«Брутальный хостел с телевизором и решетками». Сопредседатель «Голоса»* — о выборах президента и своем уголовном деле

Правозащитник Григорий Мельконьянц с августа находится в московском СИЗО-5 “Водник” в качестве обвиняемого по делу об организации работы нежелательной организации. В интервью RTVI он рассказал об отношениях с главой ЦИК Эллой Памфиловой, состоянии института наблюдателей в России, своем уголовном деле и быте в следственном изоляторе.

Про отношения с ЦИК

Элла Памфилова в день вашего ареста по-своему поддержала вас — сказала, что ваша критика очень помогала, а также выразила надежду, что «разберутся объективно». Ожидали ли вы такой реакции от нее?

Когда попадаешь в тюрьму, отношения с окружавшими тебя на свободе людьми проверяются на прочность. Ночь после задержания я провел в изоляторе временного содержания, из которого меня в наручниках привезли в Басманный суд для избрания меры пресечения. Было невероятно приятно увидеть светлые лица людей, которые пришли меня поддержать. В ходе заседания адвокат представил суду поручительства многих уважаемых людей: Светланы Маковецкой, Николая Рыбакова, Владимира Рыжкова, Михаила Тимонова*, Елены Тополевой-Солдуновой, Михаила Федотова, Олега Шеина. Они успели за какие-то часы, прошедшие с моего задержания, оформить документы поручительства. Когда получаешь такую поддержку, то понимаешь, что все не так безнадежно.

После того как судья Дударь зачитала решение о моем заключении в изолятор, приставы попросили всех выйти из зала и проходившая мимо “аквариума”, в котором я стоял, Марина Литвинович успела губами прошептать “Памфилова тебя поддерживает”. Только спустя несколько дней мне удалось прочитать сообщение ТАСС с ее заявлением. Я признателен Элле Александровне за такую искренность и публичную поддержку, обычно не свойственную руководителям государственных органов. Прежде всего, нужно всегда оставаться человеком.

Какие у вас отношения с главой ЦИК? Общались ли, обращалась ли она от лица ЦИК к вам за советами? Как вы к ней относитесь — как к человеку и как к специалисту?

С Эллой Александровной у нас всегда были очень уважительные и конструктивные деловые отношения. Занимая должности председателя СПЧ при президенте России, Уполномоченного по правам человека она проводила линию на партнерство с правозащитниками. Придя в 2016 году в ЦИК она продолжила эту линию, чем, как мне кажется, раздражала избиркомовских старожилов и администрации разного уровня. Ей удалось настроить доставшийся от Чурова аппарат Центризбиркома на сотрудничество с нами. В итоге и Памфилова обращалась с задачами, и я старался проявлять инициативу, направляя предложения и актуальную информацию с мест.

Мы довольно регулярно встречались на заседаниях, совещаниях, круглых столах, где всегда была возможность высказаться. Несмотря на сопротивление ещё чуровской системы, за несколько лет такого сотрудничества было сделано много хорошего.

Стоит признать, что у нас изначально были завышенные ожидания о возможности положительных изменений при Памфиловой в нынешних условиях.

При этом, как к человеку я хорошо отношусь к Элле Александровне. Уверен, она понимает, что “Голос” нужен для баланса системы, как та щука из пословицы, не дающая карасю дремать. “Голос” исторически уже стал неотъемлемой частью избирательной системы России. Благодарен Элле Александровне за все хорошее, что она в свое время для нас сделала. Ну а теперь настали другие времена, и всем нужно с достоинством их пережить.

За время вашего пребывания в СИЗО пытались ли с вами связаться от лица ЦИК, пытались ли они вас поддержать?

Пока никакой корреспонденции от членов ЦИК не получал. Но на то есть уважительные причины — они были заняты празднованием юбилея Центризбиркома, получением государственных наград.

На ваш взгляд, если бы ЦИК более деятельно отреагировала на ваше задержание и возбуждение уголовного дела против вас, это могло бы повлиять на решение суда о вашем аресте и на ход следствия?

Увы, когда репрессивная машина запущена, ее довольно сложно остановиться — большая инерция. Если кто-то дал команду “Фас”, то кто-то должен отважиться скомандовать “Фу”.

