хозяин добрый, а за плохую избивать, если хозяин злой.
По данным Global Slavery Index, в России в рабстве сегодня находятся почти 800 тысяч человек. В этом рейтинге Россия на 64-м месте из 167: между Молдовой и Египтом. Рекордсменами по принудительному труду выступают республики Северного Кавказа — например, Дагестан, где особенно распространено трудовое рабство на заводах: здесь невольники делают кирпичи.




По данным Global Slavery Index, в России в рабстве сегодня находятся почти 800 тысяч человек. В этом рейтинге Россия на 64-м месте из 167: между Молдовой и Египтом. Рекордсменами по принудительному труду выступают республики Северного Кавказа — например, Дагестан, где особенно распространено трудовое рабство на заводах: здесь невольники делают кирпичи.



В России людям, которых заставляют бесплатно работать, неоткуда ждать помощи. Это видно и по отчету Global Slavery Index, где показатель «реакция властей» получил очень низкую оценку. Единственная российская организация, которая занимается проблемами подневольного труда, — это «Альтернатива». Она появилась в 2011 году и с тех пор спасла из рабства около 1300 человек. Кроме того, организация помогла вернуться домой еще почти двум тысячам человек, которые оказались в «сложной жизненной ситуации» — так в «Альтернативе» называют людей, которые фактически не были в рабстве, но их свобода каким-то образом была ограничена.

В России людям, которых заставляют бесплатно работать, неоткуда ждать помощи. Это видно и по отчету Global Slavery Index, где показатель «реакция властей» получил очень низкую оценку. Единственная российская организация, которая занимается проблемами подневольного труда, — это «Альтернатива». Она появилась в 2011 году и с тех пор спасла из рабства около 1300 человек. Кроме того, организация помогла вернуться домой еще почти двум тысячам человек, которые оказались в «сложной жизненной ситуации» — так в «Альтернативе» называют людей, которые фактически не были в рабстве, но их свобода каким-то образом была ограничена.
За восемь лет работы у «Альтернативы» открылось несколько региональных отделений, число сотрудников достигло 30 человек, а волонтеров — почти 600. Организация смогла методом проб и ошибок выработать алгоритм, благодаря которому с момента получения информации о попавшем в беду человеке до его спасения проходит в среднем трое суток. Так случилось и с Сергеем.
За восемь лет работы у «Альтернативы» открылось несколько региональных отделений, число сотрудников достигло 30 человек, а волонтеров — почти 600. Организация смогла методом проб и ошибок выработать алгоритм, благодаря которому с момента получения информации о попавшем в беду человеке до его спасения проходит в среднем трое суток. Так случилось и с Сергеем.

Вечер. Беру трубку и слышу спокойный и уставший голос: «Юра, привет. Завтра за вами заедет Руслан. Поступил звонок, будем спасать мужика». Это Закир — глава северо-кавказского отделения «Альтернативы».

Закир — боевой офицер в отставке, во время войны с Грузией в 2008 году он командовал минометным взводом. Говорит, это сильно на него повлияло. Когда-то мечтал стать военкором, но после армии решил, что больше не будет иметь к войне никакого отношения.
Получилось по-другому. Сейчас Закир как бы на другой войне. Риски, с которыми он сталкивается, слишком велики для мирной жизни. Хозяева заводов, где содержатся трудовые рабы, прекрасно знают, кто портит их бизнес.

«Ходили к нам домой. Мы были вынуждены часто переезжать. Но нас опять находили. Пока я был на работе, они передавали моей супруге через продавцов в соседнем магазине: „Если он дальше будет заниматься этим, мы взорвем его, всю семью и дом“. Были угрозы в СМС: „Тебе осталось недолго“. Ну я сижу перед вами — значит, пока что…».

Получилось по-другому. Сейчас Закир как бы на другой войне. Риски, с которыми он сталкивается, слишком велики для мирной жизни. Хозяева заводов, где содержатся трудовые рабы, прекрасно знают, кто портит их бизнес.

