«Конкурентов у нас не было никогда»: Хелависа — о «Мельнице», семье и науке

Солистка группы «Мельница» Наталья О’Шей (Хелависа) рассказала в программе «Легенда» на RTVI о том, как стала изучать кельтские языки, где больше всего полюбила жить и почему не хочет издавать сборник своих стихов.

Наталья О’Шей (Николаева) родилась в 1976 году. Окончила филологический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова, затем аспирантуру, до середины 2014 года работала на факультете старшим преподавателем и старшим научным сотрудником. В 1998 году была солисткой группы «Тиль Уленшпигель», в 1999-м основала «Мельницу», также ведет сольный проект «Хелависа». В 2004 году вышла замуж за сотрудника посольства Ирландии, с тех пор по несколько лет жила в разных странах из-за служебных назначений мужа. Имеет двух дочерей.

О детстве

В Главном здании МГУ есть четыре угловые башни, они называются КЛИМ. Это жилые башни, профессорские квартиры, которые выдавались сотрудникам МГУ в 1953 году, когда здание только было сдано. Соответственно, эти сотрудники сдавали свои квартиры государству. Моя семья сдала трехкомнатную квартиру в Хамовниках государству, взамен получила вот эту ведомственную жилплощадь в Главном здании.

Я мало с кем общалась в школе. Я вообще не люблю людей, а в детстве любила их еще меньше. Высокофункциональный социопат, как Шерлок Холмс.

Меня вполне устраивала моя жизнь. Меня вполне устраивало то, что у меня есть бабушка, прабабушка, дедушка тоже был. У меня были лиственницы, у меня были двое друзей Кеша и Костя, внуки академика Скулачева, из того же Главного здания.

Перед школой я поставила семью перед фактом, что не буду ходить в подготовительную группу, потому что мне там нечего делать. Весь год я, свободная от детского сада и перед первым классом, сидела в МГУ, гуляла по Воробьевым горам, среди белочек, лиственниц и так далее — и читала библиотеку моей бабушки. Я прочитала всего Жюля Верна и всего Конана Дойла.

О поступлении на филфак

Вся моя семья училась в МГУ. Если они не учились в Академии Фрунзе, то они учились в МГУ. Поэтому альтернативы не рассматривались. Я изначально знала, что буду учиться в Московском университете. Вопрос был только, на каком факультете.

Некоторое время я хотела пойти на биологический факультет. Потом, когда некоторое время рассматривала для себя карьеру классического музыканта, собиралась в Мерзляковское училище.

Но потом я сделала крутой поворот — решила все-таки не ходить в классическую музыку. И дальше уже выбирала факультет по пути наименьшего сопротивления. Это оказался филологический.

О музыкальном образовании

Я сходила в училище, подала туда документы и забрала документы. Походила по коридорам, послушала, о чем говорят люди, пообщалась немножко.

И я поняла, что для высокофункционального шизоида, которым я являюсь, быть в компании высоко- или не очень функциональных истероидов вредно.

А на тот момент подавляющее большинство студентов училища представляли собой именно ярко выраженный истероидный тип личности.

[Классическое музыкальное образование] может навредить чисто физически. Я, к сожалению, видела людей, на которых их преподаватели и собственные родители давили, пинали их настолько, что они переигрывали руки и оставались без рабочего инструмента на долгие годы.

О том, как семья пережила распад СССР

Карточки, гумпомощь, очереди с карточками в магазине «Балатон», 300 грамм сыра на месяц. Так же, как и все.

О 1990-х годах

Это было очень интересное время, просто оно действительно было тяжелым. Оно было очень непростым. Тем более мой папа тогда получил позицию в Шотландии и уехал, то есть его не было с нами. С одной стороны, было здорово, когда он возвращался и привозил нам с мамой какие-то вещи. С другой стороны, конечно, без него было тяжело.

