Возможна ли независимая журналистика в условиях цензуры? Что будет со СМИ после спецоперации? Есть ли будущее у российской авиации в условиях санкций? Почему россияне поддерживают спецоперацию? И почему ее сравнивают с присоединением Крыма? Журналист Алексей Пивоваров проанализировал в разговоре с журналистом RTVI сложившуюся ситуацию в России, ответив на эти и другие вопросы.

О журналистике во время спецоперации и после

Конечно, невозможна никакая независимая журналистика в условиях цензуры. Это оксюморон. Если рассматривать реальную жизнь, а не просто мир чистых истин, то журналист в данной ситуации может и, я считаю, имеет право попробовать делать свое дело честно до того момента, когда это возможно. Пример этого нам показывает, например, «Новая газета». Мы, правда, знаем, что они уже получили одно предупреждение от Роскомнадзора и, возможно, недолго еще смогут это делать, но для меня это важный пример и важный референс.

Сейчас же еще есть такая проблема, что не только планирования не стало, еще, мне кажется, и логика как бы покинула здание с надписью «Российская Федерация», как мне иногда кажется.

Понятия не имею, будет ли она [журналистика] существовать, в каком виде она будет существовать. Я говорил с [главным редактором «Новой газеты»] Дмитрием Муратовым, позволю себе процитировать его. Думаю, он не обидится, хотя это был частный разговор. Он мне сказал, что «кто-то должен остаться, чтобы по крайней мере выключить свет». Это очень хорошие слова. И когда свет погаснет окончательно, можно будет, наверное, думать о том, кто сможет снова его включить и при каких обстоятельствах.

О поддержке спецоперации россиянами

Я затрудняюсь сказать, насколько стоит доверять именно тем цифрам, которые мы слышим, и мы знаем, что они разнятся от социологической службы к социологической службе. Понятно, что по такому голому, холодному взгляду решение Владимира Путина, действительно, одобряется большинством — по крайней мере среди тех, кто принимает участие в опросах.

Процитирую здесь Владимира Пастухова, очень уважаемого мной политолога. Он на днях написал, что, да, это действительно так, имея в виду поддержку большинства.

Это тот самый кредит доверия, который российское общество, вернее, путинский избиратель, выдал Владимиру Путину в обмен на его «фартовость» и в обмен на ожидание того, что мы в очередной раз проскочим, будет нормально, все вернется назад, будет как прежде. Я отлично понимаю, что как прежде не будет.

Дальше снова процитирую Пастухова, который говорит, что, по его оценкам, в середине лета по этому кредиту нужно будет платить. То есть если всё то, что перечислено выше, не сбудется, то у путинского избирателя могут возникнуть вопросы.

Про сравнения c присоединением Крыма

Абсолютно другая ситуация. Даже многие сейчас — с кем я общался и кого мы снимали — прямо говорят, что тогда не восприняли это как что-то, меняющее нашу жизнь и вообще рушащее наш мир, а сейчас невозможно к этому относиться по-другому.

Многие еще этого не поняли, просто насколько всё поменяется в самое ближайшее время и, в общем-то, уже изменилось. Просто из-за вот этой силы инерции, когда вокруг тебя вроде всё то же самое, ты ходишь на работу, ты выходишь на те же улицы, тебя окружают те же люди, тебе как-то…

Свойство человеческого сознания — пытаться говорить себе, что всё так, как и было. Это не так, и это совсем не похоже на то, что было в 2014 году.

О возможной блокировке YouTube

Мне кажется, все — кто хоть чуть-чуть понимает, как — всё равно продолжат пользоваться этой платформой, потому что люди к ней привыкли из-за блинчиков, кексиков и девочек (ну, мальчиков). В основном-то, надо честно сказать, она никогда не отличалась ни какой-то, в общем, политизированностью… Конечно, все, кто хоть чуть-чуть понимает, что с этим делать и как пользоваться VPN, конечно, это делают. А как можно было ждать чего-то другого?

Надо посмотреть, что будет с YouTube. Вот YouTube — это все-таки намного более массовая история. Мы знаем, что, по некоторым оценкам, 70 млн человек в России пользовались, пользуются им регулярно, причем там до нескольких входов в день, то есть это прямо активные пользователи.

Мы понимаем, что блокировка YouTube в смысле магнитуды будет намного более сильной историей, чем блокировка Instagram*, что покажет, может ли это вызвать какие-то социальные последствия. Ну, судя по «инсте», нет.

Я хочу надеяться, что есть какие-то закулисные переговоры, что какие-то люди, которые могут что-то решить, принимают какие-то решения, о чем-то договариваются, и следствием этих решений является разблокировка канала Гостелерадиофонда, вследствие чего мы не увидим блокировки YouTube в ближайшие дни, как все ожидают. Но, слушайте… После 24 февраля я считаю, что все прогнозы и надежды подобного рода null and void, как говорят по-английски, не имеют смысла.

О будущем российской авиации

Конечно, технически продолжать летать флот, который есть в России, может, и какое-то относительно продолжительное время тоже может. Тут еще мы можем вспомнить пример Ирана, где одни самолеты разбирали потихоньку, чтобы собрать более-менее летающие другие…

Опасность, на мой взгляд, исходит от общей деградации философии безопасности, которая, очевидно, не может существовать в вакууме, в одном замкнутом в данном случае государстве. Это система взаимопроникающих знаний, охватывающая весь мир, либо она не работает. А когда мы приходим к ситуации деградации системы философии безопасности (это отдельное понятие в современной авиации), мы получаем рост вероятности того, что принято называть человеческой ошибкой, человеческого фактора, который в подавляющем большинстве случаев и приводит к тяжелым последствиям в современной авиации.

Насколько я знаю, продолжая общаться с людьми, главная проблема всё та же самая — запчасти, формы обслуживания, которые подразумевают замену агрегатов, а эти все агрегаты импортные на 100%.

* соцсеть запрещена в России; она принадлежит корпорации Meta, которая признана в России экстремистской