Александр Князев — о дружбе с Ростроповичем, виолончели и любви к классике

Чтобы молодые люди начали слушать классическую музыку, им стоит хоть раз сходить в филармонию, тогда им обязательно понравится и они вновь захотят купить билет, считает заслуженный артист России Александр Князев. В преддверии концерта «Музыкальный оммаж Мстиславу Ростроповичу», который пройдет 27 марта в Московской консерватории, Князев рассказал в интервью RTVI, как познакомился с прославленным виолончелистом и что их связывает, а также дал советы, что обязательно стоит послушать.

Александр Князев
Заслуженный артист России, виолончелист, органист, пианист

Насколько мне известно, вы были знакомы с Мстиславом Ростроповичем, и он даже восхищался вашим творчеством. Это так?

Я думаю, что правильнее сказать, что я восхищался его творчеством. Но ему нравилось, как я играю. Это правда. Он сыграл со мной, правда, только один концерт — мы сыграли в Петербурге концерт Шостаковича.

Что для вас значит принять участие в концерте, посвященном Ростроповичу?

Это важный и дорогой для меня концерт, потому что Ростропович был абсолютно гениальнейшим музыкантом, виолончелистом-легендой. Его имя знаковое для всех виолончелистов, невероятное. Я искренне им восхищался и восхищаюсь, я учился играть на его записях.

В 1974 году он уехал из Советского Союза и только после начала перестройки стал приезжать в Россию, хотя жил уже на Западе. Так получилось, что в 1974 году мне было 13 лет и я проходил прослушивание на конкурс Чайковского в Доме ученых. Я помню, что он сильно опаздывал, его долго ждали. И вот он заходит быстрым шагом, садится в жюри, и я его впервые так близко увидел.

Я и до этого бывал на его концертах, даже программы помню, хотя был тогда еще совсем маленький. Я помню невероятные ощущения от его игры. Мне было лет десять, когда он играл концерт Шумана и на том же вечере исполнил два концерта Шостаковича. Невероятная программа, конечно! Я рад тому, что, продолжая его традицию, тоже часто играю три концерта за вечер. По-моему, кроме меня так никто не играет у нас в стране.

Мы [с Мстиславом Ростроповичем] подружились по-человечески. Причем, это произошло при трагических обстоятельствах. Дело в том, что почти ровно 31 год, 15 марта 1994 года я попал в страшную автомобильную аварию в Южной Африке. Моя жена погибла прямо на моих глазах, я сам получил сильные повреждения. Когда я лежал в реанимации в частном госпитале в Претории, я был весь в проводах, мне поднесли телефон, сказали, что мне звонят из Вашингтона, и я услышал его незабываемый голос. Он сказал: «Старик, извини, я даже не знаю, как тебя толком зовут, но это Слава». Он себя называл Слава. Я ответил ему: «Мстислав Леопольдович, я вас, конечно, узнал, меня зовут Саша».

Он знал о том, что случилась такая трагедия, и невероятно меня поддерживал. Звонил мне каждый день в течение месяца, причем, каждый раз из разных городов, где он выступал. Он звонил мне из Сингапура, из Лондона, из Токио, из Будапешта, потом один раз позвонил из Москвы, а я все это время был в Претории, потому что из-за травмы спины не мог лететь на самолете никуда. Даже после выписки я должен был еще три месяца находиться в Претории.

Все это время он [Мстислав Ростропович] меня очень поддерживал, мы сдружились, потом встречались в Париже, где разговаривали, выпивали. Однажды мы с ним проговорили вдвоем целую ночь. Он говорил много интересных вещей, которые я запомнил на всю жизнь, да и выпили тогда, конечно, тоже немало. Он остался в моей памяти не только как величайший музыкант и виолончелист, но и как близкий человек. И если я играю в честь его дня рождения, для меня это, конечно, очень важно.

Я не могу похвастаться тем, что мы много общались и были закадычными друзьями. Мы сыграли вместе лишь один раз — в 1997 году. Мы играли Второй концерт Шостаковича в Петербурге, он дирижировал, я играл. Концерт прошел с огромным успехом.

На всех репетициях он [Мстислав Ростропович] мне ничего не говорил. Я подозреваю, ему нравилось, как я играл, так как я играл близко к тому, как он мыслил этот концерт. Я ему честно признался, что этот концерт выучил по его интерпретации, по записи с концерта с дирижером Сэйдзи Озавой. Я говорю ему [Мстиславу Ростроповичу]: «Слава, скажите что-нибудь, я уже играю третий день». Он всегда просил обращаться к нему на «ты», но я так и не смог, такой я был воспитанный мальчик. Он мне тогда ответил: «Старик, старик, все гениально, все абсолютно гениально, потрясающе играешь, молодец». Только в одном месте попросил не делать замедление, а я ответил, что и его взял это из его записи. «А, да? Ну, может быть. Я тогда молодой был. Давно это было. Вот сейчас я бы его не делал», — сказал он.

