В Германии отмечают 30-ю годовщину падения Берлинской стены. Это событие дало начало объединению сначала Германии, а затем и всей Европы. В дни юбилейных немецких торжеств бывший президент СССР Михаил Горбачев признает, что «надежды на то, что Европа станет для всех нас общим домом, все еще далеки от осуществления». Но оказалось, что убрать стену из бетона куда проще, чем взаимные претензии, разницу в менталитете, доходах и политических взглядах. Константин Гольденцвайг проехал вдоль бывшей границы ГДР и ФРГ, побывал с обеих сторон и выяснил, почему немцы так и не смогли полностью объединиться.

Спустя тридцать лет после падения Берлинской стены всплыли любительские кадры из граничившего с ГДР западногерманского города Хоф. Восточные немцы впервые оказались на западе. У большинства из них — эйфория, но не из-за свободы и демократии, как скажут завтра, а из-за ломящихся прилавков, как призналась уже тогда Хайди Вебер. В 1989 году учительнице из Хофа муж как раз подарил эту видеокамеру. Она запечатлела историю как есть.

Хайди Вебер, очевидец событий 1989 года со стороны ФРГ: «На моих глазах пришел поезд с беженцами из ГДР. В окнах — молодые счастливые лица. Они махали нам, плакали от счастья. И я тоже стала плакать. Только тогда, в 1989 году, я задумалась, что же это за государство такое под нашим боком, уехать из которого мечтает вся молодежь? Моя любимая сцена: как в изумлении парень у прилавка берет в руки один за другим ананасы! Он никогда прежде такого предмета не видел! И все они почему-то носили джинсы-варенки. Такую серую-серую одежду. А еще признавались нам: „Ничего себе, чудеса! Вечером в магазине товар кончается, но на утро опять появляется!“»

Аксель Вебер, очевидец событий 1989 года со стороны ФРГ: «Да, ожидания у них были такие, что теперь-то вот для всех наступит неслыханное благоденствие. Только это были ложные ожидания».

берлинская стена куча народу

Фотография: Rudi Blaha / AP

Той осенью западногерманский архитектор Вебер на своей вилле поселил зоотехника из ГДРовского совхоза. Так делали многие. Две Германии объединялись буквально. А потом будто снова разъединились.

Хайди Вебер, очевидец событий 1989 года со стороны ФРГ: «К нам тут приезжали подруги с востока, из Дрездена. Мы пошли на выставку к годовщине падения стены. И они были очень недовольны, а потом вдруг сказали: „Лично нам, восточным немцам, это воссоединение было ни к чему!“»

По опросам, сегодня треть немцев не может сказать: падение берлинской стены — это хорошо или плохо. Городок Гайза находится на западном краю соцблока. В 1980-х годах это была не просто граница, но и самая горячая точка в Холодной войне. С одной стороны, ГДРовские и советские танки, а с другой — американский наблюдательный пункт.

Годы спустя развалины — это все, что здесь осталось от стены. Но стена в головах между востоком и западом как будто все крепче. В канун 30-й годовщины ее падения на местных выборах в Тюрингии больше половины немцев проголосовали либо за посткоммунистов — «Левую партию», либо за националистов — «Альтернативу для Германии». Для западных немцев это немыслимо и на объединение не похоже.

Лотар Циммерманн, житель восточногерманского города Гайза: «Если я имею свое национальное мнение, понимаете, я фашист, что ли? Я всю жизнь всегда с иностранцами работал. Я был в России, Польше, Англии, я был внизу в Греции — везде был!»

Житель ГДРовской Гайзы с рабочим прошлым в СССР Лотар Циммерманн не дает в обиду себя и свою супругу. Косметолог Ангела стала первой из политиков от «Альтернативы для Германии» теперь и в исполнительной власти. Пускай, пока лишь в родном городке. В нем, говорит, пора менять все. Даешь новую революцию, как тридцать лет назад.

Ангела Циммерманн, политик «Альтернативы для Германии»: «У нас вот есть русский друг из Бреста, Вася. Мы ездили к Васе в гости, и он мне сказал: „Вы что, немцы, тупые? Вы чего позволяете творить все это со своей страной?“»

Константин Гольденцвайг, RTVI: «Что „все это“?»

Ангела Циммерманн, политик «Альтернативы для Германии»: «Ну вот, как в 2015 году, когда к нам впустили без разбору всех приезжих».

