21 сентября, в день, когда президент России Владимир Путин объявил о частичной мобилизации в России, глава Федеральной службы по надзору в сфере образования и науки (Рособрнадзор) Анзор Музаев поговорил с RTVI о том, как это отразится на образовательном процессе в стране.

Также Музаев рассказал ведущим проекта «Хроники нового мира» о готовности к мобилизации в самом ведомстве и брони для сотрудников, о работе учителей на подконтрольных России территориях и аттестации учеников, о ЕГЭ, а также о том, почему волна беженцев с Украины не повлияла на доступность высшего образования для россиян.

О влиянии мобилизации на образовательный процесс в России

На учебный процесс это точно не повиляет. Мы видели выступление президента Российской Федерации, сразу после этого было дополнительно еще одно выступление министра обороны Российской Федерации, и он все разъяснения по этому поводу дал. Он про студентов как раз сказал, что они, как учились — продолжают учиться. То есть здесь не должно быть никакой паники. Жизнь, образовательная жизнь продолжается… Студенты продолжают учиться.

Комментарии [Минобороны России] достаточно исчерпывающие и понятные: и по количеству мобилизуемых, и по качественному составу, поэтому я не думаю, что система образования сейчас из-за частичной мобилизации будет как-то кардинально перестраиваться, аудитории опустеют, потому что преподаватели уйдут.

Речь сейчас о частичной мобилизации, речь идет о профессионалах своего дела. Это люди, которые служили, бывали в горячих точках, имеют какие-то навыки, где-то инженерные, потому что, наверное, нужны более продвинутые специалисты. Поэтому еще раз подчеркиваю, на жизнь современной школы, институтов, техникумов, серьезно это объявление, по моему мнению, не повлияет.

О готовности Рособрнадзора к мобилизации и бронях внутри ведомства

Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ

Если брать жизнь внутри организации и наших подведомственных учреждений — я сейчас не говорю о системе образования в целом — не сейчас, а давным-давно, это вообще входит в нашу уставную деятельность. Мы все время взаимодействуем, все федеральные органы [власти] взаимодействуют и с министерством обороны, и с иными структурами. Все эти годы, давным-давно, сколько лет я в службе — уже скоро 10 лет как я работаю в Рособрнадзоре — у нас ежегодно проводятся какие-то учения, мобилизационные учения. И для нас сейчас те шаги, которые мы внутри учреждения должны предпринимать, — они не новые. У нас есть перечень действий, которые мы должны делать, то есть какой-то паники и недопонимания нет.

Если, например, брать мою организацию, изначально у нас есть бронь на 40 сотрудников. Это специалисты, которые, не важно, мирное это время или военное, нужны для решения задач не только военных, а чтобы жизнедеятельность продолжалась. Так было на протяжении долгих лет. Я еще раз говорю, для этого есть алгоритм действий, есть люди, которые не подлежат мобилизации, есть люди, которые входят в этот список. Но более подробную информацию все-таки и более компетентную даст министерство обороны.

Об аттестации учеников на подконтрольных России территориях

Только летом прошел очередной единый государственный экзамен, был экзамен в девятых классах. Всех ребят, которые находятся на этих территориях, мы освободили от обязательной сдачи этих экзаменов. Они могли этим летом просто аттестоваться в школе — получить аттестат, а потом выбирать вуз. Практически все вузы, которые есть у них, мы аккредитовали. Этим летом часть вузов уже выдала российские дипломы… Или [абитуриенты могли] поступить в любой вуз Российской Федерации без результатов Единого государственного экзамена, а просто сдать экзамены приемной комиссии, которые есть в том или ином вузе.

Очень тяжелая ситуация была в Запорожской и Херсонской областях летом этого года. С Донбассом и Луганской Народной Республикой Рособрнадзор уже давно работает, практически с 2014 года мы не перестаем быть на связи. Половина их учреждений всех уровней от школ до высших учебных заведений уже аккредитованы, лицензированы, учатся по нашим программам, по нашим учебникам и получают документы об образовании российского образца. Тяжело было с Херсоном и Запорожьем. Дело в том, что полностью были изъяты электронные журналы с серверов. Не было даже текущих оценок выпускников. Всем предлагалось: если хотите получить аттестат, покидайте территории, освобожденные российскими войсками, и приезжайте к нам, мы вам аттестат выдадим.