Роль Центризбиркома в моем преследовании пока не до конца понятна, так как в постановлении следователя о привлечении в качестве обвиняемого единственным событием моей “преступной деятельности” указана организация деятельности нежелательной организации путем выступления на круглом столе в ЦИК по вопросам применения ДЭГ (дистанционное электронное голосование без посещения избирательного участка) в единый день голосования 2022 года. И что в ходе заседания я озвучил предложения по организации применения ДЭГ. В материалах дела более 500 страниц обращений с рекомендациями и стенограммами моих выступлений на мероприятиях в ЦИК России. Всё это правоохранительные органы получили именно в ЦИК России от зампреда Николая Булаева.

Можно только предполагать, был ли мой арест согласован с руководством Центризбиркома и как оно может повлиять на мое преследование.

Про «Голос», выборы и наблюдателей

Насколько высоки были риски продолжать деятельность после признания «Голоса» иноагентом, а ЕNЕМО нежелательной организацией? Почему вы лично решили остаться в России?

“Голос” всегда старался быть образцом в соблюдении закона, и поэтому мы вынуждены выполнять его предписания, даже если мы с ними не согласны. Мы маркируем материалы и сдаем отчетность по закону об иноагентах. Особо отмечу, мы не имеем никаких отношений с ENEMO. Поэтому в мои планы никак не входило садиться в тюрьму.

Вопрос эмиграции или временного отъезда из страны для меня никогда не стоял. Свою жизнь я связываю с Россией, все мои близкие живут здесь, поэтому по мере сил стараюсь делать все от меня зависящее, чтобы выборы привести в порядок.

При этом, я не политик, я правозащитник, простой человек, который всю сознательную жизнь старался отстаивать избирательные права для себя и для других.

Ничем противоправным я не занимался и не занимаюсь, поэтому не понимаю: почему, собственно, я должен уезжать из своей страны?

Известно ли вам, что происходит с «Голосом» сейчас?

На протяжении двух десятилетий, несмотря на различное давление, “Голос” продолжал работать. Поэтому, когда меня арестовали в самый разгар избирательной кампании, я был уверен, что движение продолжит работу и все намеченное будет реализовано. И не ошибся: в письмах разные люди сообщали, что отнаблюдали выборы в единый день голосования 2023 года очень достойно.

Наблюдатели сейчас готовятся к наблюдению за президентскими выборами. По опыту знаю, что это довольно большая и сложная работа, особенно в условиях сильного давления и массы новых законодательных препонов для наблюдения.

Что бы со мной и “Голосом” дальше ни случилось, пока на выборах сохраняются фальсификации и несправедливость, будут люди, которые будут защищать свои права и права других на честные и свободные выборы.

Как много ваших коллег из «Голоса» уехали из России после вашего ареста?

То, что такие вопросы возникают, говорит само за себя об обстановке, которая сложилась в стране.

Уехал ли кто-то из России после моего ареста, мне неизвестно. Правозащитники всегда были легкой мишенью для силовиков, поэтому переживаю за своих мужественных коллег и одновременно надеюсь, что здравый смысл восторжествует, и давление на наблюдателей в ходе президентских выборов прекратится.

Как вы считаете, что происходит с институтом наблюдателей сейчас в России? Возможна ли какая-то активность наблюдателей, особенно на президентских выборах, на фоне уголовного дела против вас и вашего ареста?

У нас в России одно из самых технологически и методически развитых сообществ наблюдателей в мире.

Это вопреки тому, что государство ежегодно устанавливает все новые запреты и ограничения для наблюдения. Если сравнить возможности для наблюдения на выборах президента 2012 и 2024 годов, то они сократились минимум на 70%. При этом основной откат произошел буквально в последние несколько лет.

Из главного — это удар по статусам участников наблюдения. Упразднен статус члена комиссии с правом совещательного голоса, который был основным для контроля на избирательных участках. Упразднили полномочия доверенных лиц в дни голосования. Введены драконовские цензы и аккредитация журналистов, что привело к многократному сокращению их количества на избирательных участках. Наблюдателей закрепили за стационарными местами — такое ограничение на перемещение по избирательному участку и фото- и видеосъемку сильно мешает в выявлении и фиксации нарушений. Это далеко не полный список негативных нововведений.

И даже в этих условиях на выборах в единый день голосования в сентябре 2023 года тысячи неравнодушных людей пошли в наблюдатели, за что я им очень благодарен.

