Протесты в Казахстане быстро переросли в масштабные беспорядки с захватом административных зданий и перестрелками на улицах. Первые итоги бунта в стране: отставка правительства, ввод контингента ОДКБ и отстранение от власти людей Нурсултана Назарбаева его преемником Касым-Жомартом Токаевым. Почему по всей стране так быстро вспыхнули протесты и кем были демонстранты? Как расценивать версии о причастности к беспорядкам внутриэлитных кланов, криминала и исламистов? Кто выиграл от всех этих событий? На эти вопросы специально для RTVI ответил Темур Умаров, научный консультант Московского центра Карнеги, эксперт по Китаю и Центральной Азии.
Темур Умаров — научный консультант Московского Центра Карнеги, исследователь внутренней и внешней политики государств Центральной Азии, отношений Китая с Россией и со странами экс-СССР.
Выпускник бакалавриата РАНХиГС по специальности «зарубежное регионоведение (китаистика)», а также магистерской программы МГИМО и Пекинского института международного бизнеса и экономики (UIBE) по направлению «мировая экономика». Работал ассистентом замдиректора в представительстве китайского автопроизводителя «Lifan Group» в СНГ.
Кем были участники массовых протестов, переросших в беспорядки и вооруженные столкновения? Можно ли как-то классифицировать манифестантов, выделить основные категории протестно настроенных граждан?
В начале это действительно был народный протест, который не стал сюрпризом. Начался он на западе [Казахстана]. Нефтяники, простые жители Мангистауского района оказались недовольны повышением цен на сжиженный газ: с нового года изменилась система закупок, и цены выросли в два раза. То, что протест расширился практически на всю страну, тоже неудивительно — такое происходило и раньше.
В 2019 году, во время антикитайских протестов, они тоже быстро распространились на весь Казахстан. В целом такие манифестации происходят в Казахстане регулярно. Посмотрите статистику: с 2018 года их зарегистрировано больше полутора тысяч. Удивительно то, что выступления очень быстро радикализировались — это не нормально для казахстанского [протеста]. Такого мы раньше никогда не наблюдали.
Когда все началось в Алма-Ате, можно было говорить о разделении протестующих на несколько групп. Первая — мирные жители; вторая — грубо говоря, спортсмены, провокаторы, применявшие радикальные методы для того, чтобы добиваться своих целей. Вначале мирные протестующие всячески пытались их успокоить – об этом много доказательной информации в СМИ.
Факт остается фактом: были мирные [демонстранты], а были немирные, с оружием, которое как-то централизованно им приносили. Я бы выделил вот эти две группы. Большинство в этой массе составляли все-таки нерадикальные [активисты]. Но очевидно, что это не те мирные протесты, которые мы видели, например, в Беларуси. [В Казахстане] были довольно агрессивные выступления, с неким участием влиятельных групп.
Тут мы приходим в область спекуляции: я не могу утверждать, кто [конкретно] стоит за радикалами — это могут быть и какие-то криминогенные элементы, и политические элиты. Есть [эксперт по центральной Азии] Аркадий Дубнов, который утверждает, что [за беспорядками стояло] окружение Назарбаева. Есть другие теории — мол, это были более мелкие криминальные авторитеты, которые таким образом хотели расшатать ситуацию.
«Национализм хорошо играет на руку политическим режимам, но в кризисных ситуациях приводит к опасным поворотам»
Политические силы, социальные движения, общественные организации, неформальные лидеры проявили себя как лицо или как организаторы протеста?
Организаторов протеста нет. И я думаю, мы их не увидим. Он был действительно стихийный. В принципе, Алма-Ата — единственный город, где мы видели самое большое количество агрессии со стороны манифестантов. Связано это с тем, что там проживает большое количество внутренних мигрантов. А у них сейчас не очень хорошее финансовое положение, которое к тому же намного ухудшилось с тех пор, как началась пандемия, – тоже камушек в общий огород.