Желания, конечно, ни у родителей, ни у детей не было. Мы эту проблему увидели во время первой поездки в первых числах июня. Мы все очень быстро развернули, организовали, сделали базовые школы — в каждом районе по одной — лицензировали, аккредитовали, привезли оборудование, бланки для аттестатов. Понятно, была проблема, какие оценки этим детям ставить, потому что нет электронных журналов. И мы это решили: было организовано тестирование по всем предметам, и эти оценки выводили в журналы. Так очень быстро проблема была решена. Это те дети, которые там находились. У них появились на руках документы, они могли поступить в вузы и там, и здесь. Выдали аккредитацию, лицензию, в том числе и техникумам нескольким, которые там есть. Сделали базу. И Мелитопольский университет получил аккредитацию. Там тоже студентам выдали дипломы. Это было очень важно для жителей, для выпускников — понимание, что мы пришли, что мы здесь навсегда, и бросать их никто не собирается.

Об учителях на Украине

Учительский состав в школах в основном сохранился. Дело в том, что если брать Запорожскую, Херсонскую область, по рассказам тех, кто остался, директорами школ, в основном, на 90%, назначались выходцы из Западной Украины. То есть их привозили и назначали директорами. Кроме зарплаты у этих директоров была зарплата в конверте, и каждый директор отвечал как раз за то, чтобы в этой школе хорошо работали в области пропаганды — против России. Это было до 24 февраля.

Потом не все сразу, не во всех районах, не во всех городах учителя вышли [на работу], потому что те же директора, имея телефонные базы, продолжали угрожать учителям, которые остались. Им сказали ни в коем случае не выходить на работу. Но их желания не сбылись: любовь к детям и к своей профессии, любовь к своему родному краю была выше, чем страх.

В середине апреля в Запорожской области и часть школ в Херсонской области приняли решение (не все), что они выходят и начинают работать. И это был подвиг с их стороны, потому что потом на некоторых управленцев из образования, кто к этому призывал и все это организовывал, пытались организовать покушения. Но, слава богу, все живы-здоровы. Это мужественный поступок с их стороны.

Кроме того, учителя продолжали получать зарплату на карточки. И как только кто-то выходил в школу — понятно, что доносы шли — с того же момента зарплата на карточку переставала идти. Здесь задача федерального центра заключалась в том, чтобы быстро организовать работу школы и выплаты заработной платы. И все лето министерство просвещения очень кропотливо отработало. Все учителя были в приграничных районах, прошла массовая переподготовка, переобучение. Были завезены все линейки учебников. Регионы взяли на себя шефство, и десятки, сотни садиков и школ были отремонтированы, продолжают ремонтировать. То есть работа колоссальная сделана, и еще больше предстоит сделать. Все эти вещи показывают и родителям, и учителям, что они сделали на самом деле правильный выбор и не ошиблись.

В Харьковской области та же самая работа велась и ведется. В тех районах, которые сейчас снова заняты, там, конечно, ситуация тяжелая. Мы очень сильно переживаем за людей. По нашим данным и данным министерства просвещения России, всем учителям и директорам школ, которые изъявили желание и успели перевестись на подконтрольные нам территории, ничего не грозит.

О том, отразился ли рост числа беженцев с Украины на доступности бюджетных мест в вузах России

Антон Вергун / ТАСС

Мы подведем итоговую цифру в этом году, потому что у нас до сих пор еще приемная кампания идет, но в последние годы государство выделяло от 430 тыс. в один момент до 470 тыс. бюджетных мест ежегодно. Чтобы понимать, крупная это цифра или нет, просто скажу, сколько у нас выпускников ежегодно сдает ЕГЭ — цифра в районе 600-620 тыс. То есть конкурса практически нет. Понятно, что в МГУ, МГИМО на какой-то самый престижный (и то не на все специальности) факультет, там будет конкурс на одно место — сотни человек. Речь идет в целом по стране по всем вузам. Мы не говорим уже о контрактном наборе. К чему я эти цифры называю. Вот под этих беженцев, которые, возможно, приедут в наши вузы и будут учиться, если я не ошибаюсь, министерством высшего образования и науки Российской Федерации было дополнительно выделено 15 тыс. мест. Во-первых, там столько выпускников нет. И, во-вторых, это не из той дельты, которая была ежегодно, а дополнительно 15 тысяч мест, чтобы россияне не беспокоились.

У людей там нет столько денег, чтобы отправить студента в какой-нибудь наш крупный город и содержать его, даже если дадут общежитие. Наша стипендия точно не покроет. Это дорогое удовольствие. И поэтому все опасения, что массово все снимутся и здесь поступят, не стоят и выеденного яйца. Я думаю, эта квота в 15 тыс. вообще даже наполовину не использована.

