Глава экономической дипломатии России Дмитрий Биричевский — RTVI: «Для нас нет недружественных стран»

После начала конфликта на Украине Россия стала страной-рекордсменом по количеству введенных против нее санкций — под ограничения Запада попали даже президент страны и ее Центробанк. При этом российские финансовая система и бюджет выдержали удар, хотя Москва по-прежнему сталкивается с серьезными экономическими вызовами и вынуждена в короткие сроки искать новых партнеров на замену Западу. О значимости экономической дипломатии, угрозе новых санкций и отношениях со странами СНГ на фоне боевых действий на Украине в интервью RTVI рассказал директор департамента экономического сотрудничества МИД России Дмитрий Биричевский.

О Петербургском экономическом форуме и утверждениях об изоляции России

Форум заработал в этом году в новых условиях. Тяжело проходит вся история с аккредитацией, потому что людям не всегда легко долететь до России, получить визу.

Тем не менее количество желающих принять участие настолько велико, что участие в работе этого форума принимают* более 130 стран. Есть зарубежные лидеры, есть вице-премьеры, главы правительств, министры из десятков стран — министры иностранных дел и отраслевые министры. Я уже не говорю о бизнес-сообществе, которое проявляет огромную активность, в том числе западное бизнес-сообщество.

Я напомню, что в этом году мы не приглашали официальных представителей стран, которые ввели ограничительные меры против Российской Федерации, но бизнес-сообщество, которое хочет работать в России и которое осталось здесь, <…> участвует в форуме, [как] и ассоциации деловых кругов <…>. Они активно участвуют в дискуссиях и стараются не потерять те связи, которые наработаны годами.

Все идет в обычном режиме с поправкой на то, что мы должны серьезно обсуждать мировую экономику, глобальный экономический кризис, кризис в области продовольствия, кризис в области энергетики, фрагментацию мировых хозяйственных связей, необходимость выстраивания новых транспортно-логистических цепочек, необходимость выстраивания таких систем торговли и взаиморасчетов, которые не зависели бы от <…> политической воли тех, кто хочет ограничить наши контакты и торгово-экономические связи.

Разговор очень широкий, в том числе и по глобальным темам, которые представляют интерес для всего мира: дедолларизация в сфере финансов, переход на национальные валюты; изменение климата, энергопереход, развитие «зеленой» экономики; связи между регионами, Евразийский экономический союз и его связи с АСЕАН, с Латинской Америкой, Африкой.

Дело не в том, почему Запад не приехал — в этом году мы его просто не звали <..>. Наверное, [в сложившихся] условиях они бы и не поехали, это правда, но речи об изоляции России тут, конечно, не идет. Посмотрите, в ООН условно около 200 стран, из них более 130 так или иначе представлены на Санкт-Петербургском форуме. То есть, как мы говорим, мировое большинство — оно здесь, а те несколько десятков стран, которые ввели незаконные ограничительные меры против нашей страны, — ну да, их нет, они не хотят, и мы их не особо и ждем.

Костяк стран, [принявших] какие-то недружественные действия против нас, сформировался весной 2022 года, и с тех пор он ни на одну страну не увеличился, потому что мировое большинство понимает, что это абсолютно контрпродуктивный способ ведения дел в мировой политике, в дипломатии, в экономике тем более.

Об экономическом форуме в Казахстане и конкуренции за бизнес со странами СНГ

Мы отметили недавнее проведение в Астане крупного экономического форума, и Российская Федерация тоже была на него приглашена, там прошли интересные дискуссии. Тем не менее сравнивать его с Петербургским форумом я бы не стал. Если наши казахстанские друзья ведут открытую дискуссию, обсуждают различные мировые проблемы, в том числе в экономике, мы желаем им в этом успеха.

Это ни в коем случае не говорит о какой-то конкуренции или о том, что СНГ отдаляется от России. Наоборот, как показал недавний Евразийский экономический форум, который 24-25 мая проходил здесь, в Москве, а потом вот недавно совет глав правительств ЕАЭС [Евразийский экономический союз] в Сочи, прагматичная, четкая заинтересованность в том, чтобы усиливать интеграционные процессы на евразийском пространстве наблюдается со стороны всех государств — членов ЕАЭС <…>. Речь [президента Казахстана Касым-Жомарта] Токаева на Евразийском форуме тому подтверждение, [есть желание] укреплять экономическую интеграцию.

