Руководитель проекта «Полка» Юрий Сапрыкин, публицист, умеющий находить самые нужные слова для наиболее спорных вопросов современности. Но в конечном итоге, за какую бы тему он ни брался, всегда получается об одном — о духе времени.
Изображение — мощное оружие. Хорошая фотография или удачно снятое видео, как лазерный луч, собирает в энергетический пучок ворох разрозненных смыслов, контекстов, человеческих историй. Ты смотришь на картинку с кричащей от боли вьетнамской девочкой, попавшей под американскую напалмовую бомбежку, или мертвым мальчиком-беженцем, которого вынесло на берег волной, — и даже не зная всех подробностей, в долю секунды понимаешь: здесь творится нечто такое, чего быть не должно.
Одной фотографии бывает достаточно, чтобы политики побросали неотложные дела, люди вышли на улицы, а тектонические пласты истории сдвинулись в поисках новой, лучшей конфигурации. В этой способности изображения говорить «всё сразу» кроется его уязвимое место: фотография и видео не просто вбирают в себя контекст, они подменяют его — и потому легко становятся инструментом манипуляции.
Сообщение, которое посылает фотография, моделируется ракурсом, композицией, выбором моделей: вот полицейские со свинцово-серыми лицами тащат куда-то прекрасную рыжеволосую девушку, а вот стоит нелепая тетка с искривленным лицом и портретом Путина — сразу понятно, кто хороший, кто плохой. Изображение вызывает мгновенное доверие — и тут же оказывается под подозрением: а если это снято не тогда или не там? Или вообще смонтировано на калифорнийских серверах? Что если это постановка, ну или просто мастерская работа оператора, выхватившего случайную деталь и придавшего ей силу универсального закона?
Опытный человек знает, что изображению верить нельзя — этими горящими девочками и утонувшими мальчиками тебя, дурачка, водят за нос, а потом не успеешь охнуть, как тебя же и облапошат. Головой думать надо — той самой головой, которая всегда должна помнить о геополитических интересах, цивилизационных сдвигах, культурных кодах и вопросах военно-технического сотрудничества.
Голова говорит нам еще и о том, что в привязанности к изображениям есть что-то этически сомнительное. Мы сидим и проматываем ленту, а там — омоновцы бьют безоружных, и снова бьют, и снова, а мы смотрим на это с дивана, и не можем остановиться, и не можем насытиться. В какой-то момент начинает казаться, что проматывание картинок — и есть самодостаточное политическое действие, мы сделали достаточно, чтобы остановить зло — ведь мы же репостнули вирусный видос. И из-за этой страсти к картинкам каждое публичное избиение, задержание, насилие начинает выглядеть гротескно: семеро одного бьют, а еще семьдесят семь стоят рядом и снимают все происходящее на телефон. И где-то на этой тонкой грани между ленью и любопытством, между ненавистью к насилию и болезненным пристрастием к его изображениям нас и можно заморочить — и заставить, например, сочувствовать тем, кто в сочувствии не нуждается, и проклинать объективно хороших людей.
И вот со всем этим нажитым годами скепсисом ты мотаешь ленту и натыкаешься на видео: омоновцы прогоняют задержанных сквозь строй и с оттяжкой бьют их дубинками. Или вот, другое: молодой человек выходит из отделения, у него подкашиваются ноги, он рыдает, как будто только что потерял все самое дорогое, и не может произнести ни слова. Позже мы узнаем, что это владелец цветочного магазина, который раздавал протестующим в Минске цветы, — и вот за два часа задержания с ним сделали что-то такое, из-за чего он не может говорить и едва стоит на ногах. Но еще до и поверх этого знания мы уже понимаем: случилось страшное зло, которого быть не должно. Тут включается говорящая голова и говорит: дружок, тобой манипулируют, это протесты в Белоруссии пошли на спад, и нужно совершить информационный вброс, провокацию, которая вновь разожжет огонь. А эти вот задержанные, которые идут сквозь дубинки, — это наверняка националисты, которые ненавидят все русское и хотят разорвать вековую связь наших братских народов. И вот этот парень из цветочного магазина — его же тоже одурачили картинками, как дурачат сейчас тебя, он не понимает, что Лукашенко — это одинокий воин, который хранит покой своей страны, с ее тракторами и заводами, с тучными нивами, тихими улицами и низкими ценами, он не отдает страну на съедение Западу, каковому Западу Белоруссия тыщу лет не нужна. И вообще — сколько ты видел уже этих цветных революций, ты же знаешь, что дальше будет только хуже, что вместо спокойной жизни будет кровавый хаос?
И в этот момент нужно заткнуть уши и не слушать говорящую голову. Потому что на этой дубинке, на этой отбитой селезенке, на этих бессильных слезах никакой стабильности не построить. Все, поезд ушел. И страна, которая поддерживает эту дубинку, на следующем историческом витке объективно будет врагом — несмотря на все традиции и братские связи. Голова может по инерции продолжать жить в мире стремительно сдувающихся фантомов — но картинка не лжёт.
И к вопросу о наших общих культурных традициях: я бы вспомнил здесь про такую завещанную нам мудрость предков, что зафиксирована в рассказе Льва Толстого «После бала». Герой влюблен в девушку и танцует с ней на балу — а потом видит случайно, как на плацу по приказу её отца прогоняют сквозь строй дезертира (точно так же, как на том видео минских задержанных), и испытывает от этого чудовищное, физическое отвращение, тошноту, от которой и любовь идет на убыль. Говорящая голова наверняка сказала бы ему, что женитьба на дочери полковника перспективна с точки зрения карьеры, а татарин, которого бьют на плацу, совершил серьезное правонарушение и должен быть наказан. Но в том-то и есть русская культурная традиция, чтобы в этот момент не думать ни о личном, ни о государственном интересе — а быть с теми, кого бьют на плацу, кто гниет в омском остроге, кто умирает на магаданской пересылке, кого добивают до разрыва внутренних органов в минском изоляторе. Видеть зло, которого не должно в мире быть, и не поддерживать его ни словом, ни делом — это и есть подлинная русская культурная традиция, остальное — обман и подделка.