«Ходили к нам домой. Мы были вынуждены часто переезжать. Но нас опять находили. Пока я был на работе, они передавали моей супруге через продавцов в соседнем магазине: „Если он дальше будет заниматься этим, мы взорвем его, всю семью и дом“. Были угрозы в СМС: „Тебе осталось недолго“. Ну я сижу перед вами — значит, пока что…».
Несколько раз хозяева заводов преследовали активистов «Альтернативы», когда те забирали очередного раба. В таких случаях спасители следуют прямо в отделение полиции, рассчитывая, что туда преследователи не поедут.

«Последние два года мы работаем вместе с мвдшниками, потому что полиция тоже заинтересована, чтобы решить проблему. Они тоже против этих кирпичных заводов. Но это в общем я говорю про МВД. А на местах единственное слабое звено — это участковые, которые непосредственно контактируют с рабами. Полицейские не берут их на учет. Иногда такие случаи бывают: мы знаем, что человек находится там, но участковый нам говорит, что его там нет. Когда на место выезжаем, оказывается, он все-таки там».

Несколько раз хозяева заводов преследовали активистов «Альтернативы», когда те забирали очередного раба. В таких случаях спасители следуют прямо в отделение полиции, рассчитывая, что туда преследователи не поедут.

«Последние два года мы работаем вместе с мвдшниками, потому что полиция тоже заинтересована, чтобы решить проблему. Они тоже против этих кирпичных заводов. Но это в общем я говорю про МВД. А на местах единственное слабое звено — это участковые, которые непосредственно контактируют с рабами. Полицейские не берут их на учет. Иногда такие случаи бывают: мы знаем, что человек находится там, но участковый нам говорит, что его там нет. Когда на место выезжаем, оказывается, он все-таки там».
Закир рассказывает, что в Дагестане все знают, как обстоят дела с трудовыми невольниками в республике. Несмотря на это, местные жители не пытаются сами положить этому конец. Многие опасаются за свою жизнь, другим хозяева заводов приходятся дальними родственниками, третьи просто считают, что трудовые рабы сами виноваты в том, что оказались в неволе.

Закир рассказывает, что в Дагестане все знают, как обстоят дела с трудовыми невольниками в республике. Несмотря на это, местные жители не пытаются сами положить этому конец. Многие опасаются за свою жизнь, другим хозяева заводов приходятся дальними родственниками, третьи просто считают, что трудовые рабы сами виноваты в том, что оказались в неволе.

«Я расскажу одну историю. Как-то мы спасали одного мужика, его около трех месяцев держали в Южном Дагестане на кирпичном заводе, за Дербентом. До того, как оказаться в Дагестане, он жил в Москве, был успешным бизнесменом. А попался глупо: приехал на деловую встречу недалеко от Казанского вокзала, тут к нему в машину подсели девочки. Начали пить. В итоге он пришел в себя на заводе в Дагестане, без денег и документов.

Представляешь, успешный человек, свой бизнес на севере Москвы, просто приехал на встречу, а в итоге оказался здесь. Завод располагался неподалеку от федеральной трассы Баку-Махачкала — всего метров 100.

Сам он не мог выбраться оттуда, потому что на заводах есть люди, которые охраняют рабов и смотрят, чтобы те не сбежали. Хотя на „кирпичках“ нет ни заборов, ни колючей проволоки, сбежать оттуда самостоятельно очень тяжело. Бизнесмен оказался без документов в неизвестной местности, где непонятно что происходит. Он боялся рисковать, боялся побоев».
«Я расскажу одну историю. Как-то мы спасали одного мужика, его около трех месяцев держали в Южном Дагестане на кирпичном заводе, за Дербентом. До того, как оказаться в Дагестане, он жил в Москве, был успешным бизнесменом. А попался глупо: приехал на деловую встречу недалеко от Казанского вокзала, тут к нему в машину подсели девочки. Начали пить. В итоге он пришел в себя на заводе в Дагестане, без денег и документов.

Представляешь, успешный человек, свой бизнес на севере Москвы, просто приехал на встречу, а в итоге оказался здесь. Завод располагался неподалеку от федеральной трассы Баку-Махачкала — всего метров 100.

Сам он не мог выбраться оттуда, потому что на заводах есть люди, которые охраняют рабов и смотрят, чтобы те не сбежали. Хотя на „кирпичках“ нет ни заборов, ни колючей проволоки, сбежать оттуда самостоятельно очень тяжело. Бизнесмен оказался без документов в неизвестной местности, где непонятно что происходит. Он боялся рисковать, боялся побоев».