С началом специальной военной операции все оказались в условиях стресс-теста — трудности с логистикой, закрытие портов и авиационного сообщения с Европейским союзом, с Соединенными Штатами, с некоторыми странами Азии. Тем не менее в принципиальном плане кардинальных изменений [в отношениях России и стран СНГ] не произошло. У нас наработанные десятилетиями экономические связи, в том числе горизонтальные связи между предприятиями, активные и устойчивые контакты между профильными ведомствами. Уж больно сильно мы друг на друге завязаны, и это соответствует интересам — и нашим, и наших партнеров по странам СНГ, по Центральной Азии и Закавказью и Белоруссии, конечно.

Поэтому с началом специальной военной операции нужно было понимать, что мы друг без друга существовать не можем и что мы объективно друг в друге заинтересованы. <…> Сплетение этих связей во многом ведется с советских времен, и часть, конечно, утрачена, другая часть осталась: общее культурное пространство, русский язык, стандарты, которые во многом еще используются со времен Советского Союза. Мы обмениваемся какими-то новинками в области стандартов, в той же цифровизации <…>. Когда все по-русски, когда это в едином культурном коде, то это просто очень удобно и облегчает жизнь экономоператорам. Плюс единое таможенное пространство, свободное движение капитала, товаров, услуг — все это говорит о том, что людям удобно работать вместе, и они получают от этого прибыль, а значит, это надолго.

<…> В принципе любая страна хочет привлечь к себе иностранных инвесторов в те отрасли, которые ей кажутся востребованными. И ничего страшного в том, что зарубежные компании, часть зарубежных компаний переехала в соседние страны и продолжают работать там. Это выгодно тем странам, куда они переехали, и это, в общем-то, остается выгодно и нам, потому что с тех рынков они продолжают работать с нами.

Об эффективности санкций Запада

Как показывает опыт и на площадке Организации Объединенных Наций, санкции, как правило, не работают. Вот нет такого примера, где бы путем санкций те, кто санкции вводили, сумели бы добиться каких-то серьезных результатов, изменения позиции той страны, против которой введены санкции, изменения политической позиции. Никто с этим не справился.

На самом деле санкционный инструмент ущербен в том плане, что, во-первых, он не работает. Действительно, он наносит определенный вред, но он абсолютно бесполезен. Кроме того, он обоюдоострый, потому что он бьет объективно по тем, кто эти санкции вводит.

Посмотрите, как пострадали европейские предприятия после разрыва связей с Россией. В меньшей степени — американские, потому что [у них не было] такого объема связей. Они могут об этом не говорить публично, но все же прекрасно понимают, насколько пострадали их предприятия от потери российского рынка, от потери российских энергоносителей. В частности, Германия как локомотив Европы уже фактически признается, что она в стагнации или даже в рецессии.

Поэтому это [санкции] бьет, бьет по всем, именно поэтому мы выступает против этого <…>. Нельзя стрелять себе в ногу, как мы говорим, не надо ставить политические интересы выше экономических — надо решать все, отделяя экономику от политики. Могут быть разногласия в политике, но не надо мешать простым людям и бизнесменам, которые могут быть абсолютно аполитичны, заниматься своим делом и зарабатывать, к чему стремятся, собственно говоря, все. <…>

Доверие к Западу подорвано очень серьезно. Мы теперь не можем уже выстраивать отношения, как говорят сами западники, business as usual. Мы больше не верим тому, что нам говорят. Мы должны понимать, что у них экономика зависит от политики. Поэтому когда политическая ситуация стабилизируется, когда они сами поймут, что они совершили ошибку, то вот тогда будем смотреть, как с ними выстраивать [диалог]. Пока что-то прогнозировать по экономике с Западом считаю абсолютно бесперспективным.

