Каким должен быть театр?

— В этом году вы поставили «Горе от ума». Казалось бы, вечная классика, но все-таки, почему именно эту пьесу? Насколько она созвучна нашему нынешнему времени?

— Она поразительным образом не просто созвучна, эта пьеса — зеркало того, что происходит со всеми нами.

— Нас и время пьесы «Горе от ума» разделяет 200 лет, но все равно она смотрится актуально, во многом благодаря главному герою Чацкому. Но, кажется, в СССР его несколько идеализировали, его борьбу с косностью общества. Хотя по факту он понимал, с кем общается, и просто, что называется, метал бисер перед свиньями. Не кажется ли вам, что это примета нынешнего времени?

— Наверное да. Ведь всегда есть люди, которые не могут не думать и не говорить. Вы говорите, что он пустобрех, а ведь точно так же можно сказать, что он интересно мыслит, и не может не высказывать свои мысли.

— Когда читаешь «Горе от ума» возникает ассоциация между Чацким и Алексеем Навальным. Как вы считаете, есть ли у них что-то общее?

— Они и похожи, и не совсем. Чацкий более наивный, ведь он же не знает, как живет это высшее общество. Но вообще мы стараемся отходить от подобных параллелей, когда ставим пьесы, чтобы не ограничивать себя.

— «Горе от ума» заканчивается словами «вон из Москвы! Сюда я больше не ездок». Это же тема всей молодежи в последние годы. Вернее, конечно, «вон из России».

— Чацкий ищет уголок для своего оскорбленного чувства. Но он же приехал в Россию не просто так, он хотел здесь что-то сделать, надеялся, что будет, как ему хочется. И все люди ищут свое место. И лучше, как известно, где нас нет, о чем и говорит сам Чацкий

— У Грибоедова было тройное название «Горе от ума. Горе ума. Горе уму». А в России сейчас «Горе от ума» или «Горе уму»?

— Уму трудно сейчас. Но какое горе от ума сейчас, нет, горе, когда ум дремлет.

— В СССР классику ставили, потому что современные произведения были не на самом высоком уровне, и оставались только старые работы. Но и такие постановки иногда снимали. Например, «Доходное место» Захарова было три показа, а потом сняли.

— Это, кстати, был один из трех его лучших спектаклей

— А как вы думаете, за что его тогда сняли и за что сейчас могут снять спектакль?

— Тогда его сняли за то, что это было очень наболевшее и сказанное слишком прямо слово. То, что он позволил себе высказать свои мысли, мало кому могло понравиться. Сейчас это зависит от театра и его позиции, от зрителей. Но я считаю, что театр обязан быть свободным. Театр — место свободных людей, если посмотреть на его истоки. Здесь одни свободные люди показывают что-то другим свободным людям.

Есть самые разные точки зрения на театр. Я считаю, что надо прислушиваться к самому себе, когда вы делаете спектакль и тогда вас поймут. Но не надо пытаться приспосабливаться для зрителей, начальников, критиков. Делайте, как вы считаете нужным. Если вы думаете о том, как понравиться, то заканчивается честность, мы обязаны быть теми, кто мы есть.