Константин Гольденцвайг, RTVI: «А что, у вас здесь есть проблемы с приезжими?»

Лотар Циммерманн, житель восточногерманского города Гайза: «Да нет! У нас-то проблем нет!»

Константин Гольденцвайг, RTVI: «А что вы имеете в виду? Почему ваше терпение кончилось?»

Лотар Циммерманн, житель восточногерманского города Гайза: «Потому что каждый день жизнь будет не легче. Каждый день будет тяжелей».

Бургомистр города Гайза Мартин Хенкель рассказал, что они восстановили дворец, который при ГДР лежал в руинах. Он показал, какой была восточногерманская периферия и какой она стала теперь. В том числе и на деньги Западной Германии.

Мартин Хенкель, бургомистр города Гайза: «Когда я вижу, как половина моих сограждан голосует за партии крайнего толка, для меня это едва постижимо. Ведь экономически у нас все хорошо!»

Но это благолепие, возмущается простой народ, лишь витрина насажденного Западом капитализма.

Ангела Циммерманн, политик «Альтернативы для Германии»: «После падения стены все предприятия у нас позакрывали. Приехали западные немцы, скупили все за бесценок или искусственно обанкротили. А кто первый приехал, тот и получил за гроши земельные участки. И главное, за тридцать лет об этом по-настоящему так и не сказали вслух!»

Самый известный однопартиец Ангелы многое из того, что на западе по сей день не принято говорить вслух, теперь кричит на востоке. Бьерн Хекке — местный лидер «Альтернативы для Германии», в прошлом связанный с неонацистами, а ныне, к примеру, называющий монументом стыда мемориал жертв Холокоста. Он объясняет, с какой скоростью «плодятся африканцы».

Бьерн Хекке, политик «Альтернативы для Германии»: «Нам здесь не нужна никакая культура гостеприимства для искателей счастья со всего мира! Мы не хотим, чтобы они грабили нашу социальную систему. Мы им устроим новую культуру — культуру депортации мигрантов-нелегалов! И мы загрузим работой по полной местный аэропорт. Отсюда самолеты их будут вышвыривать по всему миру! Мы покажем, на что способны».

Кого вышвыривать — неясно. В отличие от Западной Германии, в патриархальной ГДРовской глубинке иностранцев не сразу и встретишь. На убежище здесь, в двухмиллионной Тюрингии, в этом году попросилось три тысячи человек. Цифры давно падают, но патриотизм неумолимо растет.

Демонстрант с полностью татуированным лицом: «У нас, у немцев, есть своя культура. У греков — своя, наверное, не знаю уж, какая. Ну, и у африканцев пусть будет тоже своя. Но мы хотим в своей стране жить гордо, со своей культурой, понимаете?»

Вольфганг Кристманн, бывший пограничник со стороны ФРГ: «Погодите, но ведь нечто подобное у нас уже было! С 1933 по 1945 год. А потом еще одна диктатура уже в ГДР. Им там что, мало этого опыта, чтобы понять, насколько лучше жить в демократии?»

Бывший пограничник Западной Германии Вольфганг Кристманн за происходящим на востоке так и предпочитает следить отсюда, на расстоянии.

Райнхардт Мюллер, житель деревни Паска: «А насчет иностранцев я так вам скажу. Среди них тоже бывают нормальные. Но недавно я ездил в город и видел на улице, как на перекресток высыпали иностранцы. Не знаю, турки это были или кто. Короче, темнокожие, бородатые. Восемь мужиков. Нет, даже десять. Они высыпали на улицу, и знаете, что? Встали посреди проезжей части. И ведь не проехать!»

На стороне пенсионера Райнхардта в восточногерманской деревне Паска рядом с бывшей границей — две трети односельчан. Столько, как нигде больше в стране, здесь получила «Альтернатива для Германии».

Тино Римшнайдер, бургомистр деревни Паска: «Причем тут праворадикалы или нацисты? Люди просто честно высказали свое мнение, что у нас тут, прямо скажем, полный упадок. Ощущение, что денег для самих немцев почти не оставляют. Все тратят на этих иностранцев».

Мы ищем в Паске «полный упадок» и не видим его. Но слышим жалобы: на безработицу, на низкие в сравнении с западом пенсии — тысяча евро против полутора у соседей, на плохие по меркам Европы дороги. А раньше-то все было не так плохо.

