«Во всем есть красота»: Александр Бородулин — о «Мутаборе», Энди Уорхоле и своей новой выставке

В знаменитом нью-йоркском клубе Studio 54, существовавшем в конце 80-х, собирались все знаменитости мира от Энди Уорхола до Микки Рурка. Их фотографировал присутствовавший на вечеринках Александр Бородулин. Также он делал фэшн-фотографии — снимал селебрити для The Time, Vogue, Playboy, L’Officiel. Все эти работы можно увидеть на его выставке «Посторонние» в московской галерее АРТ4. Бородулин рассказал RTVI о сюжетах его фотографий, громких вечеринках в Studio 54 и «Мутаборе», знакомстве с Энди Уорхолом и искусстве.

Александр Бородулин
фотограф

Как создавались ваши фотографии?

Я снимал принцессу Стефани в ее день рождения для новой коллекции Жан-Клода Житруа. Съемки проходили в гостинице в Париже. А сама Стефани была такая enfant terrible, как говорят в народе. И в какой-то момент я увидел, как она сидит, грубо говоря, на толчке и курит что-то. Она была дико популярна в тот момент, и я подумал, что, если бы я щелкнул ее в тот момент, эта фотография стоила бы десятки тысяч долларов. Но в силу врожденной интеллигенции я этого делать не стал, да и к тому же в этом случае я бы испортил отношения с L’Officiel.

Еще я снимал Микки Рурка, когда он еще не был звездой, а только ею становился. Он жил в скромной квартирке. На свой день рождения он позвал всех друзей, но это не была какая-то гламурная история. Он позвал еще и экономку, работавшую в том же доме, — она ему часто помогала. И вот он позвал ее в свою компанию.

Как вы думаете, возможно ли было бы сегодня повторить ваш проект «Женщины России», который вы делали для Playboy?

На выставке «Посторонние» этих фотографий нет по той причине, что мы решили, что мы не будем эротику вообще выставлять, хотя у меня ее очень много.

А повторить можно… В принципе, девушки-то красивые в России — полно их, и некоторые из них готовы сниматься голыми, у многих из них отличные фигуры. Поэтому чего их не повторить? Запросто можно повторить.

Как вы относитесь к съемкам плюс-сайз моделей и бодипозитивным проектам?

Когда на этом акцентируются, я отношусь к этому негативно, потому что я считаю, что каждому свое место. Когда я работал в Sports Illustrated, я был самым молодым внештатным фотографом, мне 20 лет было. А штатный фотограф Уолтер Иоосс-младший снял тогда первый Swimsuit Issue [выпуск журнала Sports Illustrated с фотографиями моделей и спортсменок в купальниках. — прим. RTVI]. И если обычные выпуски продавали тиражом 3-3,5 млн, то этого продали 15 млн экземпляров! Такой был ажиотаж.

Но перечеркнуть это… То есть что эти люди [фотографы плюс-сайз моделей. — прим. RTVI] пытаются сделать? Они как бы пытаются перечеркнуть те каноны, которые создавались столетиями. Те женщины, которые считались красивыми в 1830 году, когда начиналась история фотографии, да, естественно, стали другими. И вот сейчас существуют какие-то каноны… Фэшн-фотография создается по каким-то лекалам, которые появились не ниоткуда, а так сложилось. Значит, поломать стереотипы и перевернуть всё это насильно, я считаю, неправильно.

Был такой фотограф, он недавно умер, один из моих любимых фотографов американских, Уильям Кляйн. Вот он снял потрясающие совершенно фотографии таких oversized women! По-моему, в бане это где-то происходит или в ванной… Ну это потрясающие фотографии, я их очень люблю. И там они выглядят на месте, они выглядят красиво и выглядят не гротескно.

Но когда вот эти люди снимают полных женщин там, где им не положено быть, и снимают их так, что они выглядят некрасивыми, то для меня это извращение какое-то. То есть они же не пытаются сделать это красиво или чтобы это было потрясающе. Они хотят сказать: «А вот она некрасивая, она там жирная, а я вот ее сниму», — вот задача их, понимаете. Они как бы перечеркивают всё то, что они хотят сделать, а надо сделать так, чтобы это было потрясающе. Но они не могут, потому что «потрясающе» — тяжело сделать. Людей-то, которые могут сделать потрясающе, их там раз-два и обчелся.

Есть такой анекдот смешной. Армянское радио спрашивают, какие женщины нравятся мужчинам, — толстые или худые. Армянское радио говорит: «Ну конечно, 90% мужчин нравятся толстые женщины, и только 10% мужчин нравятся очень толстые женщины».

Вы часто бывали в Studio 54? Какими были там вечеринки?

Туда приходили все, кого пускали. Из звезд, по-моему, все там перебывали, всех я видел, но, к сожалению, не всех смог снять. Там было тяжело фотографировать, просто не разрешали.

Там было много секса — даже в каких-то закутках все время что-то происходило… И была потрясающая музыка. Никогда в мире до Studio 54 не было ничего подобного, это был переворот в ночной жизни — по свету, звуку, пространству. И когда ты туда входил, ты это чувствовал сразу. Вот это ощущение какой-то причастности к чему-то новому и прикольному, — первое, что чувствовалось, даже если там не было никого. Это чувство причастности к чему-то грандиозному не покидало, как чудо света.

Там была такая задняя комнатка, лестница, и на этой лестнице сидели Энди Уорхол, Трумен Капоте, Мик Джаггер и другие. То есть вот такой концентрации знаменитых людей в маленьком пространстве я, честно говоря, никогда не видел. Попасть на эту лестницу было совсем запредельно.

