Три дня под оккупацией. Рассказ семьи из села в Курской области, куда зашли солдаты ВСУ

22-летняя Диана Бойцева, ее мать Анастасия и отец Александр жили в селе Гончаровка под Суджей, на Российской улице, самой близкой к границе. Когда там начались мощные обстрелы, они хотели выехать, но не успели: к ним в дом зашли украинские военные. Семья провела три дня в подвале, пока ей не разрешили уехать. Корреспондент RTVI записала их рассказы о пребывании в плену и спасении.

О реальности тех дней напоминают следы от автоматной очереди на двери их машины и царапина от пули на телефоне. День, когда они пронеслись по трассе с белой тряпкой и иконой через все блокпосты, в семье теперь считают вторым днем рождения.

6 августа, День первый: «Мы никуда не поедем, у нас животные, у нас дом»

МАТЬ: Мы собирались ехать в Курск, у нас были домашние дела, мы отпросились с работы и были дома. Мы живем на Гончаровке. Российская, самая первая улица, которая идет от границы. Муж был в городе. Бомбили в основном город. Всю ночь. И весь день. И он был там, в подвале. А мы дома сидели с дочкой, ждали его. Мы особо не думали, что что-то такое происходит глобальное. Мы уже привыкли к этим бомбежкам постоянным.

Ну, пошли по своим домам и по магазинам, что-то свои там планы какие-то строили. Потом мы просидели весь день с дочкой в подвале, в ванной прятались. Ну, слава богу, никаких осколков, ничего. У нас все было тихо. Вечером муж приехал. Поехали, говорит. Уезжайте, все уезжают. Я ни в какую. Говорю, нет, мы никуда не поедем, страшно, давайте до утра. У нас животные, у нас дом.

Мы перенесли в зал вниз постели, улеглись.

7 августа, День второй: «Берут наши телефоны и расстреливают»

МАТЬ: Утром мы проснулись тоже опять, туда-сюда. Чай там сделали себе. И опять какое-то состояние стрессовое. Хотелось все время спать.

Самое главное, связи нет, ничего нет, оповещений не было. Сразу не было ни воды, ни связи, ничего. Эвакуация, убегайте там или что, вообще ничего, понимаете?

Потом муж раз смотрит, какие-то люди, и говорит мне, иди сюда. Я смотрю, во дворе стоят военные. Мы не поняли, что это украинцы. Они стоят в военном обмундировании. Только перемотаны синими изолентами. На шлемах синим. Я думала, что это наши. Все с автоматами. И говорит, давайте телефоны ваши. Я подумала, что они русские, и что они хотят нам как-то телефонную связь настроить. Они берут наши телефоны, швыряют их на землю и расстреливают. Три телефона.

Говорят, мы вас трогать не будем. Успокойтесь, сидите в подвале, не высовывайтесь. И ушли. Мы говорим еще, нам закрыться? Они говорят, да, закройтесь и не высовывайтесь. Мы закрыли калитку. И видим, что на УАЗике заезжает со свистом на всей скорости отец соседки нашей. Тут из нашего двора выбегает соседка и ее мальчики, они что-то у нас спрятались во дворе. И они садятся все в машину и со свистом улепетывают.

ДОЧЬ: И то мы слышали потом, как автоматы по машине. Может быть, для антуража побили, попугали. Но потом узнали они, слава богу, что все хорошо.

МАТЬ: Потом, часа спустя два, опять заходят другие военные. Половина на русском разговаривали. Что-то там по рации друг другу передают.

ОТЕЦ: Он еще сказал: “Вот видите, лупят, мол, бьют. Это ж ваши, это ваш танк стоит тут на элеваторе”. Элеватор рядом, какой наш танк? Вы тут оккупировали, ходите, а в десяти метрах наш танк стоит, стреляет.

ДОЧЬ: В общем, дезинформацию нам давали.

ДОЧЬ: Мы про русских ничего не сказали.

ДОЧЬ: Он нам с мамой говорит, идите в подвал. И показывает. Я начинаю говорить: “Господи помилуй”, я крещусь, я плачу, чуть ли не падаю на колени. Он такой: “Спокойно, я сам верующий, я вас не трону”. Так сказал мне. И я все равно плачу. В одного Бога мы типа верим с ним. То есть православный христианин он. И мы вот пошли тогда в подвал, но не расстреляли нас. Поставили нас, снимали. Сказали, на видео говорите слова.

