«Люди не ждут ничего хорошего». Социолог Лев Гудков об отношении россиян к мобилизации и военной операции

Россияне хотят знать, когда закончатся мобилизация и военная операция на Украине — об этом свидетельствует статистика запросов к поисковым системам. С другой стороны, активного публичного неприятия военных действий в России не наблюдается. RTVI попросил социолога Льва Гудкова, научного руководителя Левада-центра (признан в России иностранным агентом), рассказать, как менялось общественное мнение относительно военной операции на Украине в последние месяцы.

Как менялось общественное мнение относительно военной операции с ее начала

Отношение к специальной военной операции установилось почти сразу после ее начала. Первый же замер общественного мнения 27-го февраля показал очень высокую степень поддержки, одобрения и непонимания того, что происходит. В марте уровень одобрения поднялся с 65% до 83%, и это была наивысшая точка. После этого она несколько снизилась до примерно 75%, с некоторым колебаниями. Такой уровень одобрения и поддержки держался до начала сентября.

Объяснить это можно несколькими причинами. В первую очередь это тотальная цензура. Множество средств массовой информации в интернете были заблокированы и запрещены. Штрафы, репрессии и прочее. Поэтому альтернативную информацию и интерпретацию происходящего могли получить только очень небольшое число россиян, хотя оно увеличилось с примерно 7-8% до 20-22% в сентябре. То есть люди научились обходить блокировки. Это в основном более молодые, более образованные жители крупнейших городов и другое меньшинство, настроенное антивоенно, антипутински и в значительной степени нуждающееся в другой интерпретации происходящего.

Второй момент — это то, что население было подготовлено к этой военной операции. Страх перед большой мировой войной держался все предыдущие два года на уровне 70-75%. Мы никогда не фиксировали такого высокого уровня тревожности и ожидания. Но это результат длительной милитаристской пропагандистской подготовки к началу военных действий.

После мобилизации ситуация резко изменилась. Во-первых, исчезло представление, что все происходит где-то там, на границах России. Пропало ощущение, что это будет блицкриг за счет мощной и сильной российской армии, главного достижения Путина на посту президента за все его годы правления, которая, конечно, быстро раздавит слабую украинскую армию. Поэтому в сентябре сопротивление украинской армии было воспринято с неожиданностью и недоумением.

Это превратилось в тревогу, раздражение и недовольство уже не столько Украиной, сколько российским командованием. Было совершенно ясно, что это не просто одиночный неуспех — украинское наступление было скрыть невозможно, и Министерство обороны России должно было об этом как-то сообщать.

Что касается мобилизации, то в ее частичность мало кто верит. Тем более, что практика тотального принуждения к ней действительно испугала людей и вызвала острую реакцию в виде тревоги, страха, неопределенности и недовольства. Отношение к власти всех уровней пошло вниз, хотя и незначительно. Но важно, что это системное снижение доверия не только к президенту, но и к правительству, и к депутатскому корпусу, и так далее.

Кроме того, в обществе действительно возникло ощущение приближающегося поражения. Раз проходит мобилизация, то, значит, надо заткнуть этой массой вновь призываемых все ошибки командования.

Соответственно, это вызывает раздражение. Если брать весь набор переживаний за 100%, то 80% — это негатив разного рода: гнев, возмущение, тревога, подавленность и прочее. Соответственно, резко снизилось ощущение гордости за проведение военной операции, тем более, что у людей возникло ощущение, что это надолго, что эти военные действия приобретают хронический характер. Что это может затянуться и на год, и на два, если, конечно, не произойдет чего-то такого радикального. Под радикальным люди понимают либо поражение, либо использование ядерного оружия, и это очень серьезный добавочный фактор тревоги.

Поэтому неудивительна и массовая реакция. Во-первых, это бегство за границу. С другой стороны, общественное мнение перевернулось. Если раньше большинство хотело полной победы над Украиной, то теперь большая часть опрошенных склоняются к тому, что надо начинать мирные переговоры и заканчивать военные действия. Накануне мобилизации соотношение этих мнений было 48% на 44%, а в сентябре, после мобилизации, 48% стали выступать за переговоры, а 44% — за продолжение до победного конца.