Ганс-Дитрих Шмидт, житель деревни Паска: «Когда все вместе мы жили в ГДР, у нас было чувство сплоченности».

Константин Гольденцвайг, RTVI: «А теперь?»

Ганс-Дитрих Шмидт, житель деревни Паска: «Теперь каждый сам за себя. И что хорошего?»

Назвать своими именами эти застарелые обиды в преддверии праздника вместо политиков взялся немецкий историк Илько-Саша Ковальчук. Его новый бестселлер не про объединение, а, дословно, про «поглощение» востока западом.

Илько-Саша Ковальчук, историк, автор книги «Поглощение»: «Вы задумайтесь! Из пятисот крупнейших фирм ФРГ в восточной части Германии спустя тридцать лет расположены всего семь! А из тридцати компаний, котирующихся на бирже, восточногерманской нет ни одной! Выходцы из ГДР составляют 17% населения Германии, но лишь 4% от ее элиты. В Восточной Германии восемьдесят вузов, и ни одним не руководит восточный немец!»

Вывод автора: бывшие граждане ГДР спустя тридцать лет живут в разы лучше, но все равно хуже, чем на западе. Многие до сих пор ощущают себя «немцами второго сорта». Многие, но не все.

Рональд Нойбауэр, начальник производства компании Rauschert Pressig: «Когда граница открылась, мы обнаружили, в каком развале была ГДР. Множество заводов в ней оказались нежизнеспособны. Объединения страны они не выдержали. Мы видели в этом свою ответственность: создавать рабочие места для наших же новых сограждан».

берлинская стена бьется молотком

Фотография: John Gaps III / AP

В лихие для сограждан 90-е, пока иные фирмы из ФРГ раздербанивали руины социализма, в компании западного немца Рональда Нойбауэра решили строить. Причем прямо на границе. Завод керамических изделий в бывшей зоне отчуждения стал местом заработка и знакомства для «осси» и «весси». Советские «Нивы» и баварские «Ауди» тут всегда рядом.

Рональд Нойбауэр, начальник производства фирмы Rauschert Pressig: «Вот это восточный немец. Вот еще восточный немец. А там вот западный. Мы здесь вперемешку работаем. У нас никаких различий давно нет».

Но это — пока на перекуре в цехах речь не зайдет о политике.

Рабочий: «Почему нашим школьникам не рассказывают, что такое социализм, каким он был у нас или в СССР? Нельзя же просто сказать, что у нас все было плохо».

Они открыли это производство на самой границе в расчете на то, чтобы привлечь в эти цеха молодежь, в том числе из ближайшей восточногерманской деревни. Но расчеты не оправдались: даже спустя тридцать лет после падения стены молодежь из этих мест продолжает бежать на запад. А остается в результате, как посмотреть: хотите — запущенная, хотите — ухоженная, но старость и пустота.

Рикарда Отте прекрасно помнит, как ее город Апольда при ГДР был в полтора раза больше. Теперь в его центре, в бывшем бараке, — музей (или склад) вещей из ГДР, владельцы которых уходят из жизни вслед за страной.

Рикарда Отте, жительница города Апольда: «Хочу, чтобы знали, как прекрасно мы жили. Сегодня многие себе позволить не могут купить что-то подобное. В ГДР у всех пенсионеров были отличные квартиры. А теперь? Люди под мостами спят! Вот и весь капитализм».

Кристина Хоффманн, директор музея ГДР в Апольде: «Мебельная стенка — как у всех в ГДР. Обеденный уголок и окошко на кухню. Почти во всех типовых новостройках было такое же».

Здесь нет ни выводов, ни вердиктов давно исчезнувшей стране. Преступный режим или отличные школы? Жизнь за решеткой или как у генсека за пазухой? Сюда приходят просто «остальгировать», как это называют сами восточные немцы, по тем вещам, что западным и невдомек.

Кристина Хоффманн, директор музея ГДР в Апольде: «Все те на западе, кому до нас не было никакого дела, теперь говорят, будто восточные немцы только ныть и жаловаться могут. Но почему никто из них не говорит о том, сколь многого мы добились? Нам пришлось начать всю жизнь сначала! Забыть, в какой стране мы росли!»

Вольфганг Кристманн, бывший пограничник со стороны ФРГ: «Возможно, нам потребуется, чтобы прожило еще три или четыре поколения немцев, прежде чем мы действительно воссоединимся сердцами и головами».

Так и живут. Так и празднуют.