КОРРЕСПОНДЕНТ: А видео это куда было?

ДОЧЬ: Мы думали оно уже на Первом канале, что нас все знают.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Он не сказал это куда потом?

СЕМЬЯ: Для своего руководства. Он еще в рацию говорит, на украинском. И ему начальник его на хохлятском опять говорит. Специально, чтобы мы не понимали.

ОТЕЦ: Я в общем сказал, что мы сидим в подвале двое суток под обстрелом. Нас не трогают. Зашли в ВСУ, нас не трогают. У нас все хорошо. Все, вот эти три фразы. Все, он снял, посмотрел, проверил. И снимал, когда он снял автомат, типа не бойтесь. Я сказал, мы вас не тронем.

ДОЧЬ: Хотя, знаешь, он мог отдать, а потом выхватить.

ОТЕЦ: Отдал автомат, отдал штык, нож вынул, отдал этому, рядом с ним там был <другой военнослужащий>. Он стоял безоружно.

МАТЬ: Я даже этого не помню даже. Ужас.

ОТЕЦ: Они еще спросили, а чё вы типа не выехали? Я говорю, связи нет, ничего нет. Не было оповещения об эвакуации, потому что нет связи. Мы думали, что вот-вот как закончится.

МАТЬ: Они говорят, ну ладно. Нам выезжать? Они говорят, нет, сидите в подвале.

ОТЕЦ: Возьмите воды, теплую одежду.

МАТЬ: Я сначала думала, что они хотят, чтобы мы им дали воды, теплые вещи. Ну что-то такое я подумала, что они там хотят от нас. А он говорит, нет, заберите все и сидите. Сейчас ваши по вам будут бить. Сидите в подвале, не высовывайтесь.

Ну и всё. И они ушли. И вот мы целый день сидели опять.

ДОЧЬ: Они еще говорят, мы сейчас уже уходим, успокойтесь. Как будто отступают. И мы слышим, что еще часа три была вот эта пальба, и стреляла какая-то автомата.

8 августа, День третий: «Уже ходят как у себя дома»

МАТЬ: А утром мы с дочерью выходили, смотрим, солдаты идут вдалеке, на конце улицы. Но мы не видим, какие это солдаты. Потом они начали идти вдоль улицы, по домам. И к нам долго не заходили.

ДОЧЬ: Мы смотрим, они идут по домам, ходят группировками, пять сюда зашло, три сюда. И мы думаем, господи, хоть бы они к нам зашли, мы попросимся у них, на колени там встанем, попросимся выехать.

И один встал около нашей калитки. Просто спиной, но не заходит. Мы думаем, ну почему, зайдите к нам, мы все-таки попросимся. Была надежда, что смилостивятся, отпустят нас. Но хорошо, что в итоге не зашли, а то бы мы еще взбудоражили их.

МАТЬ: Я смотрю, они сначала походили по домам, везде посмотрели, ворота пооткрывали, у кого нету.

ОТЕЦ: Постреляли. Замки посбивали из автоматов.

ОТЕЦ: Гитару.

МАТЬ: Канистры, у всех там бензин может в гараже. Запасались. Всю забили, потом вторую подогнали, белую. И её тоже начали забивать.

ДОЧЬ: И вот сбоку у нас два дома. Они их заселили. В одном они обедали.

МАТЬ: Ну ходят, едят что-то там. Едят яблоки. Ходят без шлема. Голые выходят. Уже вообще ходят как у себя дома.

ДОЧЬ: Там минометы, а они спокойно. То есть они понимают, что там только их люди. Наших там вообще в помине нет.

МАТЬ: Потом что они делают? Берут миномет. Заходят в один дом. На второй этаж поднимаются. Из окна стреляют. Минометом. По городу. Пять ударов. В этом постреляли, дальше пошли. Да, и так ходили и стреляли.

Это было уже восьмого числа, и вот опять эти минометные удары, мы в подвале уже сидели. Продолжается бомбежка какая-то.

ДОЧЬ: Причем каждый день усиливается. То какие-то ракеты, то какие-то пушки появляются.

И звук посильнее. Вот мы сидим, конечно, все громко, но мы привыкли уже к этому. А каждый день усиливается эта звуковая волна. То есть как будто над нами уже…

Вот шестого было нормально относительно. Седьмого еще сильнее все и чаще. Восьмого еще чаще, еще сильнее. И вот ближе к вечеру восьмого, это был четверг, И попала ракета.