Запугивания и избиения — не единственный способ удержать рабов от побега. Закир рассказывает, что многих буквально спаивают на заводах: каждый вечер дают по 300 граммов дешевой водки. Учитывая распорядок дня, этого вполне хватает, чтобы человек напился.

Распорядок дня на всех «кирпичках» примерно одинаковый: подъем в пять утра, завтрак — хлеб, масло и чай, потом с 5:30 до 13:00 тяжелая работа. После — краткий перерыв на обед: рабочие успевают выпить суп. С половины второго и до восьми вечера они продолжают грузить кирпич, обжигать его в печках, подвозить глину. В восемь вечера ужин — обычно картошка, иногда немного мяса. После такого дня 300 граммов водки безотказно действуют почти на любой организм. Особенно, когда недосып и усталость накапливаются.



Запугивания и избиения — не единственный способ удержать рабов от побега. Закир рассказывает, что многих буквально спаивают на заводах: каждый вечер дают по 300 граммов дешевой водки. Учитывая распорядок дня, этого вполне хватает, чтобы человек напился.

Распорядок дня на всех «кирпичках» примерно одинаковый: подъем в пять утра, завтрак — хлеб, масло и чай, потом с 5:30 до 13:00 тяжелая работа. После — краткий перерыв на обед: рабочие успевают выпить суп. С половины второго и до восьми вечера они продолжают грузить кирпич, обжигать его в печках, подвозить глину. В восемь вечера ужин — обычно картошка, иногда немного мяса. После такого дня 300 граммов водки безотказно действуют почти на любой организм. Особенно, когда недосып и усталость накапливаются.

К тому же, сезон работы на кирпичном заводе приходится на самое жаркое время. В летнем Дагестане +40°C — не аномалия, а обыденность. Изможденные тяжелым трудом, жарой, недоеданием, недосыпом, палящим солнцем, одурманенные дешевой водкой, рабы уже не думают о побеге и все глубже проваливаются в долговую яму.

«Утром они все равно выйдут на работу. Чем больше у них косяков, тем больше хозяин будет вычитать из их зарплаты. Поэтому, как бы плохо они себя ни чувствовали, с 4-5 утра все равно выходят на работу».



К тому же, сезон работы на кирпичном заводе приходится на самое жаркое время. В летнем Дагестане +40°C — не аномалия, а обыденность. Изможденные тяжелым трудом, жарой, недоеданием, недосыпом, палящим солнцем, одурманенные дешевой водкой, рабы уже не думают о побеге и все глубже проваливаются в долговую яму.

«Утром они все равно выйдут на работу. Чем больше у них косяков, тем больше хозяин будет вычитать из их зарплаты. Поэтому, как бы плохо они себя ни чувствовали, с 4-5 утра все равно выходят на работу».

Утро. За нами заезжает Руслан, водитель «Альтернативы». На операцию едем втроем: я, оператор и, собственно, Руслан. Садимся в его серую «Приору», и Махачкала остается в зеркале заднего вида. Едем, набирая высоту. Наша цель — село Сергокала. На его окраине нас ждет Сергей. Нам надо забрать его и отправить домой, под Ярославль.

Утро. За нами заезжает Руслан, водитель «Альтернативы». На операцию едем втроем: я, оператор и, собственно, Руслан. Садимся в его серую «Приору», и Махачкала остается в зеркале заднего вида. Едем, набирая высоту. Наша цель — село Сергокала. На его окраине нас ждет Сергей. Нам надо забрать его и отправить домой, под Ярославль.


Руслан, чувствуя нашу тревогу, не умолкает ни на секунду — рассказывает байки про предыдущие операции, вспоминает любопытные случаи. В отличие от Закира, он не так добродушно относится к рабам. Некоторые из них доставили ему много проблем.

Например, вспоминает Руслан, иногда приходится спасать одного и того же человека по несколько раз. Некоторые из рабов так долго были в изоляции и не видели нормального отношения, что просто теряли социальные навыки и переставали доверять другим. Они сбегают от своих спасителей. Естественно, денег и документов у них нет. Поэтому через какое-то время «Альтернатива» опять вытаскивает их с завода или из высокогорной кошары — места, где содержат скот.



