По 290 рублей за час работы: как в Якутии борются с лесными пожарами

Якутия — один из самых пожароопасных регионов страны. Леса покрывают примерно 83,4% ее территории. Каждое лето Якутию накрывает волна пожаров. В этом году огонь охватил около 1 млн га. В июле в республике был введен режим чрезвычайной ситуации федерального значения — тогда же глава региона Айсен Николаев назвал ситуацию с природными пожарами «непростой». Сегодня борьба с огнем все еще продолжается. Спецкор Татьяна Панова побывала в эпицентре пожаров — Верхневилюйском районе — о том, как люди в Якутии справляются с огнем — читайте в репортаже RTVI.

«Я там 10 дней был, руку себе обжег»

«Вы с телевидения что ли? Далеко заехали…», — окликнул нас проходящий мимо мужчина, завидев камеру. «Новые» лица у всех жителей Верхневилюйска — села, расположенного в 656 километрах от Якутска, — вызывают неподдельный интерес. Добраться до улуса (так тут называют Верхневилюйский район) можно на микроавтобусах, которые ходят до деревни несколько раз в неделю — возят продукты и воду. Ехать приходится около 12 часов по бездорожью.

Местный останавливается, оглядывая оборудование, и просит сигарету. «А что снимаете? Пожары? Уууой, пожары — жжопа!» — говорит он, закуривая. Такая исчерпывающая характеристика невольно заставляет напрячься. «Я сам только сегодня оттуда. Нас на вертолете на кромку закинули, потом мы пешком ходили — отжиг делали. Вот 10 дней работали там. Устал — жжопа! Сейчас отдыхать буду» — слова об отдыхе заставляют мужчину улыбнуться. Потом он бросает окурок, коротко прощается и скрывается за дверью «продуктового».

«Если на карте пожаров самую красную точку приблизите, то тут же в Верхневилюйский район попадете»

«Вот на карте пожаров самую-самую красную точку если приблизите, то тут же в Верхневилюйский район попадете», — посмеивается глава Верхневилюйского улуса Валерий Николаев, провожая в свой кабинет. Посреди кабинета — большой деревянный стол, на котором раскиданы бумаги: карты района, где красным маркером от руки отмечены несколько самых крупных пожаров — их границы постоянно сдвигаются.

«Самые большие пожары у нас 15 и 21 — это в 6-8 километрах от сел Барыкан и Оргет. Смотрите, какие тут объемы..15-й мы к речке привязали, дальше он не пойдет. Населенным пунктам тоже ничего не угрожает, мы минерализованные полосы сделали», — рассказывает Валерий Валерьевич, водя пальцем по одной из карт.

По словам главы Верхневилюйского района, только за день пожар охватил еще 17 тыс.га. «Это почти половина Москвы, получается. Елки палки…Ну это ветровая нагрузка — из-за нее же пожар в верховой превращается. Ну и за счет отжигов [растет площадь]. Огонь же как живой, он все дальше идти куда-то хочет».

Отложив данные о 15 и 21 пожаре, Валерий Валерьевич нашел еще одну распечатанную карту, на которой написана цифра 20, и глубоко вздохнул: «20-й пожар идет по территории трех поселков и у меня чуйка, что проблемы с ним скоро возникнут. Поэтому мы сейчас другие пожары закроем — и все силы на него бросим, но людей очень не хватает. Все устали…».

«Ну что, есть вопросы?» — спросил напоследок Николаев, и, напоив нас чаем, повел из здания администрации во двор. Там ждал припаркованный «Лэнд крузер» и водитель Петр, с которым мы отправились в Оргет. Между Верхневилюйском и селом Оргет около 60 километров. Ехать приходится по грунтовой дороге, проложенной через тайгу. Пейзаж за окном постоянно меняется: высокие ели чередуются с выжжеными полянами, а те — с совсем молодыми деревьями. Меня такое соседство немало удивляет.

«Это не посадки. Старики считают, что тайга с помощью пожаров обновляется», — невозмутимо объясняет Петр, сворачивая с дороги в сторону и заглушая мотор. «Нужно подношение сделать. Сигарету там или еще что…чтобы дорога была легкой. Так принято. Идемте», — с этими словами он отводит нас к дереву, увешанному лентами. На выступах коры лежат монеты, а еще — гильза от пули и деревянный талисман, на котором высечено «Уруй-айхал и уруй-туску» — в переводе с якутского так звучит пожелание удачи. Вскоре мы въезжаем в Оргет.