Но никаких организаторов не было, а были примкнувшие к протестам. И именно из-за того он так широко разросся и проник в разные социальные группы, причем с каждым новым наслоением прибавлялись новые требования к власти. Если изначально выступления начались в связи с ценами на газ, то закончились требованиями ухода Назарбаева.
Практически все активисты, которых мы наблюдаем, которых мы знаем, примкнули к этому протесту: это и какие-то молодежные движения столичные типа «Оян, Казахстан» – политическое движение молодых активистов; и какие-то оппозиционеры типа Мухтара Аблязова. Он, сидя во Франции, объявил себя главным, но на самом деле это далеко от реальности. Он не только не пользуется популярностью в Казахстане, но и не имеет никаких инструментов для того, чтобы повлиять на ситуацию изнутри. Попытка показаться влиятельным, хотя в реальности это не так.
То есть нельзя сказать, что Мухтар Аблязов сыграл ту роль в протестах, которую он сам себе приписывает?
Нет, конечно. Ему очень хочется, чтобы его роль была очень важной, влиятельной, чтобы все видели в нем главу протеста. На всякий случай, если протест выиграет, хотя этого не произойдет. Пока что у протеста нет никакого лидера. Поэтому, условно говоря, это место свободно. А Аблязов таким образом пытается занять его.
Были ли какие-то медиа, блогеры, онлайн-сообщества, оказавшие значительное влияние на протестующих?
Я бы не сказал, что они оказывали влияние. Я понимаю, к чему вы клоните – к тому, что Токаев объявил всех, как он сказал, «псевдо-активистов» и журналистов виновными, в том числе, в распространении фейков. Главный вопрос: действительно ли они каким-то образом могли повлиять на толпу? Мне кажется, что нет. Дело СМИ – распространять информацию. И вы лучше меня знаете, что обвинять СМИ в том, что они организовывают и координируют что-то – последнее дело.
И любые СМИ гонятся за просмотрами и влиянием, поэтому понятно, что все активизировались, — и даже те, кто раньше особенно молчал, попытались на теме протестов сделать себе больше просмотров. Поэтому я не принимаю во внимание любые обвинения в сторону СМИ, что они каким-то образом организовали или повлияли на протестующих.
Если говорить о таких силах, как радикальные ислам и национализм, левые идеи, какие-то новые популистские движения, криминал – какие из них имеют влияние на казахскую молодежь? И можете подробно рассказать, какие силы конкурируют в молодежной среде, кто их представляет?
Казахстанская молодежь очень неоднородная. Молодые люди в больших городах типа Алма-Аты, Астаны (она же Нур-Султан) и других будет очень сильно отличаться от казахстанцев в областях. Если, например, в Алма-Ате живет в основном «золотая молодежь» — образованная, в большей массе очень либеральная, устраивающая протесты за демократизацию против авторитаризма. А в других районах совершенно другая картинка — молодежь пытается прокормить себя и семью; особенно это видно в депрессивных частях страны, например, на Западе.
Молодежь, которая мигрирует в другие города, наблюдает за демонстративным потреблением представителей политической элиты. Молодежь чувствует, что их интересы не представлены во власти, молодежь не имеет доступа к власти, и по этой причине радикализируется — и находит какую-то справедливость в том, что происходит сейчас. Поэтому рискованной оказывается ситуация, когда молодежь оказывается в городе, где на пару дней отменяют все правила, где не работает полиция, то тут, то там идут какие-то бои.
В Алма-Ате мы увидели, как эта молодежь себя вела на улицах — в ситуации, когда для них не существует каких-то политических или религиозных авторитетов, они радикализируются по каким-нибудь криминальным темам.
Получается, что конкретного радикального направления нет? И все зависит от конкретного района страны?
Я бы сказал, всё вместе. Рост исламских настроений — в меньшей степени. Все-таки в Казахстане идеи ислама среди молодежи не настолько популярны. Но опять же, я говорю в основном про большие города. Из чего состоит среднестатистическое мировоззрение жителя казахстанской области, я представляю себе меньше. Но я уверен, что если сравнивать казахстанцев из городов и сельских областей, то будет большая разница в уровне и религиозности, и традиционализма, и националистических настроений.