Руслан, чувствуя нашу тревогу, не умолкает ни на секунду — рассказывает байки про предыдущие операции, вспоминает любопытные случаи. В отличие от Закира, он не так добродушно относится к рабам. Некоторые из них доставили ему много проблем.

Например, вспоминает Руслан, иногда приходится спасать одного и того же человека по несколько раз. Некоторые из рабов так долго были в изоляции и не видели нормального отношения, что просто теряли социальные навыки и переставали доверять другим. Они сбегают от своих спасителей. Естественно, денег и документов у них нет. Поэтому через какое-то время «Альтернатива» опять вытаскивает их с завода или из высокогорной кошары — места, где содержат скот.

Иногда бывает, через год или два спасенные снова едут работать в Дагестан и опять оказываются в рабстве. Они уже знают, куда звонить. Руслан не понимает, как люди могут быть настолько доверчивы.

Два часа дня. Въезжаем в Сергокалу. Туман висит над селом, и на секунду в голове появляется мысль, что оно заброшено: на улице никого. Человек, которого мы должны спасти, не берет трубку. Наконец, отвечает. Он ждет нас на выезде из села. Ориентир — недостроенная заправка.



Иногда бывает, через год или два спасенные снова едут работать в Дагестан и опять оказываются в рабстве. Они уже знают, куда звонить. Руслан не понимает, как люди могут быть настолько доверчивы.

Два часа дня. Въезжаем в Сергокалу. Туман висит над селом, и на секунду в голове появляется мысль, что оно заброшено: на улице никого. Человек, которого мы должны спасти, не берет трубку. Наконец, отвечает. Он ждет нас на выезде из села. Ориентир — недостроенная заправка.
Кружим по Сергокале. Через какое-то время перед нами из тумана появляется заправка. Около нее — человек. Издалека кажется, что у него огромный горб. Подъезжаем ближе, и становится понятно, что у него за спиной потертая и грязная спортивная сумка. В ней десять месяцев жизни Сергея.

Останавливаемся в нескольких метрах от него. Мотор на всякий случай не глушим. Руслан звонит по нужному номеру, чтобы убедиться, что перед нами тот самый человек. Видим, как мужчина тянется в карман за телефоном. Мы нашли Сергея. Он садится в машину, и мы резко трогаемся с места.

Внимательно рассматриваю Сергея. Первое, что бросается в глаза загар. Его кожа по цвету похожа на кирпич, из-за которого он почти год был несвободен. И если загар проходит, то морщины, избороздившие лицо под палящим солнцем, останутся с ним навсегда.

Сергей знал, куда едет. Разнорабочий из маленькой деревни под Ярославлем, в конце марта 2018 года отправился на заработки к знакомым в Москву. Когда оказалось, что денег, как и работы, нет, он начал искать другие варианты подработок, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками. В итоге пришлось ночевать на «Трех вокзалах».

Кружим по Сергокале. Через какое-то время перед нами из тумана появляется заправка. Около нее — человек. Издалека кажется, что у него огромный горб. Подъезжаем ближе, и становится понятно, что у него за спиной потертая и грязная спортивная сумка. В ней десять месяцев жизни Сергея.

Останавливаемся в нескольких метрах от него. Мотор на всякий случай не глушим. Руслан звонит по нужному номеру, чтобы убедиться, что перед нами тот самый человек. Видим, как мужчина тянется в карман за телефоном. Мы нашли Сергея. Он садится в машину, и мы резко трогаемся с места.

Внимательно рассматриваю Сергея. Первое, что бросается в глаза загар. Его кожа по цвету похожа на кирпич, из-за которого он почти год был несвободен. И если загар проходит, то морщины, избороздившие лицо под палящим солнцем, останутся с ним навсегда.

Сергей знал, куда едет. Разнорабочий из маленькой деревни под Ярославлем, в конце марта 2018 года отправился на заработки к знакомым в Москву. Когда оказалось, что денег, как и работы, нет, он начал искать другие варианты подработок, чтобы не возвращаться домой с пустыми руками. В итоге пришлось ночевать на «Трех вокзалах».

Там к нему подошел человек и предложил работу на кирпичном заводе в Дагестане. Рассказал про условия, пообещал каждый месяц выплачивать по 15 тысяч рублей, а также полное содержание: жилье, еду, сигареты и, конечно же, дорогу до нового места работы. Сергей согласился.