Я считаю, что московский клуб «Дягилев» был по-своему тоже грандиозным событием. А сейчас я вот снимал в «Мутаборе», который закрыли, мне как раз удалось сделать совершенно гениальные фотографии. Ну, я их там не выставил, естественно, потому что, я их снял буквально два месяца назад. Я еще не люблю сразу выставлять то, что недавно снял, потому что должно улежаться как бы. Я такого вообще никогда нигде не видел, честно говоря, вот того, что видел там. Там не было звезд, это были обычные московские мальчики и девочки лет 23-28. Они не выглядели гламурно, это были клерки, секретарши…

Studio 54 — почему она так называлась? Потому что была на 54-ой улице в Нью-Йорке. И в пятницу, когда выбирается модная тусовка, вся эта улица была заполнена людьми, особенно летом. Люди даже не заходили в клуб, просто само нахождение в этом пространстве казалось крутым, потому что все время подъезжали лимузины и знаменитости проталкивались через толпу. Порой войти в Studio 54 было невозможно, даже если тебя там ждали.

Так вот в «Мутабор» очередь была еще больше! И это при двадцатиградусном морозе! Люди стояли, хотели заплатить, чтобы попасть в клуб. Но это была не толпа как в Studio 54, а очередь — как за воблой в Советском Союзе. А чего они там внутри выделывали! Я такого никогда не видел.

Что, например?

Не будем бередить раны. Как писал Уильям Берроуз, «ничто не истина, всё дозволено». Если бы он попал в «Мутабор»!

Понятно, что в нашей действительности это обычная история. Когда идут войны, культивируется декаданс, кафе и рестораны переполнены. Судя по книгам, так всегда и было. Люди туда шли, наверное, чтобы заглушить тревогу.

Какими были ваши взаимоотношения с Энди Уорхолом?

Самое смешное, потом я только это выяснил, что Энди Уорхол… Вот все говорят, что он был гей, но доказательств нет. Единственное доказательство — был такой чувак, который с ним жил вместе, — Джон Джорно. И он называл себя бойфрендом Уорхола. Причем начал он это говорить после смерти Энди Уорхола… Энди Уорхол, может, ему по морде бы надавал, во всяком случае унизил бы его будь здоров.

Энди Уорхол был самый, по-моему, светский человек в Нью-Йорке. Он бывал на всех показах, на всех тусовках, во всех клубах, во всех модных ресторанах… То есть такое ощущение было, что он только и делал, что куда-то ходил. Мне удалось его пару раз сфотографировать. Но, вы знаете, в общении он был дико скромный какой-то, не особо разговорчивый. Он часто говорил: «Да? Не может быть!» — вот как-то так.

Он когда умер, было такое ощущение, что на какое-то количество лет о нем забыли. А потом он стал мегапопулярным. Вот тогда, когда о нем забыли, его картины ничего не стоили на самом деле, потому что я как коллекционер знаю, что можно было Энди Уорхола купить за полмиллиона, там важную картину какую-то, а сейчас она стоит, не знаю, миллионов 30, наверное.

Ваш младший сын стал художником и уже выставляется в галереях. Почему вы решили показывать его работы, когда он в столь раннем возрасте?

Вы знаете, с музеем АРТ4 познакомил он меня, а не я его. Это его третья выставка в этой галерее, а моя первая… Первой у него была групповая выставка, потом у него была персональная, когда ему было 10 лет. Сейчас ему 13, это его третья выставка в АРТ4. И они, мне кажется, в нем больше заинтересованы, чем во мне, потому что он все-таки художник.

На творчество каких современных фотографов стоит обратить внимание?

Из живых — Брюс Гилден и Энтони Суо. Вот эти два мне очень нравятся.

В фэшн-фотографии сейчас затишье. Есть там один парень, я забыл его фамилию, англичанин, который очень неплохо снимает. Ну, наверное, все-таки Энни Лейбовиц, она все-таки жива еще, она, конечно, очень хороший фотограф. И Дэвид Лашапель…

А из российских?

Черт его знает, ничего не видно. Последний был Сергей Васильев, он уже умер. И фотожурналист Сергей Максимишин.

Сегодня многие люди, ведущие активно соцсети, называют себя фотографами. Как понять, какие фотографии — искусство, а какие — нет?

Смотрите, наша жизнь — это как грязь, земля, чернозем, и в ней есть осколки вечности. Это как золотые кусочки такие, понимаете? Вот фотограф — он эту грязь процеживает сквозь сито, и там остается вот этот вот золотник, необработанный кусочек золота. Вот это приблизительно то же самое, что и фотография.

Почему такой хороший художник, как Никас Сафронов, такой знаменитый? Потому что он 95% времени своего тратит на пиар, а 5% на рисование. Энди Уорхол тоже мог свою картину нарисовать за пять минут, потому что ему еще там и помогало десять человек. Он делал снимок Polaroid, потом отдавал это помощникам, они из этого делали шелкографическое изображение. Потом он подходил с кисточкой, два раза ляпнул там какой-то краски, и получилась гениальная картина. Художник должен все равно потратить на рисунок хотя бы полчаса, а мне, чтобы что-то снять, нужна 1/250-я секунды. Есть разница? Огромная по времени.

Знаете, как Энди Уорхол как раз говорил: «В будущем каждый сможет стать всемирно известным на 15 минут». Что он имел в виду? Именно то, о чем вы сейчас говорите, что любой человек может сделать гениальную фотографию, но уже пять гениальных фотографий может сделать только гениальный фотограф, а двадцать пять — один из лучших в мире, сто — ну это прямо совсем единицы, а двести не сделал никто. Вот как вам такое? Никто не сделал, ни один фотограф в мире не сделал двести гениальных фотографий.