О рисках введения санкций против атомной отрасли России

Это вопрос не к нам, а к ним. По-моему, из того, что мы видим по публикациям в открытых источниках, пока консенсуса на эту тему нет. Есть целый ряд стран, которые выступают однозначно против введения санкций против «Росатома».

«Росатом» настолько состоявшаяся и конкурентоспособная компания, что, в общем-то, она не боится соревнования со своими партнерами. Если хотят санкциями выдавить Россию с каких-то рынков и насадить туда компании из Соединенных Штатов или из Франции <..> — это нечистоплотный метод борьбы с конкурентами. Это, естественно, больно ударит, по тем странам, с которыми сейчас «Росатом» сотрудничает.

С теми странами, которые находятся вне парадигмы Россия — Запад, мы будем продолжать работать. Заинтересованность в наших атомных технологиях колоссальная, надежность того, что делает «Росатом», тоже никем не ставится под сомнение. Поэтому будем работать с теми, кто в этом заинтересован.

Насчет санкций Евросоюза — да, они пытаются сделать акцент на том, чтобы обеспечить соблюдение санкционного режима. Пока у нас только Соединенные Штаты говорят об экстерриториальном применении санкций, считая себя мировым полицейским. Пытаются наказывать тех, кто их не слушается. Евросоюз говорит, что у них нет экстерриториального применения, но на практике они ходят и пытаются проверять, как их установки выполняют страны, которые с нами работают.

Остались ли контакты Запада и России

Контакты мы поддерживаем с теми, кто остался работать в России, теми, кто готов [взаимодействовать] с нашими посольствами. У них [на Западе] такое давление, такая, в общем-то, токсичная атмосфера вокруг России, что не каждый решится просто вступить в контакт с российским представителем за рубежом.

Мы же следуем установке президента [Владимира Путина], что у нас нет недружественных стран. Есть отдельные недружественные правительства, которые ведут откровенную русофобскую, антироссийскую политику. А есть компании, которые, скажем так, вопреки, возможно, воле своих правительств остаются на российском рынке, потому что считают это для себя важным.

Люди, которые здесь [в России] находятся, могут трезво анализировать всю ситуацию, которая происходит вокруг событий на Украине, и они, конечно, стараются себя не афишировать, и мы никогда не говорим, с кем мы общаемся. Тем не менее, уверяю вас, это сотни компаний, которые сохранили свое присутствие в том или ином виде на российском рынке, и которые ведут с нами диалог, и которым мы по мере сил стараемся что-то подсказывать, помогать, поощрять их деятельность здесь <…>.

О роли экономической дипломатии

Задача МИД, я имею в виду в экономической дипломатии, — это обеспечить благоприятные условия для внутреннего развития российской экономики. Если нам важно, чтобы поступали те или иные товары из-за рубежа к нам, в Россию, значит, мы должны работать над тем, чтобы такие товары поступали. Если, наоборот, нам нужно стимулировать в отдельных сферах производство этих товаров здесь, в России, то значит, мы должны вместе с профильными ведомствами продумывать какие-то защитные меры, чтобы оградить свой рынок от конкуренции.

До СВО многие наши компании были заточены на Европу, и это было удобно: купить там, быстро привезти, здесь продать. Хорошее качество, уже устоявшиеся контакты, связи, приемлемые цены — все было здорово и удобно <..>. Теперь ситуация изменилась: значит, надо либо договариваться с кем-то в Азии, либо покупать какие-то альтернативные товары, либо тот же самый параллельный импорт через третьи страны. Это, конечно, тяжелее и дороже.

Но частный бизнес, ориентированный на достижение конкретного результата, гораздо гибче, чем мы, чиновники, и у них такая перенастройка происходит быстрее. <…> Буквально за несколько месяцев они прекрасно перестроились и, как мы видим, какого-то особого дефицита на полках магазинов в стране нет. К чему люди привыкли, они фактическим тем же самым и пользуются.

На Западе рассчитывали на санкционный удар и на то, что буквально после первых месяцев введения рестрикций против России российская экономика рухнет, колоссально снизится уровень жизни, образуется дефицит, возникнет недовольство среди граждан, и люди выйдут на улицу с протестами. Та цель, которую ставил перед собой Запад, вводя эти санкции, — эта задача абсолютно провалилась, они не смогли ее выполнить.