«У нас тут с пожаром как на войне»

Село Оргет зажато между двумя озерами: местные говорят, что летом в них купаются, но сейчас они оберегают от пожара. В поселке проживают чуть более 500 человек. В конце июля из-за пожара в селе отключили энергоснабжение — сгорели линии электропередач. Через несколько дней в Оргет привезли дизельные генераторы, электричество заработало, но связи по-прежнему нет — только спутниковые телефоны.

На главной площади села Оргет из-за пожара теперь оживленно с раннего утра — тут развернут оперштаб по борьбе с огнем. Таких штабов несколько — на каждую деревню свой. С их помощью удобнее координировать действия пожарных: «Якутлесресурса», «Авиалесоохраны», МЧС и «мобилизованных» — так называют местных, которые выходят бороться с огнем. «У нас тут как на войне. Население должно выходить, чтобы отстоять деревню, иначе сгорит», — рассказывает житель села Григорий.

По левую руку от Григория пятеро мужчин в куртках добровольческой организации «Якутлесресурса» загружают в небольшую газель тары с водой, бензин и спецодежду. Один из них, завидя незнакомцев с камерами, начинает улыбаться. «Я вам сейчас главного позову — только не говорите, что это я его сдал!» — смеется он и вскоре приводит командира отряда. Его зовут Семен. «Ветер северо-южный скажи там», — подшучивает над Семеном команда. Он улыбается и подает одному из своих людей пятилитровку с водой. «Мы сейчас в тайгу переезжаем и будем там жить, а то ездить не очень удобно. Вернемся обратно только как потушим там все. Тут мы были только из-за того, что угроза деревне была», — рассказывает он и, крикнув что-то по-якутски, отходит.

«Ну что, готовы? Садитесь тогда», — обращается к нам Егор Егорович — правая рука главы Верхневилюйского района. Он ловко забирается на большой вездеход, который в Якутии называют «Сокол». Такие «машины» производят тут, в республике. Проехать по тайге может только он — для пожаротушения вездеход незаменим: на нем можно доставить к кромке и провизию, и людей. Приобрела его администрация на муниципальные деньги. «Сейчас поедем в сторону пожара. Там горело сильно несколько дней назад», — говорит Егор Егорович и ведет «Сокол» подальше от деревни — в тайгу. Вскоре в нос ударяет сильный запах гари: между деревьями тлеет уже выжженая почва, кое-где пробивается огонь. Я начинаю засматриваться вокруг — масштабы пожара поражают. «Трррр», — издает протяжный звук «Сокол». Егор Егорович озадаченно чешет голову и заглядывает под колеса. «Рессора сломалась, сейчас будем чинить», — говорит он и, отстегивая бензопилу, пропадает в лесу. Где-то внутри мелькает страх, что в тайге мы и останемся.

Местные говорят, что огонь слышно — он шумит как дождь. В лесу недалеко от села Оргет было тихо. Это значит, что «верхового пожара», поблизости нет. Только вдалеке вьется черный столб дыма, а под ногами — осыпается выгоревшая трава. И еще очень сильно пахнет гарью — так, что сводит живот. У меня, по крайней мере, точно сводит. Пока Егора Егоровича не было, мы пытались затоптать всполохи огня, но безуспешно — просто так его не потушить. Вскоре наш спутник возвращается, держа в руках подпиленный ствол дерева. Он наскоро привязывает его к рессоре — и мы отправляемся дальше.

«Командировочные у нас всего 300 рублей в сутки — даром, считай, работаем»

Пробираясь через сухие ветки и поваленные обгоревшие деревья, Егор Егорович останавливает «Сокол» посреди леса рядом с минерализованной полосой — ее пожарные делают вокруг населенных пунктов, чтобы преградить путь огню. Здесь раскинулся полевой лагерь МЧС.

Несколько человек сидят на поваленном дереве. Справа от них — выгоревший лес, слева — пока еще живой. «Мы тут пятый день уже. Три дня назад тут вообще ужас был, мы бы вас даже не увидели из-за дыма, да и не разговаривали бы», — рассказывает один из пожарных, которого зовут Иван. «Иванов» тут всего четыре. «Мы сначала встречный пал делали и следили, чтобы огонь к деревне не подошел. Нас сюда на вертолете забросили, но вы нас заберите, пожалуйста. Мы домой хотим», — говорит он. Сейчас отряд занимается «окарауливанием» — так называют осмотр площади, пройденной огнем, — и «дотушиванием» скрытых очагов.