Его привезли в поселок Турали в восьми километрах от религиозного центра Дагестана — Джума-мечети. Когда Сергей приехал на завод, оказалось, что он должен хозяину деньги за дорогу и еду. Так он начал проваливаться в долговую яму.

Но Сергею повезло — для хозяев он оказался ценным кадром. Мужчина не был обычным неквалифицированным чернорабочим, которому можно не платить, которого можно не кормить, которого можно бить. Сергей умел управлять бульдозером — кроме него на заводе был всего один такой человек.

Там к нему подошел человек и предложил работу на кирпичном заводе в Дагестане. Рассказал про условия, пообещал каждый месяц выплачивать по 15 тысяч рублей, а также полное содержание: жилье, еду, сигареты и, конечно же, дорогу до нового места работы. Сергей согласился.

Его привезли в поселок Турали в восьми километрах от религиозного центра Дагестана — Джума-мечети. Когда Сергей приехал на завод, оказалось, что он должен хозяину деньги за дорогу и еду. Так он начал проваливаться в долговую яму.

Но Сергею повезло — для хозяев он оказался ценным кадром. Мужчина не был обычным неквалифицированным чернорабочим, которому можно не платить, которого можно не кормить, которого можно бить. Сергей умел управлять бульдозером — кроме него на заводе был всего один такой человек.

Он проработал на бульдозере до декабря, пока не закончился сезон производства кирпича. Вместе со своим сменщиком он также складывал уже сделанные кирпичи в штабеля, грузил на палеты и складировал для продажи, подвозил глину к формовочному конвейеру. За это время Сергей ни разу не получил полной выплаты — от обещанных 15 тысяч рублей после вычета всех «долгов» у мужчины на руках оставалось около трети суммы. Эти пять тысяч Сергей и отправлял домой. А к моменту следующей выплаты долги чудесным образом снова появлялись, и вырваться из этого круга не получалось.
Он проработал на бульдозере до декабря, пока не закончился сезон производства кирпича. Вместе со своим сменщиком он также складывал уже сделанные кирпичи в штабеля, грузил на палеты и складировал для продажи, подвозил глину к формовочному конвейеру. За это время Сергей ни разу не получил полной выплаты — от обещанных 15 тысяч рублей после вычета всех «долгов» у мужчины на руках оставалось около трети суммы. Эти пять тысяч Сергей и отправлял домой. А к моменту следующей выплаты долги чудесным образом снова появлялись, и вырваться из этого круга не получалось.
«К дате выдачи денег у меня был отрицательный „баланс“. За сигареты вычиталось, за продукты из магазина вычиталось. Записывают все траты: за постельное белье, зубные щетки, сигареты. То, что не вычиталось, отправлял домой. Подходил к хозяину, и тот при мне переводил на карту».

Покупки в магазине делали не сами рабочие, а хозяин завода, и узнать, на сколько он обсчитывал людей, не было никакой возможности: рабочим запрещали выходить с территории завода, и они не могли ни узнать реальные цены, ни выбрать лавку подешевле.

«Нельзя было выходить за пределы завода. Это контролировалось в принципе. Просто пробовали ребята до магазина ходить, так их возвращали обратно в лучшем случае. В худшем еще и штрафовали за это».

Зимой у Сергея начались конфликты с «хозяином»: бульдозер, на котором он работал, сломался. Случился простой, за время которого долг трудового раба только рос: денег ему не начисляли, так как он не работал. В итоге Сергея отпустили на все четыре стороны, но не заплатили. За восемь месяцев работы по 15-16 часов в день мужчина получил всего 40 тысяч рублей.

Сергей дошел до Махачкалы, где разговорился с одним мужчиной. Оказалось, что у того есть небольшой бизнес в Сергокале: завод по изготовлению бетонных колец для колодцев. Слово за слово, и Сергей снова оказался «трудоустроен». Новый хозяин пообещал, что летом тот снова будет работать на бульдозере и получать хорошие деньги.

Зимой у Сергея начались конфликты с «хозяином»: бульдозер, на котором он работал, сломался. Случился простой, за время которого долг трудового раба только рос: денег ему не начисляли, так как он не работал. В итоге Сергея отпустили на все четыре стороны, но не заплатили. За восемь месяцев работы по 15-16 часов в день мужчина получил всего 40 тысяч рублей.

