В начале распространения эпидемии коронавируса многие шутили об инфекции и не воспринимали ее всерьез. Но спустя несколько месяцев вирус дал понять, что шутки с ним плохи. Из-за него страны закрыли границы, мировая экономика ушла в глубокий кризис, а люди самоизолировались в домах. Одним из тех, кто ощутил, какой катастрофой для человека может оказаться эпидемия, стал корреспондент RTVI Александр Павлов. В своем блоге он рассказывает, как не смог вернуться в Россию из-за иностранного гражданства, разлучился со своей девушкой и почувствовал абсолютная беспомощность.

В начале марта стукнуло ровно полгода, как я начал работать на телеканале RTVI. У меня, наконец, появилась возможность взять отпуск, что я и сделал. Планировать его мы с моей девушкой начали еще в феврале. Сначала думали, что поедем в Берлин, но, увы, я не успел подать документы на визу.

Мы немного погрустили — уже думали, что никуда не поедем, так как шенген делать уже поздно, а лететь в ОАЭ или Катар еще рано из-за погоды. Тут мне в голову пришла идея поехать в Ереван. Виза в Армению не нужна, надо было лишь собрать деньги, вещи и поехать в город, который почти на 30 лет старше Рима.

Пока мы грезили о предстоящей поездке, мир погружался в самый худший фильм-апокалипсис про эпидемию. Коронавирус захватывал все больше стран. За несколько дней до нашей поездки в Армении было около четырех случаев, а в России их не перевалило даже за сотню. Кроме того, в Ереване мы собирались пробыть всего четыре дня, не мог же за это время рухнуть мир.

В аэропорт мы поехали с небольшим запасом масок — найти их в городе оказалось задачей практически невыполнимой. Носить мы их собирались только в аэропортах, поэтому и того небольшого количества должно было хватить. В Ереван прилетели утром, до города нас довез приятный местный таксист с российскими номерами. Разговор он начал с вопроса о том, как дела с коронавирусом в Москве. После нашего ответа он выдал короткую, но очень емкую речь, в которой сказал, что не считает вирус чем-то очень опасным, а чтобы не заразиться пьет местную абрикосовую водку. Мы посмеялись, хотя, конечно, относились к пандемии чуть серьезнее.

На протяжении всего путешествия приятные впечатления от города пытались омрачить новости о коронавирусе. Число зараженных в мире росло чуть ли не в геометрической прогрессии, а весь мир потихоньку уходил в домашний карантин.

Его примеру последовал и Ереван. Сначала закрыли все музеи. Ради одного из них, двухтысячелетнего храма Гарни, мы даже проехали почти 30 километров загород по горной местности. Но смогли разглядеть его лишь издалека. Причем в тот же день был сильный ливень, а вокруг музея не было ни одной машины, которая довезла бы обратно. Выручил лишь таксист, который еще не успел уехать далеко.

В городе я стал замечать часто мелькающие на улицах машины скорой помощи, которые меня пугали. Число мест, которые можно посетить, сократилось вдвое, поэтому мы просто блуждали по городу. В предпоследний день поездки мы пошли на ужин к семье таксиста, который вез двух промокших путешественников из опустевшего Гарни и любезно пригласил в гости.

В тот вечер, несмотря на включенную параллельно трансляцию заседания парламента Армении по поводу коронавируса, мы отвлеклись от мрачных новостей и очень мило провели вечер в кругу обычной армянской семьи. Нас угостили домашней едой, алкоголем и даже рассказали историю своего рода.

В последний день нашего путешествия и вовсе один за другим закрылись кафе, рестораны и магазины. Поэтому даже чтобы поесть, нам пришлось приложить усилия.

17 марта мы выехали из гостиницы, вылет был в шесть утра следующего дня. Поэтому после прогулки по постепенно вымирающему городу, мы долго сидели в одном из открытых ресторанов. К четырем часам утра мы приехали в аэропорт — путешествие закончилось. К обычному чувству грусти, которое приходит после каждой поездки, добавилось непривычное ощущение радости, что мы возвращаемся домой, где следить за происходящим вокруг чуть спокойнее.