«А вообще это все Бахтияр устроил: „давайте мяса пожарим, мяса“. Пожарили…», — посмеивается один из «Иванов». Вскоре шутку подхватывают остальные и тишина леса нарушается заливистым смехом. Командир отряда Бахтияр сначала стоит в стороне, но затем подходит к отряду. «Работать приходится, потому что вероятность [нового возгорания] очень высокая из-за торфяных пожаров — огонь может перекинуться на негорящую зону. Из-за этого увеличивается угроза населенному пункту», — говорит он.

«А что, лису тут видели?», — переводит тему один из «Иванов». Вскоре из-за деревьев выныривает якут в камуфляже — отряд вновь разражается смехом. Якута зовут Егор, но все называют его Лисом. «Смотрите, это несколько дней назад тут все горело», — говорит он, указывая на экран своего телефона. На видео полыхает красное зарево. «Ты им только себя не показывай — там уже за деньги надо», — подшучивает над Лисом один из «Иванов» и все снова смеются.

Вскоре отряд снимается с места и начинает двигаться в сторону деревни — вечереет. По пути «Иваны» распиливают деревья, которые упали на минполосу. После работы один из них, облокачиваясь на наш «Сокол», говорит: «командировочные у нас всего 300 рублей в сутки — даром, считай, работаем. Вот про это обязательно напишите». Отряд продолжает валить лес и через несколько минут скрывается за поворотом.

«Неделю назад человек 20 кормили, а сейчас уже на 60 готовим»

Время близится к вечеру, но Оргет не спит. На главной площади продолжается работа, а из открытого окна местной администрации валит пар. Запах дыма сменяется ароматом свежесваренных щей. «Вон идите с женщиной поговорите, она тут всех нас кормит», — говорит один из местных и провожает на кухню. Там большим половником помешивает кипящий суп Марина — одна из местных жительниц, которая развернула в здании администрации полевую кухню.

«Неделю назад человек 20 кормили, а сейчас уже на 50 готовим», — начинает свой рассказ Марина. «На 60», — поправляет ее женщина, стоящая у плиты. «А, ну вот, на 60. Каждый день стряпаем пирожки всякие, с собой им отдаем. Они тут завтракают, обедают и ужинают», — говорит Марина, обводя взглядом комнату с большим деревянным столом — по-видимому, бывший кабинет главы села. Над столом прибит стенд с наградами, а выше — портреты президента России Владимира Путина и главы республики Айсена Николаева.

«А что, когда обедать-то будем?» — спрашивает у Марины один из пожарных. Она смеется: «да вы каждые полчаса к нам бегаете. Со вчерашнего дня». «Сегодня вот переброска была, поэтому вчера отдыхали. Технику ремонтировали немножко. Ну а мы сами вообще почти не спим. Бывает, начнем в восемь утра, а заканчиваем только к двум часам ночи…ойеее», — рассказывает Марина, усаживая нас и нашего проводника Егора Егоровича за стол. На столе — щи, пирожки с мясом и традиционные якутские оладушки. «Знаете, почему у нас рессора сломалась?» — неожиданно спрашивает во время ужина Егор Егорович, — «потому что духов не прикормили. Это у нас правило такое. Мы верим в то, что видим: в землю, в воду, в огонь. В стихию. Поэтому потом лес покормите обязательно. Оладушек дайте».

«Почти двое суток без сна ходили, тушили ночью»

Более сложная ситуация с лесными пожарами обстоит вблизи села Куду, расположенном почти в 30 километрах от села Оргет. Здесь тоже развернут оперативный штаб, в котором могут отдохнуть сотрудники «Авиалесоохраны». «Многие местные своей природой дорожат — не хотят, чтобы мы отжиг делали. Ругаемся мы с ними сильно. Ну а что поделаешь. Только сгоревший лес может остановить огонь. Сгоревшее ведь не горит», — рассказывает Семен — один из сотрудников организации. Он устало водит пальцем по карте пожаров, установленной в телефоне: «вторые сутки ребята на кромке махуются. Командир говорил — позвонит мне, чтобы я кого-то сменил. Жду, что скажет и пойду сразу».

