Ровно 80 лет назад, в ночь на 10 ноября 1938 года, по всей Германии прошли еврейские погромы, ставшие предтечей Холокоста. Нацисты назвали это Хрустальной ночью или Ночью разбитых витрин, сейчас большая часть историков и еврейской общины этого названия старается избегать. О том, что происходило ноябрьской ночью и как Германия встретила годовщину трагических событий — в материале Константина Гольденцвайга.
Жителям России это напомнит акцию «Возвращение имен» у Соловецкого камня: обычные немцы весь день около мемориала жертвам Холокоста зачитывают фамилии 55696 берлинцев, погибших в Освенциме и других лагерях смерти. Иные фамилии повторяются много раз, лишь имена отличаются. Большую семью поминают за минуту.
В списке у Хорста Зельбигера, пережившего Холокост, 61 человек — почти все его родственники, которые были депортированы в лагеря и не вернулись. Осенью 1938 они еще живы, а Хорсту, сыну еврея и немки, десять лет. Из обычной школы, где его дразнят «еврейской свиньей», он перевелся в иудейскую. Согласно новым законам Хорст признан «полукровкой первой степени» и принудительно переименован в Израэля. Ходить на занятия поодиночке еврейские школьники давно не решаются; однажды утром они видят на подступах к школе последствия Хрустальной ночи.
Хорст Зельбигер: «Нам пришлось всю дорогу шагать по битому стеклу. Лавки были опустошены, витрины разбиты, всюду на улице лежали обломки мебели, кассовые аппараты… По пути мы прошли мимо бывшего магазина музыкальных инструментов — там стояли разломанные рояли и пианино. Напротив нашей еврейской школы располагался дом престарелых, оттуда из окон на улицу летели матрасы, кровати — а старики кричали, звали на помощь. На входе в школу нас встретили учителя и сказали: „Немедленно уходите домой, кратчайшим путем! И не оглядывайтесь!“ Вернувшись домой, я заметил, что на входную табличку с фамилией моего папы — он был зубным врачом и держал частную практику — кто-то нанес звезду Давида. И на дверь нашей квартиры тоже — осторожно, мол, тут евреи».
Незадолго до этого польский еврей Гершель Гриншпан решил отомстить за родителей, которых, как и десятки тысяч других людей, в скотских условиях перегнали из Германии в Польшу. В немецком посольстве в Париже Гриншпан расстрелял первого встречного — дипломата Эрнста фом Рата. Так появился повод для общегерманских погромов против евреев.
В 80-ю годовщину Хрустальной ночи этим событиям посвящена выставка у развалин бывшей штаб-квартиры Гестапо. На первый взгляд, довольно сухая экспозиция: факты и цифры, никаких эмоций. С одной стороны расположены фотографии, на которых евреев изгоняют из синагог, прогоняют по улицам, избивают соседи в закоулках. С другой — скрупулезно восстановленные имена и биографии попавших в кадр жертв и преступников.
О последних историкам уже многое известно: и об эсесовцах, которые, как в баварском Хофе, грабили синагоги, разбирая их убранство на дрова, и о городских чиновниках, не пытавшихся остановить поджигателей. Известно и то, что наказание за сделанное в ту ночь почти никто не понес даже в послевоенной Германии.
Накануне траурной даты в Мюнстере начинается процесс без срока давности: на скамье подсудимых — бывший надзиратель концлагеря Штутгоф.
Онур Эцата, адвокат родственников узников концлагеря Штутгоф: «Для моих подзащитных речь не о том, чтобы упечь за решетку и обречь на страдания 94-летнего человека. Нет, речь об установлении справедливости, пускай даже в таком малом масштабе».
Philipp P Egli / WikiCommons
Престарелого обвиняемого судит палата для несовершеннолетних, так как на момент вступления в СС ему не было и 21 года. И вновь, как и на выставке, вечные вопросы: кого считать преступником и пособником — охранников, мародеров, зевак, не вмешавшихся свидетелей? Раввин Бремена позже вспомнит: «Мы шли по молчавшему городу». Страшнее антисемитизма, говорят очевидцы, было равнодушие.