Конечно, значительная часть будет покорно призываться, они готовы убивать и быть убитыми. Но после объявления мобилизации впервые начала распространяться информация о потерях в ходе этих военных действий. Прежде всего, возник запрос на альтернативную информацию о том, что происходит в зоне боевых действий: долгое время сдерживаемые сведения о погибших, о качестве подготовки личного состава и прочее. Воспринимается это крайне неблагоприятно, вызывает сильное раздражение, неудовольствие.

Поэтому, если говорить о том, что можно увидеть по данным регулярных опросов, то я бы сказал, что это начало понимания природы и характера военной операции. Но при этом люди, конечно, продолжают поддерживать руководство России. Не столько из какого-то морального чувства, сколько по привычке идентифицируют себя с государством. Ну что делать? Надо защищать родину, Россию. Все эти аргументы используются для оправдания ситуации. Но и раздражение усиливается, поскольку растет недовольство всем происходящим.

Почему соотношение поддерживающих военные действия и переговоры меняется так незначительно

Прежде всего, общественное мнение очень инерционно и медленно осмысливает то, что происходит. Поэтому для того чтобы оно как-то включилось в процесс и быстрее соображало, нужны, во-первых, информационные каналы, а, во-вторых, авторитетные политические позиции, которые бы давали другую интерпретацию. Но сегодня в условиях тотальной цензуры и разгрома оппозиции в публичном пространстве просто нет другого понимания происходящего.

Для абсолютного большинства российского населения авторитетным, достоверным и вообще доступным источником являются только федеральные каналы телевидения. Это главное. А то, что они передают, не очень важно, там интерпретация событий практически не меняется. Все время идет однообразный характер подачи информации: подавлены столько-то огневых точек, столько-то привезенного гуманитарной помощи, граждане освобождаемых регионов встречают российские войска если и не с цветами, то с радостью. Эта картина держится на фоне того, как российская пропаганда описывает «злодейства украинской армии». Все очень однообразно.

В телеграм-каналах ситуация другая, хотя они тоже различные, там есть и прокремлевские, и транслирующие другую точку зрения. Там мнения гораздо более разнообразные, более выраженные, идет какая-то дискуссия. Уровень антивоенных настроений и мнений гораздо выше. Он приближается к 50%, хотя и там они тоже не доминируют.

Что скрывается за словами «я не интересуюсь политикой»

Телевизионная аудитория за полгода военных действий сократилась с примерно 80% до 62%, это действительно очень значительное падение. Одновременно сократилась и аудитория пользователей телеграм-каналов.

Фраза «я политикой не интересуюсь» значит, что я не участвую в политической и в общественной деятельности. Но это не означает, что я не смотрю телевизор. Телевизор по-прежнему смотрит основная масса населения, особенно в провинции. В малых и средних городах, в сельской местности телевидение предоставляет главное понимание происходящего. Там как раз интернет слабее распространен и менее влиятелен.

На протяжении полугода действительно падал интерес к происходящему, надежды на то, что боевые действия прекратятся, особенно среди молодежи, реакцией которой на это стало усиления равнодушия. Молодые люди просто отворачивались от всего этого. Общий тезис можно описать фразой «не грузите меня вашими проблемами, я не хочу страдать».

Но перспектива мобилизации и призыва резко изменила настроения. Поэтому больше всего недовольных, конечно, среди молодых людей до 40 лет. Здесь радикально изменилось отношение к происходящему. Но численно в структуре населения молодые люди составляют все-таки сравнительно небольшую часть. Граждан до 30 лет у нас, если не ошибаюсь, примерно 15% от всего населения.

Зависит ли поддержка военных действий от уровня образования и дохода

Образование — не очень существенный фактор. В данном случае он плохо работает. Дифференцирует российское население в отношении спецоперации только возраст.