Наше правительство приняло экстренные меры, чтобы стабилизировать ситуацию и не допустить скатывания в глубокую рецессию — выправить показатели роста ВВП, найти альтернативы по экспорту и импорту, наладить расчеты в условиях того, что нас от всего отключили. Сейчас задача в том, чтобы дальше совершенствовать эти связи и выстраивать их на более устойчивой, стабильной основе.

Что может прийти на смену доллару

Не буду кривить душой: конечно, проблемы остаются, во многом проблемы очень серьезные. <…> Отключение от SWIFT, блокировка платежей — все это стало триггером к тому, чтобы серьезно развивать расчеты в национальных валютах. Это совсем новое явление, еще 1,5-2 года назад оно было в зачаточном состоянии .

Сейчас у нас большая часть торговли с тем же Китаем проходит в рублях и юанях, с Индией мы тоже выстраиваем такие расчеты в рублях и рупиях, с Объединенными Арабскими Эмиратами, с Турцией частично. Но все равно мы знаем, что доллар занимает порядка 40% в расчетах, 58% в мировых резервах, конечно, на долларе еще очень многое базируется, и многие страны, скажем, страны Азии, Африки, они никогда не работали по-другому <…>.

У каждого своя регуляторная система, центральные банки выстроили свою парадигму работы. И вот сопоставить, сравнить, адаптировать, гармонизировать [системы] друг друга — это очень сложно и [на это требуются] годы. Эти вещи идут непросто, но они идут.

Юань уже достаточно давно, десяток лет назад стал одной из резервных валют, его доля объективно растет. Мы сейчас активно работаем с этой валютой, и она торгуется у нас на бирже, ее используют предприятия. Но не нужно просто впадать в крайности <..> — уходить <…> условно в «юанизацию». Должна быть определенная корзина мировых валют — кому-то удобнее работать в одной валюте, кому-то — в другой. Нужны расчетные единицы, которые позволяли бы проводить торговые операции без привязки к доллару или евро — в общем, к валютам недружественных стран, а [с привязкой] к пулу валют [стран], которые входят в БРИКС или в БРИКС+.

Пока все идет на стадии экспертного, может быть, в какой-то степени межправительственного обсуждения. Но это должна быть некая расчетная единица, на которую мы можем ориентироваться в нашей торговле, <…> [нужно] дойти до того, чем должна быть обеспечена эта единица, на основе чего формироваться.

Мы понимаем, что валютный, финансовый суверенитет является главным, и, конечно, ни одна страна передавать даже какую-то маленькую частичку такого суверенитета в многостороннее внешнее поле не готова. Поэтому это будут тяжелые, напряженные обсуждения. Но поскольку интерес и нацеленность на результат есть у всех, то, я думаю, мы к чему-то придем.

Что делать с накопившимися рупиями

Есть проблемы, конечно, с тем, что где-то валюты более твердые, где-то менее, где-то инфляция идет колоссальная, в каких-то странах наблюдаются дисбалансы в торговле. Если с Китаем у нас плюс-минус есть паритет по экспорту и импорту, то, скажем, с Индией в силу обстоятельств и в силу потребностей той же Индии у нас выросли поставки нефти и нефтепродуктов, и скопилось большое количество рупий.

Сейчас вместе с индийскими нашими друзьями думаем над тем, как их либо конвертировать во что-то, либо закупить товары в Индии на это, либо инвестировать что-то в индийскую экономику. Здесь есть сложности, над этим работают ведомства, идут активные контакты по линии финансовых служб и между промышленными ведомствами и предприятиями.

То есть работа идет — что-то удается сделать, но как это все сделается и на что мы выйдем, опять же не хочу раскрывать, потому что это станет ненужным сигналом для наших западных коллег.

О работе отраслевых атташе

Мы сразу поняли, что надо перестраивать нашу работу и работу представителей других ведомств, которые находятся в составе посольств или торгпредств <…> Система показала свою эффективность, если говорить о сельхозатташе, особенно с учетом последних геополитических событий. Объем торговли сельхозпродукцией с Оманом, например, увеличился, в 4-5 раз.