Национализм – это действительно краеугольный камень новых политических режимов Центральной Азии. Все пользуются националистической риторикой для того, чтобы и повысить свою популярность, и подчеркнуть свой суверенитет, независимость от России, которая во времена Советского Союза была центром принятия решений. А теперь — еще и для того, чтобы искусственно оградиться от России. Эти идеи очень хорошо играют на руку политическим режимам, но в кризисных ситуациях приводят к опасным поворотам.
Насколько сильно влияние на политические процессы противоречий и конкуренции между так называемыми жузами (исторические племенные союзы в Казахстане — Прим.ред), о которых многие рассуждают, комментируя казахские события? Мне кажется, жузы или кланы в Казахстане – это история, которая осталась в прошлом. Всё давно бюрократизировалось. Все эти связи клановые сейчас стерлись и не выглядят настолько очевидными, так что этот взгляд на вещи кажется мне немного устаревшим. Сейчас представители политической элиты взаимодействуют уже вне клановых связей. Есть, конечно, и семейные истории, но всё это, как мне кажется, осталось в прошлом, и не стоит через эту призму смотреть на происходящее.
«Казахстан считался Сингапуром Центральной Азии»
Казалось, в Казахстане последние годы проводилась постепенная либерализация — в эту картину никак не встраивалось то, что могут возникнуть какие-то протесты?
Тут стоит сделать акцент на том, что эта либерализация была больше такой показательной, нежели реальной. Многие политические решения выглядели хорошо, но в реальности означали другое. Какие-то реформы были исключительно косметическими, не системными, не идеальными.
Например, многим не нравилось, что транзит [власти] был объявлен в 2019 году, но в реальности не произошел. И Назарбаев долго, до позавчерашнего дня, сидел на посту главы Совбеза и руководил всем, что происходит в стране.
Другой важный пример — выборы местных акимов [руководителей областей]. Были большие вопросы к тому, кого допустили до выборов, кого не допустили, и к самому выборному процессу тоже были вопросы.
Вы уже писали, что основная причина всплеска протестов — в ухудшении экономического положения населения. Помимо пандемии, какие факторы за последнее время оказали негативное воздействие на экономику Казахстана?
Конечно, пандемия сильно ударила в целом по всем отраслям. Но были и другие. Из совсем недавнего – летняя засуха. Сильно пострадал сельскохозяйственный сектор. Это было сильно растиражировано в СМИ, было много фотографий скота, умирающего без пропитания.
Второй вопрос — граница с Китаем, которая закрыта [в условиях пандемии], из-за чего пропал доступ к большому количеству импортных товаров, а многие производители потеряли возможность экспортировать свои товары в Китай. Это очень сильно ударило по предпринимателям. И третье — то, что добило: энергокризис, из-за которого появились перебои с поставкой газа, и цены взлетели.
ВВП на душу населения в Казахстане выше, чем на Украине и в Беларуси. Средний и даже медианный доход не радикально ниже показателей в России. В чем именно кроются основные экономические проблемы страны?
Согласен, если сравнивать с другими странами, все выглядит не так плохо, а даже хорошо. Но от того, что дети в Африке голодают, все остальные не живут счастливо, у всех свои собственные поводы для беспокойства.
То же самое в Казахстане. Есть внутренние проблемы, которые выглядят катастрофическими и ужасными для казахского общества. И в момент, когда они выходят на улицы с протестами, они не думают, мол, «зато мы живем лучше, чем на Украине».
Понятное дело, если мы сравниваем ситуацию в Казахстане с другими странами, то все выглядит просто прекрасно. Всем казалось, что нужно равняться на Казахстан, на его экономическую политику. Казахстан считался таким условным Сингапуром Центральной Азии, которому удалось с одной стороны построить авторитаризм, а с другой — расти при этом экономически. Но внутри казахстанского общества чувствовалось большое неравенство между теми, кто приближен к власти и пользуется этим для финансового личного обогащения, и теми, кто не приближен. Это классическая схема, которая, мне кажется, в любых других авторитарных странах тоже наблюдается.