Михаэль Мюллер, бургомистр Берлина: «Сейчас важно громко и четко донести наш взгляд, нашу готовность сообща бороться за право жить в мире и свободе в нашей стране, независимо от того, какую жизнь ведут наши сограждане, кого они любят, какую религию исповедуют, какого они происхождения. Я рад, что сегодня, объединенные этим подходом, здесь собралось столько людей. Но их могло было быть — и должно быть — намного больше».
Накануне годовщины берлинские евреи и политики проходят траурным маршем памяти. Но в прошлое вторгается настоящее: рядом с бургомистром Берлина шагает один из лидеров ультраправых, глава столичного отделения «Альтернативы для Германии» Георг Пацдерски, который позже пытается принять участие в акции с чтением имен — вот только с монумента его на глазах у публики прогоняют.
Георг Пацдерски, председатель фракции «Альтернативы для Германии» в парламенте Берлина: «Но ведь и мой отец, поляк, в годы третьего рейха был согнан на принудительные работы! И, конечно, меня самого это трогает, я считаю, что мы должны помнить о том, что здесь случилось. И лично я считаю, что мы, немцы, обязаны нести свою ответственность. Но мне неясно, отчего из траурной акции исключают человека лишь из-за его принадлежности к одной из демократических партий?»
Инициатор создания мемориала жертвам Холокоста, журналист Леа Рос с его доводами не согласна и прямо называет АдГ «партией антисемитов», припоминая Пацдерски высказывание его соратников: «Одни из них называют это „мемориалом стыда“, а другие, как их лидер господин Гауланд, призывают ценить достижения немецких солдат в обеих мировых войнах. Достижения этой своры убийц! Пока я жива, подобных людей здесь не появится».
В преддверии этой даты обнародовано свежее исследование университета Лейпцига, согласно которому до трети немцев сегодня склонны питать скрытую неприязнь к иностранцам. Кажется, взаимная неприязнь и есть то немногое, что вновь объединяет граждан Германии, от политиков правого толка до новоприбывших мусульман и самих евреев.
Йоахим Остеррайх, посетитель синагоги: «Я говорил со многими еврейскими друзьями. Их эта жуткая фраза Меркель „Мы справимся!“, совершенно сбила с толку. Ведь им было ясно, что и кто после этих слов переберется с Ближнего Востока к нам, в Германию».
Герхард Кэмпфе, интендант фестиваля «Дни еврейской культуры в Берлине»: «Тут надо быть осторожнее. Мой дед, еврей, как-то сказал мне быть осмотрителен, как только вокруг в отношении любой группы людей начинают говорить „эти“. „Эти американцы“, „эти евреи“, „эти мусульмане“… Никогда нельзя обобщать. Мы знаем, что многие мусульмане, прибывшие сюда, росли в антисемитской среде — но тем важнее нашему обществу донести до них ценности, которые закреплены в нашем основном законе».
Людей, которые на себе ощутили, чем чревато деление на «тех» и «этих», все меньше. Уже и курорт на востоке Германии выпускает рекламу: «проведите у нас незабываемую Хрустальную ночь». Хорст Зельбигер — один из последних очевидцев, и он опасается, как бы те события не встали вскоре в один ряд со средневековыми войнами. И неожиданно признается, что именно тогда, восемьдесят лет назад, он впервые испытал счастье.
Хорст Зельбигер: «Ведь в десять лет я впервые влюбился! И эта дружба или любовь продолжалась вплоть до 1943 года. Когда мы в последний раз виделись с этой девочкой в том сборном пункте для евреев на Леветцов-штрассе. Меня, полукровку, оттуда перевезли во временный лагерь в Берлине. А вот мою подругу и еще 1700 евреев депортировали. По прибытии в Освенцим их уже не регистрировали. Они отправились сразу в газовые камеры…»
Годовщина еврейских погромов в Берлине. Фрагмент сквозного эфира RTVI