Чем дальше от села забираешь в лес — тем больше ухудшается видимость и становится труднее дышать. Дым стелется прямо по земле, а огонь продолжает полыхать в только недавно выгоревшем лесу. «Вот тут подснять можете», — говорит один из наших спутников, указывая на поваленные и обгоревшие деревья, охваченные огнем. Я скрываюсь в дыму и приседаю на корточки, чтобы поймать лучший ракурс. От огня становится жарко. Приходится задерживать дыхание, гарь режет глаза — по щекам невольно скатываются слезы. Руку обдает жаром. «Только далеко не ходите, там же сгоревшие могут падать», — кричат вслед проводники. Приходится возвращаться — мы едем дальше. Вдалеке в небе виднеется красное зарево — верховой пожар. «А туда не поедем?» — спрашиваем мы, указывая в его сторону. «Нет, слишком там опасно», — отвечают проводники. Про себя успеваю подумать: «жаль, что не поедем», но быстро отгоняю эту мысль — наши спутники выворачивают на открытую поляну. Тут был сенокос: около леса стоит оставленный трактор, рядом с ним — сложенное аккуратными стогами сено. Если бы не огненное марево, которое клубится над тайгой, картину вполне можно было бы назвать умиротворяющей.

Наверное, из-за дыма солнце меняет цвет — в Якутии оно не желтое (как мы все привыкли), а ярко красное. Как Марс. Такой вот тут постапокалипсис. Из размышлений вырывает голос проводника. «Вон, пошел» — кричит он, указывая в небо над сенокосом. Из дыма выныривает самолет-амфибия Бе-200 и тут же скрывается над лесом. Если опустить взгляд с самолета, то на другом конце поля — прямо у края леса — можно увидеть маленькую избушку, в которую спешит отряд «Авиалесоохраны». Туда же направляемся и мы.

В избушке, где расположилась «Авиалесоохрана», тесно. Кто-то из отряда спит на сколоченной из дерева кровати. Другие — прямо на полу. На столе стоит банка с вареньем, батон белого хлеба и чайник. Было бы даже по-походному уютно, если бы не летающие повсюду мошки — от них пожарных спасает только сетка Павловского, которую они повязывают как головной убор. У меня с собой такой сетки нет, поэтому мошек безуспешно приходится отгонять руками. «Девятый день мы уже тут, в этом районе. А вообще тушим с мая. Один день только между пожарами отдыхаем, и сразу же потом на новый идем», — говорит пожарный. В углу, в сумке, у кого-то включается рация: «подходим к пожару, южная кромочка, работаем». Один из членов отряда — его зовут Саян — объясняет: это говорит пилот самолета. Вместе с Саяном выходим на улицу — к другим пожарным. Они тихо переговариваются, устроившись на сене — отдыхают.

«Мы живем в палатках в лесу, а сюда пришли только что. Скоро опять выдвинемся к пожару — около 9 километров идти», — говорит он, прикрывая дверь, — кто-то из отряда тут же запирает ее на защелку. «Почти двое суток без сна ходили, тушили ночью, но ночью тут холодно очень. Мы до костей замерзли. Сейчас двинемся по периметру пожара, окапывать. До этого в районе Татты были. Нас вертолет высадил в воду, прямо в болото. Мы тогда вещи из него долго таскали, чтобы пожар отработать. За полтора дня его закрыли», — рассказывает мужчина. В избушке становится шумно — отряд смеется. Вскоре дверь приоткрывается и на улицу выходит Айсен — еще один сотрудник «Авиалесоохраны». «Ну че, поехали, да?» — кричит пожарный водителю «Сокола», на котором мы добрались до лагеря. Айсену поручена самая важная задача — он должен привезти в лагерь обед, которого не было у отряда почти целые сутки.

«Людей и техники катастрофически не хватает»

Руководитель лесничества Верхневилюйского района расставляет перед гостями чашки с чаем, садится за стол и смыкает руки в замок. До этого он работал в соседней комнате за компьютером — координировал действия всех пожарных отрядов, раскиданных по территории Верхневилюйского улуса. «У нас засуха второй месяц, дождей нет. И вот итог — площадь пожара очень мощная. Ветровая нагрузка еще очень большая. Это все способствует росту числа возгораний. <..> Уже семь пожаров по району. Сил не хватает катастрофически. У нас на пожаре человек 60-70 работает, а техники — вообще единицы.

О нехватке сил говорил RTVI и начальник ГБУ «Авиалесоохрана» Владимир Леонов. По его словам, по всей республике ежедневно задействуется более 30 авиасудов, около 20 из которых используются для авиационного мониторинга. «Этого объема техники может хватить только на малую и среднюю горимость, а сейчас она чрезвычайно высокая. Проблема также состоит в том, что экипажи вылетывают норму и уже к концу месяца нам просто физически не хватает пилотов — они не имеют право выполнять работу при наличии выполненной нормы», — говорит он.