О том, почему стала изучать кельтскую филологию

А тоже по пути наименьшего сопротивления. Я пошла на филфак. К тому моменту мой отец уже работал в Шотландии. Соответственно, вся вот эта история: кельтская культура, вересковый мёд, волынки, «если не скажете, черти» и прочее…

И тут мне говорят, что кельтскими языками в России занимаются буквально три человека. Их тогда можно было посчитать по пальцам одной руки. И я подумала: «А это же прекрасно, никакой конкуренции, какое поле для деятельности, я тоже буду».

Нужно было идти на германскую кафедру, потому что единственный в МГУ специалист по кельтским языкам почему-то трудился на германской кафедре. Это была Татьяна Андреевна Михайлова — и это тоже исключительно какие-то личные контакты были, почему она оказалась не на кафедре сравнительного языкознания, а на германской.

О том, помогает ли наука в творчестве

Да, мне это постоянно пригождается, конечно же. И начитанность (то есть просто определенный корпус текстов, который я в себе ношу, в своем чертоге разума), и классическая философия, разумеется, и сравнительная лингвистика, индоевропейская поэтика — я постоянно этим пользуюсь, даже, наверное, не осознавая. Но подсознательно это всегда во мне есть, и это всегда участвует в моем творчестве.

О том, как пришла в движение ролевиков

Мы стояли в очереди в библиотеку МГУ за учебниками с моей лучшей школьной подружкой Полиной Андреевой, внучкой тогдашнего декана филфака Леонида Григорьевича Андреева <…> Перед нами стояло трое парней с физфака. Они обсуждали тусовку на физфаке, которая называлась «Форност» и была посвящена творчеству Толкина. И я, естественно, стала их дергать за рукав и спрашивать <…> И буквально в первую же неделю, в сентябре, мы пришли на физфак, и всё завертелось.

О том, как начала сочинять музыку

Мне было лет десять, наверное. Я постоянно возилась с инструментом, играла на фортепиано, и иногда хотелось импровизировать. Я сначала просто писала мелодии, простенькие, свои собственные мелодии. Потом я написала романс «О летучей мыши» (это была моя первая песня), очень такой готический <…> Первой песней помимо романса «О летучей мыши» была «Дорога сна», которую я написала в 1993 году.

Я очень много читала поэзии. У меня был томик Гумилева, который я знала практически наизусть. Я сидела в очереди в поликлинике и читала Гумилева, доставала из сумки этот томик. На меня все смотрели как на странную, конечно.

И, в общем, я думаю, просто какая-то критическая масса прочитанных стихов у меня набралась, и я поняла, что, пожалуй, и сама могу что-то рифмованное и ритмическое сложить.

О первых выступлениях

Выступать впервые перед людьми я начала на отчетных концертах в музыкальной школе. Можно, наверное, вспомнить и всякие тусовки, куда меня приводили родители, где всегда были гитары, бардовская песня, вся эта «Милая моя, солнышко лесное».

Я пришла в эту тусовку на физфаке, на «Форност», где все вставали на стульчик и говорили: «А меня зовут Галадриэль, а меня зовут Лютиэн Тинувиэль». Я думаю: «Ну, блин, тут, наверное, все очень круто поют и играют на гитаре, все уже известные менестрели, сочинители и так далее». И я взяла гитару и говорю: «Ребят, ну, я, конечно, такой немножечко лох, я на первом курсе. Я могу вам спеть старинную английскую песню Greensleeves».

Я спела Greensleeves и вижу, что на меня смотрят такие «О!», то есть «Ничего себе!».

И вот тогда, наверное, у меня возникло ощущение — ничего себе, я, оказывается, действительно что-то могу.

О псевдониме

У меня была кличка Зимородок, у меня в волосах были голубые перья. Они до сих пор, кстати, у меня где-то валяются.

Для толкинистской тусовки у меня было эльфийское имя, как раз придуманное на основе названия зимородка — Helodis, от Helodir, то есть «зимородок».