Президентские выборы обычно привлекали большое количество независимых наблюдателей. Наблюдателей действительно необходимо много с учетом многодневного голосования и количества избирательных участков. Я не думаю, что мой арест кого-то остановит в стремлении проконтролировать выборы. Скорее наоборот — подстегнет.

Другое дело, что десятки тысяч активных граждан, среди которых в том числе есть и опытные наблюдатели, уехали из страны. Это ощутимая, печальная, но не критическая потеря. Наблюдательское движение живет, оно построено на горизонтальных связях, на позитивной мотивации людей, и поэтому, надеюсь, у него большой потенциал и запас прочности.

Расскажите, пожалуйста, про ваше отношение к ДЭГ. Какую роль оно может сыграть на президентских выборах?

С профессиональной точки зрения я отношусь к ДЭГ с большим интересом и стараюсь руководствоваться формулой: “Если вы думаете, что вы понимаете ДЭГ, значит вы его не понимаете”.

С 2019 года, когда началось применение ДЭГ на реальных выборах, стало понятно, что несмотря на критику и скандалы, его расширение на всю страну — вопрос времени. При этом очевидно, что пока не будет доверия в обществе к традиционному голосованию и его организаторам, и пока не будет создана надежная и подконтрольная обществу система ДЭГ, вводить интернет-голосование на выборах преждевременно и опасно, о чем мы в “Голосе” неоднократно заявляли.

Политики могут себе позволить занять позицию, что не собираются разбираться в непроверяемом “черном ящике” и не признают результаты ДЭГ. Для наблюдателей же это вызов. Мы вынуждены разбираться в устройстве систем ДЭГ, вырабатывать требования к их открытости и прозрачности, разрабатывать инструменты наблюдения. Это все нужно, чтобы иметь возможность выявлять нарушения и давать оценку ДЭГ.

Мне всегда бросается в глаза явный конфликт интересов, когда главная избирательная комиссия страны продвигает ограничения для наблюдения за работой комиссий. Это то же самое, как если бы проверяемая организация устанавливала для налоговой инспекции собственные ограничения, сводящие на нет возможность проверки. ЦИК свела на нет возможности выявления фальсификаций через систему видеонаблюдения с избирательных участков, когда закрыла видеотрансляции в интернете и радикально усложнила доступ штабов кандидатов и по количеству одновременно просматриваемых участков и по доступу к видеозаписям.

Дошло до того, что ЦИК на своем сайте придумал различные технические ухищрения, чтобы никто не мог копировать результаты выборов — только смотреть на экране. Это тоже борьба с наблюдателями, которые анализируют результаты выборов по участкам и выявляют признаки фальсификаций.

Избирательная комиссия, которая, по закону, должна работать на принципах открытости и гласности, в итоге устанавливает ограничения по контролю за собой. Парадоксальная ситуация.

К сожалению, из-за ареста не успел выпустить почти готовый справочник для наблюдателей за федеральной и московской системами ДЭГ, который стал плодом моего четырехлетнего изучения этих систем.

На мой взгляд, на президентских выборах возникнут две обоюдоострые проблемы.

Общество не сможет быть уверено в том, что опубликованные результаты ДЭГ были получены честным путем и отражают реальное волеизъявление избирателей.

С учетом того, что ЦИК сейчас заявляет о трех десятках регионов и 49 млн потенциальных избирателей с правом участия в ДЭГ, риски для главных выборов в стране довольно большие.

Какие у вас прогнозы касательно президентских выборов 2024 года? Каким вы видите расклад — кто может выдвинуть свою кандидатуру? И может ли у этих выборов быть какой-то итог, кроме очевидного?

Президента страна будет выбирать на шесть лет — до 2030 года. Это будет время больших испытаний. У власти сегодня есть большой соблазн скатиться в полную имитацию выборов: имитационная конкуренция, имитационная свобода выражения мнения, имитационное международное и общественное наблюдение, имитационные результаты. Это вызывает у меня большую тревогу, так как решая собственные тактические задачи — о стратегии, о будущем, по-моему, совсем забывают.

Мы в “Голосе” никогда не делаем политические прогнозы по кандидатам и итогам выборов. Для нас важно, чтобы были созданы условия для свободной конкуренции и честных избирательных процедур. Ну а кто победит и с каким результатом — должны решать избиратели. Главное, чтобы объявленные результаты отражали их реальную волю.