ДОЧЬ: Сами стены как-то сместились. Двери из каркаса повылетали. Как будто дверь сняли с петель и выкинули её. Это наш дом.

Вот наш дом, допустим, промежуток — тут дома нет, это просто двор. И рядом вот на этом месте стоит дом большой, и в него попала ракета. И получается, этот дом, настолько эта ракета на него подействовала, что от него остался один фундамент.

МАТЬ: Вот у нас был каменный забор. Он повалился. С другой стороны тоже каменный забор повалился. То есть такая была взрывная волна сильнейшая. Машина наша стояла… Как, вообще чудо, не попало в нее во-первых никакими осколками, как она не поднялась на воздух, но она цела. И мы думали, сейчас выйдем, машины нет, на чем даже уезжать.

8 августа, День третий: «Если машина не заведется, мы вам дадим опель»

ДОЧЬ: В итоге мы выходим, папа побежал, и они попались нам.

ОТЕЦ: Двое.

МАТЬ: И тоже одеты они спокойно, как дома.

ДОЧЬ: Футболка какая-то, штаны вот эти армейские, берцы, без шлема, без ничего.

МАТЬ: Без бронежилета.

МАТЬ: Да, еще, если машина не заведется, мы вам дадим опель.

ДОЧЬ: Мы видели, как они курсировали по нашей улице на чужих машинах.

ОТЕЦ Да, они забирали.

ДОЧЬ: То есть они все улицы прочесали, посмотрели ворота, дома, что у кого стоит, какие машины, что им будет нужно, они же миномет перевозили на машине. Чтобы из каждого дома стрелять из этого миномета.

МАТЬ: У них был миномет тяжелый. И такое было, что они носили в руках. Ну, легко носили.

ОТЕЦ: Заносили на второй этаж, с него долбили. Ну, может, гранатомет.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Можете описать, пожалуйста, как они выглядели?

ОТЕЦ: Очень хорошо экипированные.

МАТЬ: Одежда хорошая, качественная.

ДОЧЬ: Вы знаете, такие мужики бравые, холеные, плотные, все высокие, метр девяносто все. Лет 35-40, 45 максимум. Такой возраст, мы не поймем, то ли они молодые, то ли они мужики.

ОТЕЦ: С бородами,

МАТЬ: И у всех такие остренькие автоматы.

ОТЕЦ: Не наши Калашниковы. И Калашниковы у них тоже были. Скорее всего импортные автоматы.

ДОЧЬ: Каски какие-то. Тут и фонарь, и камера. Тут такие вот краеугольные, такие интересные.

МАТЬ: Восьмого, когда лазили, уже другие были. Уже кое-как одеты. Маленькие какие-то, мальчики. Мужики такие коренастенькие, такие уже мелкоскопные. То есть те были прям какие-то вот, как ты говорил, как они называются?

ОТЕЦ: Вот больше похоже, которые первые к нам два раза заходили. Спецназовцы. Такие вот рюкзаки у них.

ДОЧЬ: А уже в день, когда мы уезжали, были такие, ну как, солдаты, пехота. У этих первых, значит, на рукавах синие ленты были. А эти уже вторые, у них на шлемах.

МАТЬ: В общем, они нам сказали, выезжайте. Говорят, с Богом. Да, он нас поразил, был человечный. Мы даже удивились, что как.

Ну, а город я не знаю, как мы пролетели. Мы взяли белую тряпку.

ДОЧЬ: Чтобы показывать, что мы мирные, что мы не вояки, которые едут.

МАТЬ: Белый платок. Икону в руках держали. Мы ехали 200 километров в час. Ну, это уже по трассе 200. А вот по городу мы ехали — дорога вся в осколках.

ОТЕЦ: Дорога вся в этих воронках. Машины сожженные. Город вымерший. Развалины везде. Особенно перед выездом с Суджи. Машины объезжали, эти сожженные, взорванные. Люди вывалены из машины, раненые.

МАТЬ: Может, уже убитые.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы с собой ничего не брали?

ОТЕЦ, МАТЬ, ДОЧЬ (хором): Схватили документы, они были уже собраны. Какие-то футболку, обувь одну. Вообще, что схватили, не помним. Впопыхах вот так вот быстро запрыгнули.