А имя Хелависа возникло вообще случайно. Я читала роман Томаса Мэлори «Смерть Артура», литпамятниковский кирпич такой темно-коричневый с бледно-золотыми буквочками, иллюстрированный Обри Бердслеем. И там есть как раз вот эта иллюстрация «Сэр Ланселот и ведьма Хелависа», как она к нему пристает на болоте.

О группе «Тиль Уленшпигель»

У меня была записана парочка домашних кассет, потому что просто хотелось заархивировать весь материал, который я написала к тому моменту: песни на стихе Толкина, на стихи Йейтса, на стихе Бернса и несколько моих, та же самая «Дорога сна» или «На север».

Эти кассеты переписывались и ходили из рук в руки как раз внутри реконструкторской тусовки, ролевой и примкнувших к них разнообразных «турецкоподданных». И через как раз упомянутых «турецкоподданных» одна из кассет попала в руки к Руслану Комлякову, который в тот момент решил, что ему не хватает в «Уленшпигеле» женского вокала и не хватает материала. И решил меня пригласить.

Я это предложение восприняла с большой радостью, потому что для меня тогда уже было важно то, что я формулирую для себя как вклад в вечность. Мне очень хотелось, чтобы мои песни обзавелись профессиональными, в кавычках или без, аранжировками и были хорошо записаны, чтобы они уже существовали как нечто отдельное от меня.

Группа развалилась потому, что либо бухгалтерия должна быть абсолютно прозрачной, либо надо вести дела так, чтобы все музыканты были счастливы, несмотря на непрозрачную бухгалтерию. Вот так я эту ситуацию опишу.

О названии «Мельница»

«Мельница» появилась опять же по пути наименьшего сопротивления. Тогда практически весь состав состоял из девчонок, и мы в порыве такого сопливого феминизма решили, что название может быть какое угодно, но главное, чтобы женского рода. И я придумала мельницу. Мне нравится это название, мне нравится этот символ, он очень красивый <…>

«Мельница» — это действительно тот проект, который я хотела для себя и который я в итоге получила путем набивания очень многих шишек, путем наступания на всевозможные грабли.

Но все эти грабли и шишки были полезными, это всё был образовательный процесс.

О конфликтах в «Мельнице»

Я периодически куда-нибудь уезжала, я собралась замуж и вообще в Ирландию. Не было понятно, смогу ли я приезжать, хотя я всем говорила, что буду. Ну и почему-то у ребят тогда была идея, что можно петь все те же самые песни — заменить солистку, и будет тот же эффект, та же магия.

Но тут, конечно, я уже поняла, что пора упираться рогом, и сказала: «Песни я вам не отдам. Если брать вторую солистку, то только под мое начало».

Дальше уже стала возникать ситуация “лебедя, рака и щуки”, когда я начала показывать зубы, накладывать вето на те аранжировки, которые считала негодными.

Мне кажется, камень преткновения случился для тогдашнего состава в процессе записи альбома «Перевал», где без моего ведома и в мое отсутствие в песне «Королевна» ту партию, которую я писала для соло-гитары, сыграла флейта <…> Мне кажется, что это была точка невозврата, потому что все-таки я как автор считаю нужным, возможным и иногда необходимым наложить вето на какие-то решения, которые кажутся мне неверными.

О конкурентах «Мельницы»

Мне кажется, что конкурентов у нас не было никогда. Но люди, которые считали себя нашими конкурентами, с этим не согласятся.

О «Хелависе»

«Хелависа» — это проект для экспериментов, в первую очередь. Где можно попеть на всяких странных языках, где можно поиграть на инструментах, нехарактерных для «Мельницы», вот как мы сделали на пластинке «Люцифераза».

Я очень мало слушаю собственные записи, но «Люцифераза» — это один из тех редких альбомов, которые я могу слушать.