Они [торгпреды] — часть загранаппарата, то есть работают либо в составе посольства, либо в составе торгпредства, в зависимости от специфики конкретной страны. То же самое делают Минцифры и цифровые атташе. Эта работа началась позже, она на стадии формирования. В составе посольства или торгпредства есть представители Минэкономразвития.

Вы видите, что происходит в Европе, сколько было высылок, сколько было закрытий генконсульств, сокращений штата посольств в европейских странах. <…> Мы провели совещание коллегии в МИД о том, что кадровые ресурсы надо направлять в приоритетном порядке туда, где сейчас это востребовано: это пространство СНГ, это страны Ближнего Востока, Азии, Африки и Латинской Америки. В зависимости от того, где, с какой страной более сейчас интенсивные связи или потенциально интенсивные связи.

О целесообразности выхода России из ВТО

Мы видим эти дискуссии [о целесообразности членства в ВТО] в российском экспертном поле, в парламентских кругах. Вместе с профильными ведомствами, с экономическим блоком правительства мы анализируем все выгоды и издержки нахождения в различных международных организациях, в том числе в ВТО. Будем думать, как нам себя вести.

Есть определенные факты, которые, говорят сами за себя. ВТО не принимала никаких антироссийских заявлений и никогда не позволяла себе отходить от нейтральной позиции. У нас действует постоянное представительство России при ВТО в Женеве, это, можно сказать, постоянная делегация, эксперты, которые работают в каждом комитете, в каждом рабочем органе Всемирной торговой организации. <…> Эти контакты сохраняются, работа в ВТО ведется фактически в обычном режиме. Мы участвуем во всех процессах и в принятии решений, как и все другие страны <…>

[При этом] апелляционный орган [ВТО] фактически перестал работать, заблокирован. В свое время все это на корню задушили США, потому что не хотели, чтобы принимались негативные решения против Соединенных Штатов, чтобы они не проигрывали никакие споры. Это произошло еще при предыдущей администрации в США. Поэтому во многом ВТО действительно утратило свою эффективность, пока нет видимого прогресса в деятельности этой организации.

У западников, похоже, интерес к этой организации [ВТО] несколько снизился. А вот развивающийся мир — Бразилия, Индия, ЮАР, многие страны Ближнего Востока, Азии, наоборот, говорят: «Ребята, надо продолжать реформировать организацию, давайте двигаться вперед, у нас здесь консенсусное принятие решений, то есть ничто не может быть принято, если это противоречит интересам той или иной страны». Это сложно, конечно, когда 164 страны и нужен консенсус, но во многом это получилось уже по определенным позициям, значит, получится и по другим. И вот здесь мы, Россия, вместе с развивающимся миром, <…> стараемся вносить свой вклад в повышение эффективности деятельности этой организации.

Выходить [или] не выходить — наверное, об этом можно и нужно дискутировать, но <…> никаких рестрикций, даже никаких антироссийских заявлений со стороны ВТО за последние полтора года не было.

Пока таких планов нет [выходить из ВТО]. И более того, если мы говорим, что ЕАЭС основан на праве ВТО и мы работаем по условиям участия Российской Федерации во Всемирной торговой организации, то если мы выйдем, наши обязательства сохранятся. Даже Белоруссия, которая не является членом ВТО, она тоже [следует в рамках правового поля] ВТО внутри союза [ЕАЭС]. Поэтому если мы выйдем, то […] будем лишены всех привилегий участия в ВТО, но при этом будем должны выполнять те обязательства, которые есть у ЕАЭС.

Плюс, страны—участники ВТО не могут иметь более преференциальный режим со странами, не входящими в ВТО. То есть этим 163 странам, которые там останутся, будет тяжело выстраивать с нами более комфортные условия взаимной торговли. Поэтому я считаю, что у нас пока нет необходимости рвать связи с ВТО, тем более что альтернатив ей нет и не видно.

*запись интервью проходила 15 июня

**признано Минюстом иностранным агентом