Поэтому, если брать этот фактор, то тут возникает просто более дифференцированная картина. Величина дохода сама по себе является плохо объединяющим фактором среди нескольких высокодоходных групп населения.

Сильнее распространены такие такие установки, как зависимость от власти, государственно-патерналистское сознание и, соответственно, одобрении любых действий правительства. Хотя есть и небольшое количество людей с действительно низкими доходами, которые недовольны тем, что делает руководство страны. Они считают, что уделяется недостаточное внимание социальным проблемам, нуждам, доходам населения, и надо бы деньги тратить на них, а не на военные действия. Но все это уживается с поддержкой специальной операции в целом.

Возрос ли за последнее время патриотизм россиян

Патриотами себя называют 80% россиян. Это нормально, вопрос только в том, что вкладывается в это — и антипутински настроенные люди тоже себя считают патриотами.

Среди сторонников власти есть некоторое незначительное крайне агрессивно настроенное меньшинство, численность которого не меняется. Это примерно 5-7%, сравнительно маргинальная часть населения. Я, конечно, не говорю про политический класс, про номенклатуру. Там доля таких настроений гораздо выше. Я говорю так, как это представлено в социологических опросах.

Пока жареный петух не клюнет, люди не реагируют. Вот сейчас наступает ситуация, когда это затронет действительно значительную часть населения и, соответственно, отношение к проблеме военной операции меняются. Через неделю мы проведем новые опросы, посмотрим, какова динамика в этом отношении. Пока по одному сентябрьскому опросу, который был проведен почти сразу после объявления частичной мобилизации, трудно судить о динамике. Но и тогда, уже буквально через несколько дней после объявления о мобилизации, мы все равно зафиксировали очень эмоциональную негативную оценку.

Как изменилось отношение россиян к украинцам

Большинство опрошенных считают, что нужны нормальные отношения с Украиной, без закрытия границ. Враждебность к украинцам — не к украинскому руководству и политическому классу — безусловно увеличилось под влиянием агрессивной пропаганды и навязыванием идеи об украинском фашизме. Но все равно отношение остается преимущественно позитивное, и это важно.

Если раньше порядка 70% высказывали положительные чувства к украинцам, то сейчас я думаю, что этот показатель снизился до 30-25%. Но это не устойчивая цифра. Мы знаем по другим примерам всплесков антиукраинских настроений, что как только телевизор выключает пропаганду, позитивное отношение восстанавливается.

Волны антиукраинского ресентимента всегда шли за периодами антиукраинской пропаганды. Эти волны шли каждый раз с началом избирательного сезона на Украине, начиная с 2004 года, потом — с «оранжевой революции», а потом — войны с Грузией, когда Украина очень дистанцированно и скорее негативно отнеслась к действиям России. Ну и, конечно, после Крыма и начала вялых военных действий в Донбассе медленно нарастало ухудшение отношения к Украине в целом и к украинцам.

Боятся ли люди отвечать на вопросы социологов

Наша служба и другие независимые организации показывают, что люди не боятся. И весь этот тезис о неискренности опрашиваемых высказывают те, кто ничего не понимают и не знают ни предмета социологии, ни нашего ремесла.

За этим стоит неприятие той информации, конструкции реальности, которую показывают социологические исследования, не более того. Но, во-первых, оказывается, что число отказов от интервью не выросло, это чистый миф. Во-вторых, те, кто отказываются, — это в основном две категории опрошенных.

В первом случае это люди, лояльные к режиму, говорящие «я в этом ничего не понимаю, мы против власти не бунтуем, поэтому не спрашивайте меня, я не могу ответить». В численном отношении это довольно значительный контингент. Потому что наше население пожилое, и в нем представлено довольно много возрастных женщин.

Вторая группа — это молодежь, которая действительно потеряла интерес к происходящему. Но, напротив, люди образованные, прежде всего мужчины, хотят быть услышанными. Высказать свою точку зрения для них проблемы нет.