О своих студентах в МГУ

Как правило, это были очень несознательные студенты, которые совершенно не хотели заниматься никаким древнеирландским, а хотели просто сидеть таращиться.

Еще была такая манера прийти с «мыльницей», спрятать ее под парту и пытаться меня оттуда фотографировать, думая, что я этого не вижу. А я же сижу за учительским столом и вижу все, что происходит под партами.

О постоянных переездах

Каждый раз, когда ты переезжаешь, ты не знаешь, в какой квартире или в каком доме будешь жить. И каждый раз тебе приходится придумывать новую расстановку мебели, вывозить бесконечные коробки, несколько месяцев проводить, чихая от того, что ты разрезаешь эти коробки, от картонной пыли.

Сейчас у меня очередной такой период. Мы уже переехали, теперь живем в Мюнхене.

Я бы сказала, что моё любимое назначение — это была Женева. Я очень хорошо говорю по-французски, гораздо лучше, чем по-немецки. Меня абсолютно устраивает климат [в Женеве], меня устраивает еда, меня устраивает вино, там родились мои дети. Я люблю горы, я люблю озеро.

О дочерях

Пока что они переходят из одной международной школы в другую. Для них это норма, они не знают другой жизни <…> Я не могу сказать, что я бы для своих детей хотела какой-то страны или какой-то сферы образования. Они сами решат. Они умненькие, очень осознанные, очень открытые миру, любопытные девицы. То, что называется «дети третьей культуры».

О текстах

Я никогда не писала просто стихи. Сонграйтерство в первую очередь призвано звучать. Почему я против того, чтобы издавать тексты как сборник стихов?

Очень мало какие песенные тексты хорошо выглядят в качестве стихов из сборника. Ну, Боб Дилан и Леонард Коэн выглядят хорошо. На этом всё. Сонграйтерские тексты предназначены, конечно, в первую очередь для звучания.

О фолке в России

Штука в том, что есть же еще этно. Инна Желанная очень много работала в этой области. Есть Таисия Краснопевцева, крестница Сергея Старостина. Сам Старостин — мультиинструменталист, который умеет все что угодно. Есть прекрасный мой друг Миша Смирнов, тоже мультиинструменталист, у которого есть и православный проект «Ихтис», и «Бригада Святого Патрика», и сейчас фолк-панк «Ерёмы». Но именно, наверное, фолк-рок, в классическом его понимании — это «Мельница».

На самом деле фолк — это авторская музыка, использующая наработки традиционной музыки. Это именно то, о чем мы говорили в связи с Бобом Диланом, который прекрасно разбирается в американском и в английском фольклоре, знает, как работает принцип сочинения традиционных песен, и пишет собственный авторский материал, руководствуясь отчасти этими принципами. Ключевое слово — «отчасти».

<…> Очень долгое время народная традиция была низведена к лубочным тетенькам в кокошниках. Это были либо бабушки в деревнях, к которым ездили ребята с фольклорного отделения филфака каждое лето, потом возвращались синие от пьянства. На другом полюсе были именно эти выглаженные добела, с глянцевыми лицами лубочные тетушки. А середины, собственно, не было.

В этом плане я должна сказать очень большое спасибо такой фигуре как Надежда Георгиевна Бабкина, которая всегда очень поддерживала молодых людей, работавших в жанре фолк, и выводила на свою сцену в Театре Бабкиной.

Допустим, такие ребята, как «После 11», которые играют абсолютно современную музыку, но при этом у них тоже есть очень много материала в жанре фолк. Не знаю, как сейчас, но раньше они очень много лет работали у Надежды Георгиевны.

О «Евровидении»

Бывали некоторые заходы от руководителя лейбла, с которым у нас была работа, о том, чтобы «Мельница» поехала на «Евровидение». Но, слава богу, этого не случилось. Это очень странное мероприятие. Я вообще не понимаю, почему оно до сих пор происходит.