Я, честно говоря, то замедление тогда оставил. Мы в том концерте были явно на одной волне. Его все устраивало, я играл в его манере, но все-таки что-то играл своими штрихами. Он на эти мелочи не обращал внимания. В этом проявляется масштаб музыканта, который мыслит только большими и важными категориями, а тут какие-то мелочи не имеют значения. У меня остался очень яркий след от общения с этим человеком. Конечно, мне самому немножко жалко, что мы мало пообщались, но у него была безумно загруженная жизнь, он путешествовал по всему миру.

Кстати, почему тогда в день рождения Ростроповича вы решили сыграть концерт не Шостаковича, а Дворжака и Элгара?

Не обязательно играть именно Шостаковича. Я Шостаковича уже дважды сыграл в этом сезоне — Второй концерт и Первый. Я выбрал концерты, которые не играл. Выбрали большие романтические концерты, цвет виолончельного репертуара. Шостакович, может, прозвучит в другой раз.

Почему все же вы остановились на этих двух концертах?

Это два самых ярких, лучших романтических концерта в виолончельном репертуаре. Им даже аналога нет. Есть, конечно, чудесный концерт Камиля Сен-Санса, но он более камерный, не такой масштабный. Вариации на тему рококо Чайковского — гениальная, волшебная музыка, но это уже короткое, скорее виртуозное произведение. В сравнении с концертами Дворжака и Элгара может идти только двойной концерт Брамса, но это концерт со скрипкой. Виолончельный репертуар не так уж и велик.

Сегодня виолончель как инструмент пользуется популярностью у молодых музыкантов?

Виолончель стала очень популярным инструментом. Виолончелистов становится все больше по всему миру. Кстати, в этом есть заслуга Ростроповича. Он поднял виолончель на новую величину, как сольный инструмент. До него был также Пабло Казальс, который стал первым большим солистом.

Как вы думаете, что могло бы сподвигнуть молодых людей больше интересоваться классической музыкой?

Это вопрос сложный. Я всё делаю для этого: играю концерты, стараюсь, чтобы они нравились публике, раньше много ездил по стране. Сейчас моя концертная жизнь в Европе сильно уменьшилась, но я выступаю в Азии — в Японию часто езжу.

Я мог бы играть чаще по стране, но меня чаще приглашают в большие города — в Москву, Петербург, Новосибирск, Казань, Екатеринбург. В этих городах лучшие оркестры, безусловно, но я бы хотел больше ездить, особенно по провинциальным городам. Я еще и органист, мог бы выступать там, где есть орган. В общем, я что могу сделать с моей стороны? Могу только играть концерты.

Если на концерты приходят молодые люди, возможно, им захочется прийти снова и им понравится ходить в филармонию или в органный зал. Их можно завлечь только этим, если они хоть один раз придут, им понравится.

Вы слушаете современную поп-музыку?

Нет, не слушаю, мне это неинтересно. Это не потому, что я хочу отодвинуть поп-музыку или как-то оскорбить ее и высказать презрение тем людям, кто ее слушает, абсолютно нет. Вот я такой немножко односторонний человек, я люблю классическую музыку, мне ее хватает. Больше вам скажу, еще существует столько произведений, которые мне хотелось бы послушать, узнать, еще самому очень хочется много сыграть на виолончели, на органе. Еще я увлекся роялем…

Поэтому у меня просто на поп-музыку вообще нет никакого времени. Но, честно говоря, мне лично она не интересна. Единственное, что я могу сказать — конечно, современная эстрада в нашей стране вызывает у меня чувство глубочайшего презрения. Она, по-моему, просто отвратительна. Она ужасна, я не знаю, как можно уже пасть так низко в плане музыки, которая состоит из трёх нот, в плане текстов, которые состоят из трёх слов. В общем, я уже воспринимаю советские песни, которые я в детстве слушал, уже некой классикой. У них была красивая мелодия, хотя, конечно, я и тогда не увлекался этим, но это неслось из всех телевизоров и радио. Но то, что исполняют сейчас — музыка, тексты — это не хочется слушать

Я помню, что в молодости я очень увлекался немецкой [музыкой]. Мне нравился тогда Клаус Шульц, работавший в жанре электронной музыки. У него была очень медитативная музыка, мне она так нравилась, но это только под хорошую выпивку и хорошей компанией. Ну и The Beatles мне нравились в детстве.

Что вы можете посоветовать послушать нашим читателям?

Мой совет будет, наверное, абстрактно-циничным. Потому что я советую послушать все произведения Баха, Моцарта, Бетховена, Шуберта, Брамса, Вагнера, Брукнера, Шостаковича, Чайковского, Рахманинова и Прокофьева. Вот если они все это прослушают, они будут абсолютно счастливыми людьми. Поверьте мне.