Когда избирают депутатов, то хочется, чтобы в парламенте появились представители самых разных групп избирателей. Но когда избирают президента, с представительством сложнее, так как выбирают одного человека для всех избирателей. Поэтому мне, как гражданину, хотелось бы, чтобы этот человек объединял общество во всем его разнообразии и выступал гарантом наших конституционных прав не на словах, а на деле.

Для будущего страны важен не столько итог президентских выборов, сколько цена, которой он будет получен.

Российская оппозиция сейчас много обсуждает предстоящие выборы, постоянно ругается при обсуждении того, какую стратегию нужно на них избрать. Может ли она, на ваш взгляд, как-то повлиять на предстоящие выборы и их итог? Если да, то как?

Сама эта дискуссия уже влияет на выборы. В положительную или отрицательную сторону — это уже другой вопрос. В любом случае, общественная дискуссия полезна, но она должна вестись в конструктивном и уважительном к разным мнениям ключе.

Не мне давать политикам советы о единой стратегии поведения на выборах, я лишь наблюдатель за этими процессами. Мы в “Голосе” перед каждой избирательной кампанией выпускаем разъяснения для избирателей о четырех возможных вариантах поведения на выборах и их влиянии на итоговые результаты. Вы можете: проголосовать, сделать бюллетень недействительным, унести бюллетень или не ходить на выборы.

Для меня выборы — это ценность и большое завоевание. Поэтому когда в избирательном бюллетене уже больше одного кандидата, какими бы они ни были, — это уже возможность для избирателей проявить себя, а наблюдателям — защитить неизменность каждого голоса.

Про уголовное дело

Как вы переносите нахождение в СИЗО и разлуку с семьей? Были ли свидания с родственниками? Много ли людей вам пишет?

Я тут не унываю. Когда за тобой правда, а совесть чиста, тяготы тюрьмы переживаешь легче. Тем более, когда чувствуешь большую поддержку. Мне много пишут, присылают открытки. С кем-то играешь в шахматы по переписке, с кем-то ведешь дискуссию, от кого-то узнаешь новости, получаешь интересные выдержки из книг и стихотворения, советы по физкультуре и йоге, впечатления от путешествий. Присылают разные фотографии и рисунки. Например, прислали скетч с моего последнего заседания в Басманном суде. Очень благодарен всем, кто пишет и поддерживает — это придает сил.

В информационном плане стараюсь держать руку на пульсе: получаю газеты и журналы, смотрю разные телеканалы. Конечно, не хватает интернета.

Но больше всего не хватает моих близких, по которым очень скучаю. Общаемся лишь в переписке через цензора. Свиданий с родными не было и не предвидится. Не разрешают даже звонки маме, которая очень за меня переживает. В СИЗО наслушаешься разных историй, как родные отрекаются от близких, попавших в тюрьму, и понимаешь, насколько важно иметь крепкий тыл и не остаться один на один с бедой.

Проходили ли какие-то следственные действия по вашему делу? Если да, то какие?

Насколько мне известно из ходатайств следствия о продлении моего заключения в изоляторе, были осмотрены телефоны и другие вещи, которые были у меня изъяты в ходе обыска. О других следственных действиях пока не уведомляли.

До возбуждения уголовного дела и ареста вам поступали какие-либо “сигналы” о том, что вы под угрозой? Если да, то какие?

Мы уже много лет живем в режиме осажденной крепости. Основные “набеги” на наблюдателей обычно совершаются вокруг единого дня голосования — в августе — ноябре. Никаких явных предупреждений о личной угрозе в новом избирательном цикле мне не поступало.

Как вы считаете, кем или чем конкретно было инспирировано ваше уголовное дело? Была ли какая-то “последняя капля”? Или оно появилось “по совокупности заслуг”?

Если бы меня посадили в тюрьму при Владимире Чурове, который был открыто враждебно настроен по отношению к независимым наблюдателям и писал на нас доносы, то все было бы более-менее понятно. Но даже тогда на это не решились. Сегодня мне сложно сказать, кто дал отмашку.

“Голос” и я всегда занимаем конструктивную позицию по совершенствованию избирательной системы. Предупреждаем о рисках, даем рекомендации, боремся с нарушениями.