О включении заданий по событиям на Украине в ЕГЭ по истории

Как только это будет появляться в программе, в учебниках и на уроках, так сразу же это появится в контрольно-измерительных материалах. Дело в том, что как бы нас там ни ругали, у нас принцип: то, что в школе не преподается, чего в программе нет, мы в контрольно-измерительные материалы [включать] не имеем права… Как можно спрашивать то, чему не учили? И как только все программы будут свёрстаны под это, тогда, конечно, [задания] автоматически появятся.

Когда у нас Крым проголосовал весной 2014 года, хотя уже контрольно-измерительные материалы по географии были готовы, мы успели переделать. И карта Российской Федерации на экзаменах ЕГЭ летом 2014 года была уже такая, как сейчас. И важно особенно старшеклассникам объяснять, что это была не агрессия, а это было выверенное действие, это была, наоборот, защита от того, что могло произойти… Поэтому с этим надо работать и объяснять. Смотрите, у нас прошли международные исследования — не российские исследования, международные исследования — из десяти взрослых восемь безоговорочно сразу верят любому фейку. Не включают никакого критического мышления. Самое интересное, что после того, как восьмерым говорят, что это был фейк, какая-то часть продолжает верить в него, хотя им объяснили, что это фейк. То есть напрочь отсутствует критическое мышление, и с этим надо работать.

О нецелесообразности введения обязательного ЕГЭ по истории

Юрий Мартьянов / Коммерсантъ

При этом введение обязательного ЕГЭ по истории ничего не даст. Дело в том, что мы решим половину проблемы, при этом поймаем волну негатива. ЕГЭ сдают 600 тысяч школьников. Но это только половина от этой возрастной группы. Потому что экзамен в 9-х классах сдает 1,2-1,3 млн человек. И как бы из таких целей благих, что сейчас мы поднимем историческое образование за счет того, что экзамены — все начнут учить, то это только половина детей будут изучать очень глубоко, а другая половина… ну, это такое неравноправие.

Здесь мы по другому пути пошли вообще по всем предметам. У нас же и физики так же заявляли, что физику надо обязательно, географы говорят — что географию надо [сделать обязательным предметом по ЕГЭ]. Каждый предмет, все предметы важны. Но у нас есть всероссийские проверочные работы, которые тоже всех очень сильно нервируют, но они как раз по всем предметам, начиная с четвертого по десятый класс. То есть там всё есть, мы этот процесс контролируем. Если учителя ставят правильные, объективные оценки, то все эти предметы, включая историю и тот базис, который должен быть, эти контрольные работы охватывают.

О частных вузах и школах

Во-первых, у нас в стране частных школ — там вообще какая-то смешная цифра — меньше процента. Да, их немного на самом деле. Что касается частных вузов, их сейчас с филиалами осталось несколько сотен. Около 1 700 — это в основном были частные вузы — за последние годы были лишены лицензии и аккредитации. Знаете, у меня такое впечатление, что частные вузы и частные школы сейчас будут переживать второй этап своего эволюционного, так скажем, развития. Если в 1990-е годы, когда это право получили (до этого же было всё государственное), многие начали открывать эти заведения и школы, в том числе с громкими названиями и вывесками. Народ пошел и готов был платить.

По моим ощущениям 95% и частных школ, и частных колледжей, и частных вузов просто профукали (другого слова не подобрать) свой золотой век, когда народ к ним потянулся, готов был платить. И 95%, увидев этот поток людей, просто устроили свое заведение как контору по продаже документов об образовании.

Со школами была другая история. Там все-таки надо было каждый день детей видеть, встречать, чему-то там учить. Но там была другая болезнь — завышались оценки. Потому что родитель платит, а у сына некрасивый аттестат. И потом мы видели отток детей, особенно вокруг больших мегаполисов, где были частные школы. Вера в школы прошла — и снова все пошли в государственные школы.

После COVID теперь есть другая тенденция. Сейчас снова приобрели. Мы, как в прошлом, не раздариваем ни лицензии, ни аккредитации. У нас сейчас новая модель аккредитации. Здесь наш бюрократический механизм для вузов вообще имеет нулевое значение. Мы приходим и оцениваем студентов, которые у них учатся. С 1 марта мы в новом законодательном поле живем. И фактически всё, что касается вузов, которые хотят получить аккредитацию, у них должны быть студенты не ниже 2 курса. Они показывают нам свою базу оценочных материалов. Мы из них формируем билеты. И проводим независимую оценку знаний студентов. Если знания ниже пороговых 60%, то аккредитацию вуз не получает. То есть ты говоришь, что ты готовишь качественный продукт — пусть этот качественный продукт нам докажет, что он качественный.