К тому моменту уже целых четыре часа действовал запрет на въезд в Россию для иностранцев. Я как гражданин Казахстана быстро пробежался по этому постановлению, увидел, что оно не распространяется на иностранцев, которые постоянно живут в России, и успокоился. Но на стойке регистрации сотрудница аэропорта встретила меня словами: «выезд из Еревана для вас закрыт». В ответ я показал ей разрешение на временное проживание. Но меня не слушали, убеждали в обратном, а после отправили в офис авиакомпании S7.

Мы с девушкой побежали к нему, а там уже стояла очередь из таких же неудачников, как я. В окошке сотрудница S7 отбивалась от них — ей помогали двое грузных мужчин. Спустя несколько минут очередь дошла до меня, в это же время девушка с армянским паспортом буквально рыдала. Она говорила, что в России у нее остались дети, а сюда она приехала на пару дней по делам. Женщина умоляла сотрудников помочь ей, она даже была готова соврать, что кто-то из ее родственников умер.

«Скажите спасибо Мишустину», — неумолимо отвечали ей работники авиакомпании. Они же сказали мне, что из Еревана в Казахстан нет прямых рейсов, а значит, вылететь из города у меня не получится.

Обе новости были удручающими. Я уже не хотел оставаться в Ереване и еще не собирался ехать в Казахстан. Нервничая, чуть ли не дрожащими руками, я нашел то самое постановление. В нем была оговорка, что запрет на въезд не распространяется на транзитных пассажиров. Под натиском женщины из Беларуси, которая стала моей союзницей, мы убедили сотрудника S7 уточнить этот вопрос. Он вышел и с улыбкой сказал, что мы можем уехать из Еревана. Несмотря на это, улететь своим рейсом я так и не смог, мне пришлось покупать новый билет с транзитом через Москву.

Я специально взял билет с большим временем ожидания. Надежда, что я все-таки смогу попасть домой, еще не умерла. По прилете в аэропорт я первым же делом уточнил у пограничников про свою возможность выйти на свободу. Сказал, что у меня есть разрешение на временное проживание, справка из университета и имущество в России. Но мне ответили, что впустить смогут только по российскому паспорту или виду на жительство, на которое я как раз собирался подать после поездки. При этом ссылались они, в основном, не на какой-то реальный документ, а на некий приказ сверху.

На протяжении всего времени в аэропорту я искал лазейки. В этом мне помогали мои родственники, девушка, коллеги и даже мой научный руководитель. Звонки в разные ведомства, знакомым сотрудникам аэропорта и много еще чего другого не вытащили меня из аэропорта. Несмотря на это, даже переступая порог самолета я все еще верил, что можно как-то решить эту проблему. Но в девять часов вечера самолет взлетел.

Еще до прилета в Алматы я узнал, что город полностью закрывают на карантин. Поэтому мне нужно было выбирать, где жить ближайшее время. Мои родители живут за городом, но отпуск подходил к концу и нужно было работать. А с интернетом в деревне были проблемы, поэтому поездка туда могла лишить меня связи с внешним миром. В конце концов я все же решил, что поеду к родителям, а потом уже решу другие проблемы.

В Алмате я пробыл почти целый день, город опустел. Все мои знакомые постоянно пользовались антисептиком. Хотя некоторые при этом продолжали здороваться за руку. На въезде и выезде из Алматы было два блокпоста. На первом стоял БТР и люди в военной форме с автоматами, которые по одному выпускали автомобили. На втором была военная полиция, я даже успел разглядеть их «Хаммер».

Спустя час я уже был дома, где меня встретили папа с мамой, и это, пожалуй, единственный плюс от всего произошедшего. Но беспокойство по поводу того, что я не знаю, когда вновь смогу вернуться домой и когда увижусь со своей девушкой, не покидает меня. Появилось ощущение, что я попал в сон, в котором я не могу пошевелить ни одной частью тела и просто наблюдаю за тем, как закрываются города, я не могу увидеться с близкими и даже попасть в собственную квартиру.

Вся эта история напомнила мне болдинскую осень Пушкина. Он там тоже сидел на карантине и был разлучен со своей возлюбленной. Так что, возможно, я наконец допишу свои рассказы и они тоже получатся вполне себе ничего, а мой портрет будет висеть над школьной доской моих внуков.