Сергей дошел до Махачкалы, где разговорился с одним мужчиной. Оказалось, что у того есть небольшой бизнес в Сергокале: завод по изготовлению бетонных колец для колодцев. Слово за слово, и Сергей снова оказался «трудоустроен». Новый хозяин пообещал, что летом тот снова будет работать на бульдозере и получать хорошие деньги.

Но на дворе была зима не сезон. Поэтому «временно» Сергей выполнял простую работу: чинил машины, убирал территорию, заготавливал дрова. Денег по-прежнему не видел. Говорит, второй «хозяин» относился к нему значительно лучше: выпускал с территории, покупал лекарства, помогал находить подработки в Сергокале.

«Отношение человеческое. По крайней мере в Сергокале. Особенно я не слышал здесь никогда, чтобы кто-то мне нагрубил. Здесь такого не было никогда. Здесь относились по-человечески. Питание хорошее было. Хозяин сам охотник, где-то съездит дичь какую-то подстрелит или еще что-то. Он всегда приедет, привезет мясо».

Но на дворе была зима не сезон. Поэтому «временно» Сергей выполнял простую работу: чинил машины, убирал территорию, заготавливал дрова. Денег по-прежнему не видел. Говорит, второй «хозяин» относился к нему значительно лучше: выпускал с территории, покупал лекарства, помогал находить подработки в Сергокале.

«Отношение человеческое. По крайней мере в Сергокале. Особенно я не слышал здесь никогда, чтобы кто-то мне нагрубил. Здесь такого не было никогда. Здесь относились по-человечески. Питание хорошее было. Хозяин сам охотник, где-то съездит дичь какую-то подстрелит или еще что-то. Он всегда приедет, привезет мясо».
В середине февраля из родной деревни Сергея пришли плохие новости: у его тети серьезное осложнение варикоза, из-за чего женщина не может ходить, а ухаживать за ней некому. Сергей решил поехать домой. Когда он потребовал у «хозяина» денег за работу, чтобы добраться до Ярославской области, тот сказал, что сейчас не может заплатить. Но пообещал, что летом, когда пойдут продажи, обязательно отправит мужчину домой.

Тогда Сергей решил выбираться сам, но не нашел свой паспорт. Денег на восстановление документов и покупку билетов заработать не получалось — новый хозяин, как и старый, не собирался платить своему работнику, но постоянно вычитал за еду, лекарства и сигареты. В итоге мужчина обратился за помощью в «Альтернативу».


В середине февраля из родной деревни Сергея пришли плохие новости: у его тети серьезное осложнение варикоза, из-за чего женщина не может ходить, а ухаживать за ней некому. Сергей решил поехать домой. Когда он потребовал у «хозяина» денег за работу, чтобы добраться до Ярославской области, тот сказал, что сейчас не может заплатить. Но пообещал, что летом, когда пойдут продажи, обязательно отправит мужчину домой.

Тогда Сергей решил выбираться сам, но не нашел свой паспорт. Денег на восстановление документов и покупку билетов заработать не получалось — новый хозяин, как и старый, не собирался платить своему работнику, но постоянно вычитал за еду, лекарства и сигареты. В итоге мужчина обратился за помощью в «Альтернативу».
За почти год, который Сергей провел «на заработках» в Дагестане, он должен был получить около ста тысяч рублей. На деле он заработал около пятидесяти — средний доход мужчины составлял пять тысяч рублей в месяц. К своей истории Сергей относится философски мол, сам виноват.

«Конечно, жалею. Наверное, дома, может, в Москве, или еще где-то на севере, я бы мог устроиться и зарабатывать больше. Но уж если я сюда попал, так в принципе жалеть не о чем. Я сам сюда поехал».

Вечер. Пока Сергей рассказывал свою историю, мы въехали в Махачкалу. Проскакиваем ее насквозь и останавливаемся у гостиницы на окраине города. Здесь Сергей проведет ночь. Оставляем его одного, уезжаем по делам. «Главное, чтобы не набухался», говорит Руслан.