Леонов также рассказал, что технику «Авиалесоохрана» арендует у местных компаний — именно они «создают основу воздушных судов, которые используются в республике», однако проблема с нехваткой авиации остается достаточно сильной в связи с недостаточным финансированием.

«При наличии достаточного финансирования можно было бы привлечь дополнительные воздушные суда с других регионов. <..> Здесь, когда у нас заканчиваются финансы, нам приходится выполнять работы с задолженностью — рассчитываемся мы с компаниями с задержкой. Из-за этого компании несут определенную нагрузку. Ну и, естественно, те компании, которые находятся за пределами республики, не будут изъявлять желание прибыть на территорию и работать тут в долг», — добавил он.

«Лишь бы дождь пожары зацепил»

«У нас тут несколько планерок каждый день. В 8:00 своя, в 9:00 — „местная“, а в 9:30 — еще и федеральная», — посмеивается командир вертолета Ми-8. Он, вместе с экипажем, остановился в гостинице «Мила» — единственной в Верхневилюйске — и выходил «из дома» всегда чуть свет, а возвращался поздним вечером. Вот и сейчас командир спешил отдыхать. Его коллеги гремели на кухне сковородками — готовили ужин — или тихо беседовали на балконе. «Сегодня ребят на кромку отвозили, а еще запчасти и продукты им перебрасывали», — сказал один из членов экипажа вертолета Михаил, поднимая глаза в небо, которое ежечасно серело и опускалось.

«Сюда с других пожаров ребят еще перенаправили. Человек 40 из Якутска. Завтра вечером приедут, но в Верхневилюйск они будут, конечно, дохрена добираться», — посетовал Михаил, обращаясь к своему товарищу — он тоже стоял на балконе, наблюдая за небом. «Вертушку, наверное, нет смысла завтра поднимать», — ответил тот — «но утро вечера мудренее». «Лишь бы пожары зацепило, а тут-то ладно», — сказал ему Михаил. Оба помолчали. Михаил ушел, а его товарищ еще несколько минут стоял на балконе и поглядывал на небо. Вскоре и он, скрипнув дверью, зашел в дом. Ночью в Верхневилюйске пошел ливень, который не прекращался до утра.

В Верхневилюйском улусе и его окрестностях мы пробыли три дня. Все это время светило солнце и стояла почти 30-градусная жара — как и два месяца до нашего приезда. За эти дни я выработала привычку прислушиваться — слишком врезались в память слова о том, что пожар шумит как дождь. Иногда по ночам казалось, что огонь подступал и к местному лесу — тогда становилось немного страшно, перед глазами мелькали кадры пожарных в масках, а в носу стоял запах гари.

Когда пошел дождь, все постояльцы гостиницы «Мила» — пилоты Ми-8, операторы дронов-разведчиков и пожарные, думаю, немного выдохнули. Наша съемочная группа была в их числе. Возвращались в Якутск мы тоже под дождем. Ехали ночью, но уснуть не могли — якутские дороги и ямы, над которыми тут подшучивает каждый местный, сделать этого не давали. Я смотрела в окно — по дороге стелился молочно-белый туман, шумел дождь. От этого звука в памяти всплывало красное солнце, выныривающий из облака дыма Бе-200 и слова жителя Верхневилюйска, которого мы повстречали в начале пути: «уууой, пожары — жжопа!»

«Следующие две-три недели могут быть очень тяжелыми»

По словам координатора лесной программы Ассоциации «Охрана природы» Алексея Ярошенко, влияние погодных условий на распространение пожаров «остается решающим» — «от них зависит, в первую очередь, как много лесов сгорит».

«Если в тайге долго держится высокая пожарная опасность, как было в Якутии, Бурятии, Забайкалье, Амурской области и некоторых других таежных регионах в нынешнем году — силы иссякают очень быстро», — заявил Ярошенко.

Он добавил, что на силу распространения огня может повлиять «любой дождь или любое похолодание», поэтому можно сказать, что количество пожаров и их интенсивность в Якутии на какое-то время снизятся.

«Но дожди были не очень сильными, многие пожары их пережили — их дальнейшее развитие будет зависеть от того, как изменится погода в ближайшие дни. Следующие две-три недели могут быть еще очень тяжелыми», — рассказал он в разговоре с RTVI.

Татьяна Панова

Связаться с автором

Александр Павлов