Серийным фальсификаторам и их группе поддержки мы, конечно, сильно мешаем. Содержательно они не могут нам ничего противопоставить, их многократные попытки выглядят неубедительно. Поэтому каждые выборы нас пытаются дискредитировать разного рода провокациями. Например, последние несколько лет созданием и распространением фейковых видеороликов и фейковых докладов от нашего имени занимались пригожинские политтехнологи и медиаресурсы. Мы их неоднократно разоблачали, но создавались новые. Такого рода дезинформацией вбивали клин между “Голосом” и ЦИК. Показательно, что после того, как пригожинская медиаимперия распалась, на выборах 2023 года информационные провокации против “Голоса” прекратились. Давление, как видим, перешло на новый уровень — уголовно-силовой.

Вопрос лишь в том, повысит или понизит это легитимность предстоящих главных выборов в стране. И не является ли демонстративная атака на меня и “Голос” показателем того, что внутри системы завелась фронда, которая не особенно заинтересована в высокой легитимности избранного президента.

Связываете ли вы ваше уголовное дело с президентскими выборами, которые будут в 2024, и желанием властей устранить вас перед ними?

Как минимум, оно связано символизмом даты. Уголовное дело возбудили, провели обыски и задержали меня 17 августа — ровно за семь месяцев до дня голосования на президентских выборах 17 марта 2024 года. Хотя и без этой нумерологии уверен, что таким образом хотят меня изолировать от выборов и лишить конституционного права на выражение мнения. Делается это максимально демонстративно, чтобы запугать наблюдателей и дезорганизовать “Голос” перед президентскими выборами. Но эффект получается обратный.

Суд о продлении срока моего содержания под стражей должен был состояться в середине января 2024 года, так как пятимесячный срок заканчивается 17 января — в самый разгар президентских выборов. Судя по всему, кого-то не устраивало, что на этом суде я бы присутствовал очно — мало ли что я могу сказать в присутствии прессы. В итоге экстренно перенесли заседание более чем на месяц раньше, на 6 декабря, и досрочно продлили арест до 17 апреля. На следующий после суда день собрался Совет Федерации и назначил выборы президента на 17 марта.

В каких условиях вас сейчас содержат? Есть ли жалобы? Как проходит ваш день в СИЗО? Есть ли у вас сокамерники и кто они?

За время моего заключения довелось сменить три изолятора и шесть камер. Сейчас я нахожусь в СИЗО-5 “Водник” в пятиместной камере. Сокамерники периодически меняются. Люди, в основном, довольно интересные, по разному спектру статей Уголовного кодекса. В основном — экономическим, хотя есть и по наркотическим и экстремистским.

Условия вполне сносные: такой брутальный хостел с телевизором, холодильником и решетками. Отношение со стороны сотрудников довольно уважительное. Мой день начинается в шесть утра, когда включается основной свет. День подчинен правилам внутреннего распорядка, которые предписывают, когда нужно заправлять койку, когда завтракать и т.д. Отбой в 22 часа.

В течение дня хожу на прогулку в небольшой дворик со стенами и навесом, читаю книги и прессу, смотрю телевизор, через цензора веду переписку, встречаюсь с адвокатом. Регулярно проходят проверки. Режим тут считается строгим, поэтому по закону один день в СИЗО приравнивается к 1,5 дням в колонии общего режима. Фактически, не являясь осужденным, я отбываю наказание. С учетом продления моего лишения свободы на восемь месяцев — до 17 апреля — можно считать, что в исчислении колонии я отсижу минимум один год.

С точки зрения правозащитника, моя этнографическая экспедиция очень познавательна. Например, в сентябре мне удалось проголосовать на специальном избирательном участке — это нововведение, благодаря которому избиратели из других регионов могут получить в СИЗО бюллетень по своим выборам. На спецучастке в Москве мне выдали бюллетень по выборам губернатора Подмосковья, а моему сокамернику — по выборам губернатора Красноярского края.

В результате такого погружения удалось сформулировать целый ряд предложений, как на всех этапах избирательной кампании помочь заключенному в СИЗО в реализации его избирательных прав. Так что зря времени тут не теряю.

* внесен Минюстом в реестр иноагентов

** признана в России нежелательной организацией