За почти год, который Сергей провел «на заработках» в Дагестане, он должен был получить около ста тысяч рублей. На деле он заработал около пятидесяти — средний доход мужчины составлял пять тысяч рублей в месяц. К своей истории Сергей относится философски мол, сам виноват.

«Конечно, жалею. Наверное, дома, может, в Москве, или еще где-то на севере, я бы мог устроиться и зарабатывать больше. Но уж если я сюда попал, так в принципе жалеть не о чем. Я сам сюда поехал».

Вечер. Пока Сергей рассказывал свою историю, мы въехали в Махачкалу. Проскакиваем ее насквозь и останавливаемся у гостиницы на окраине города. Здесь Сергей проведет ночь. Оставляем его одного, уезжаем по делам. «Главное, чтобы не набухался», говорит Руслан.
«Альтернативе» пришлось сменить уже несколько гостиниц: не многие хозяева готовы, нарушая закон, принимать людей без паспортов. Еще меньшее количество согласно терпеть асоциальное поведение постояльцев: часто спасенные напиваются и крушат номера. «Несмотря на то, что денег у них чаще всего нет, алкоголь они умудряются доставать в любых ситуациях», — рассказывает Руслан. Один из освобожденных воровал из магазина водку, в номере другого активисты нашли несколько пустых двухлитровых бутылок из-под пива.


«Альтернативе» пришлось сменить уже несколько гостиниц: не многие хозяева готовы, нарушая закон, принимать людей без паспортов. Еще меньшее количество согласно терпеть асоциальное поведение постояльцев: часто спасенные напиваются и крушат номера. «Несмотря на то, что денег у них чаще всего нет, алкоголь они умудряются доставать в любых ситуациях», — рассказывает Руслан. Один из освобожденных воровал из магазина водку, в номере другого активисты нашли несколько пустых двухлитровых бутылок из-под пива.
Сергей благополучно добрался до дома. Последний раз мы виделись с ним в офисе «Альтернативы» в Москве. Туда его привезли с автобусного рынка «Садовод». После этого Сергея посадили на «бла-бла-кар» и отправили в Ярославль. Там — еще одна пересадка на автобус, и он наконец-то вернулся домой.



Сергей благополучно добрался до дома. Последний раз мы виделись с ним в офисе «Альтернативы» в Москве. Туда его привезли с автобусного рынка «Садовод». После этого Сергея посадили на «бла-бла-кар» и отправили в Ярославль. Там — еще одна пересадка на автобус, и он наконец-то вернулся домой.

Сергея нельзя назвать рабом в полном смысле этого слова: как минимум потому, что ему платили хоть какие-то деньги. Случай Сергея как раз подпадает под определение человека, оказавшегося в «сложной жизненной ситуации».

Сергея нельзя назвать рабом в полном смысле этого слова: как минимум потому, что ему платили хоть какие-то деньги. Случай Сергея как раз подпадает под определение человека, оказавшегося в «сложной жизненной ситуации».

Об этом нам рассказал глава «Альтернативы» Олег Мельников. Он не сразу вспомнил, о ком мы его спрашиваем. Признается, что голова забита другим — организация уже третий месяц балансирует на грани закрытия.

Создателю «Альтернативы» еще нет 30. Он бизнесмен, хозяин двух заводов: один производит химический лед, второй перерабатывает мусор. Практически все заработанные деньги он тратит на «Альтернативу». Складывается ощущение, что он взвалил себе на плечи груз, не до конца осознавая серьезности ситуации. Теперь Олег ждет, что кто-то если не снимет с него всю ношу, то хотя бы облегчит ее. Однако пожертвования не покрывают даже половины затрат.

Об этом нам рассказал глава «Альтернативы» Олег Мельников. Он не сразу вспомнил, о ком мы его спрашиваем. Признается, что голова забита другим — организация уже третий месяц балансирует на грани закрытия.

Создателю «Альтернативы» еще нет 30. Он бизнесмен, хозяин двух заводов: один производит химический лед, второй перерабатывает мусор. Практически все заработанные деньги он тратит на «Альтернативу». Складывается ощущение, что он взвалил себе на плечи груз, не до конца осознавая серьезности ситуации. Теперь Олег ждет, что кто-то если не снимет с него всю ношу, то хотя бы облегчит ее. Однако пожертвования не покрывают даже половины затрат.
«Изначально я полагал, что это ненадолго и скоро прекратится. Первые вложенные в это дело деньги были достаточно небольшие: 20 тысяч, потом 50 тысяч. Это все росло, росло, росло и превратилось в некий наркотик. Постоянно хотелось добиться чего-то нового».