МАТЬ И ДОЧЬ: И осталась наша собака с такими глазами. Кошка наша. Я еще напоследок открыла морозилку, чтобы они поели. Но мы их накормили перед этим, конечно. Мы там вынесли кастрюли, чтобы им хватило. У нас там много очень скота на улице, животных. Много людей, которые держат хозяйство. У соседа очень много коров было. Они ревели все дни недоенные.

ОТЕЦ И ДОЧЬ: Я сегодня еще только узнал, звонил сосед сегодня с нашей улицы. Рядом, оказывается, бабушка осталась лежачая..Мы даже, не знали, что она там. И бабушка еще в дальнем доме. Еще бабушка такая ходячая, она просто в эти дни стояла там. Утром в этот день, когда мы уехали, я ее видела. Не уехала она тоже, видимо, никак не узнала. Некому, наверное, было забрать. Они старые люди. И учительница в первом доме живёт. Она одинокая женщина. У неё нет никого и машины. Она, наверное, осталась.

СЕМЬЯ: В плане еды, я думаю, неделю бы мы просуществовали, потому что там яблоки, виноград. Сорвали бы. С голоду бы не умерли.

ДОЧЬ: Я еще говорю, так, ребята, там соседние дома, если что, вечером побегу воду там возьму у Сапрыкиных. Я там возьму какое-то продовольствие. Я думала реально, что если у нас закончится, я пойду по чужим домам, ну что, дворы же открытые, я бы пошла. И картошка во дворе. Картошку копать будем.

ОТЕЦ: Хотя у нас нет огорода, конечно, но мы… У соседей есть. У соседей <…> никого бы не было. Мы бы там как-нибудь на костре что-нибудь… Спичек полно. Сигарет только не было. Сигарет не было, мама бычки докуривала. Собирала по всем пепельницам. Интеллигенция. Думали, может, курить бросит? Не бросила. Только выбрались, первым делом.

ДОЧЬ: Две пачки, да. Это такой стресс, конечно. Как мы там, пап, с тобой не закурили, да? Не было ничего. Хотя сидели в подвале, у нас эти, стоят… алкоголь. Но мы даже и не хотели. Не хотели ничего нам. Мы даже есть не хотели. Мы ели, чтобы вот просто поесть. Как-то отвлечься от этого всего.

Послесловие: «8 августа наш день рождения»

КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы к родственникам поедете?

СЕМЬЯ: Мы будем дальше уезжать. В Курске уже небезопасно.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Остальные соседи сейчас как вообще координируются?

СЕМЬЯ: Все в Курске в основном, пока. Мы вот ходим по Курску, видим одни суджане. Родственники все в одной квартире, в однокомнатной, штабелями лежат. И дети, и старики.

КОРРЕСПОНДЕНТ: Вы сказали, что вам расстреляли телефоны. У вас больше не было связи?

ОТЕЦ: Они постреляли их и не попали. Вот там царапина. Он лежал во дворе. А потом дочь вышла, говорит, пап, а твой телефон целый. Как целый? Они ж в упор стреляли. У меня небольшой айфон 5s. Он цел остался. Толку от него никакого не было. Он сел. Ни связи, ничего нет.

СЕМЬЯ: Мы просто даже не думали, что у нас получится выбраться. Это вообще мы… Мы когда выехали, папа кричит, сегодня наш день рождения. Да, 8 августа наш день рождения.

КОРРЕСПОНДЕНТ: А вы ехали по трассе с белой тряпкой?

СЕМЬЯ: Не всю дорогу. До наших. Мы еще проезжали, я посигналил, они тоже рукой помахали. Мы же видим — в красных повязках наши.

МАТЬ: Я первые сутки вообще не могла успокоиться, я ревела. Даже во сне плакала. Да, я не могла вообще, мне так жалко дом. А потом думаю, самое главное, что мы живы, а может быть когда-нибудь мы вернемся и восстановим все…

ОТЕЦ: Вы не в курсе, как думает правительство наше? Будут нам за дома наши выплачивать? Или как?

КОРРЕСПОНДЕНТ: Пока бои идут….

МАТЬ: Что выплачивать, если это будет Украина?

ОТЕЦ: Какая это будет Украина? Ты о чем говоришь?

МАТЬ: Может там будет поле.

Татьяна Акиншина