Олег больше похож на пассионария, чем на управленца — он сам ездит в рискованные командировки, ставит над собой эксперименты: например, несколько дней жил на вокзале, пытаясь понять, как именно вербовщики забирают рабочих на заводы. Со временем экстрима в жизни Олега стало слишком много: после того как «Альтернатива» освободила нескольких невольниц из московских борделей, на него напали с ножом прямо возле дома.
«Изначально я полагал, что это ненадолго и скоро прекратится. Первые вложенные в это дело деньги были достаточно небольшие: 20 тысяч, потом 50 тысяч. Это все росло, росло, росло и превратилось в некий наркотик. Постоянно хотелось добиться чего-то нового».

Олег больше похож на пассионария, чем на управленца — он сам ездит в рискованные командировки, ставит над собой эксперименты: например, несколько дней жил на вокзале, пытаясь понять, как именно вербовщики забирают рабочих на заводы. Со временем экстрима в жизни Олега стало слишком много: после того как «Альтернатива» освободила нескольких невольниц из московских борделей, на него напали с ножом прямо возле дома.
«У меня длинная куртка, нападавший немножко не рассчитал. Ударил бы на пару сантиметров выше — и попал бы мне в почку. Через несколько минут мой знакомый вышел на улицу и вызвал скорую. Приехала и полиция, и скорая помощь, меня отвезли в больницу. От госпитализации я отказался, приехал к другому врачу, своему знакомому, который делал мне перевязки, помог с промыванием раны и прочее. Я в первый же день убежал, потом дня два-три лечился, потом дома был. Поправился на пять килограммов, пока дома сидел. Плюс выспался. Тоже есть плюсы».

Сейчас самый тяжелый момент для «Альтернативы». Бизнес-проекты Олега простаивают и начнут приносить прибыль лишь летом. А пока у Мельникова только копятся долги. Сотрудники организации не видели зарплат уже несколько месяцев. «Альтернативе» приходится отказываться от некоторых дорогих «операций», потому что на них элементарно не хватает денег. Олег признается, что подавлен.

«Как у Гитлера в апреле 45-го, просто хожу по бункерам и все. Я не знаю, что делать. Я уже не хочу ходить в офис, потому что на меня смотрят ждущие глаза. Я не хочу этим заниматься, потому что я трачу последние деньги. Дошло до того, что мне жена уже начинает задавать вопросы: „Где деньги, муж?“ Это сложно. Я для себя решил, если ничего не произойдет, ничего не исправится, то закрыть это и все, закончить. Я все-таки надеюсь, что произойдет какое-то чудо, но пока его нет».

Сейчас самый тяжелый момент для «Альтернативы». Бизнес-проекты Олега простаивают и начнут приносить прибыль лишь летом. А пока у Мельникова только копятся долги. Сотрудники организации не видели зарплат уже несколько месяцев. «Альтернативе» приходится отказываться от некоторых дорогих «операций», потому что на них элементарно не хватает денег. Олег признается, что подавлен.

«Как у Гитлера в апреле 45-го, просто хожу по бункерам и все. Я не знаю, что делать. Я уже не хочу ходить в офис, потому что на меня смотрят ждущие глаза. Я не хочу этим заниматься, потому что я трачу последние деньги. Дошло до того, что мне жена уже начинает задавать вопросы: „Где деньги, муж?“ Это сложно. Я для себя решил, если ничего не произойдет, ничего не исправится, то закрыть это и все, закончить. Я все-таки надеюсь, что произойдет какое-то чудо, но пока его нет».
Если чуда, которого так ждет Олег, не произойдет, то жертвам трудового и сексуального рабства неоткуда ждать помощи: «Альтернатива» — единственная организация, которая занимается проблемой современного рабства в России.
Left
Right
Если чуда, которого так ждет Олег, не произойдет, то жертвам трудового и сексуального рабства неоткуда ждать помощи: «Альтернатива» — единственная организация, которая занимается проблемой современного рабства в России.