Второе — сильно разнится, если мы сравниваем города и области. Алма-Ата до последних событий была, наверное, самым привлекательным городом во всей Центральной Азии. Но если отъехать от нее в другие города — например, в Жанаозен, — то там все совершенно плачевно: высокие цены и низкие заработки.
Насколько остро по сравнению с соседями в стране стоит проблема неравенства? Кто сейчас основные бенефициары прибыльных активов в Казахстане?
Главные бенефициары — это приближенные к власти. Как и в России, в Казахстане власть дает доступ к финансовым ресурсам, а не наоборот. И поэтому главные финансовые бенефициары политического режима в Казахстане были те, кто находится на верхушке иерархии, их родственники и ближний круг. Естественно, более-менее нормально себя чувствовали государственные служащие по признаку доступа к власти, которая дает тебе доступ к ресурсам.
Следующие — те, кто заняты в сфере нефти и газа, даже на более мелких уровнях. Это люди, которые получали главную выгоду от того, как функционировало государство. Они не выходили на протесты и, в целом, были довольны тем, как они живут. Но остальные находились в менее благоприятной ситуации.
С какими внешними игроками переплетены эти бенефициары?
В первую очередь, с Россией. Есть олигархи, у которых есть какие-то совместные интересы с российской экономикой. Есть и те из них, кто заинтересован в хороших отношениях с Европой и США. Запад активно присутствует в Казахстане экономически. Например, США — самый главный игрок в сфере энергоресурсов. Американские компании совместно с казахстанскими добывают самую большую долю этого пирога в Казахстане.
После России и Запада, в экономике Казахстана растут интересы и влияние Китая. Мы видели пару историй, как некоторые приближенные к власти пользовались своим положением для обогащения через совместные проекты Казахстана с Китаем.
«Ситуация, когда могли переместить часть поставок из внутреннего рынка Казахстана на очень выгодный Европейский рынок, казалась очень выгодной»
Почему в первые дни силовики в отдельных регионах почти не оказывали сопротивления — например, в Алма-Ате? Кажется, что в Казахстане достаточно много хорошо оснащенных силовиков. Как вы воспринимаете теорию заговора, предполагающую наличие скрытых приказов не подавлять бунты? Она реальна?
Это действительно вопрос, на который, я думаю, мало кто сейчас может дать ответ. Очень показательно, как вели себя силовики и то, что глав силовых ведомств поменяли во время протестов. Токаев одним из своих главных решений убрал приближенных Назарбаева, его племянника Самата Абишева [экс-замглавы Комитета национальной безопасности Казахстана] и его давнего сторонника Карима Максимова [возглавлял КНБ].
Это было одно из первых решений, которые принял Токаев после того, как заговорил о роспуске правительства и формировании нового.
Это строит картину конфликта элит и хитрого плана Токаева для окончательного завершения транзита и прихода к власти не номинально, а реально. Якобы он специально каким-то образом дал приказ и теперь вышел из всей этой ситуации победителем. Но то спекуляция и конспирология — и будет считаться таковой, пока мы не увидим реальных фактов, подтверждающих или опровергающих это.
Многие Токаева называют номинальным президентом, которого назначил Назарбаев. Это можно считать намеком на разрыв между Токаевым и семьей Назарбаева?
Да, действительно, сейчас много теорий о том, что это показатель конфликта политических элит. Но я думаю, что мы об этом узнаем, возможно, позже. Или никогда не узнаем, если не получим объективную информацию об этом. Пока что на поверхности всё действительно выглядит как конфликт между разными группами политических элит в Казахстане: окружения Назарбаева и окружения Токаева. Но опять же — всё условно и очень близко к конспирологии.
Есть конспирологическая теория: Токаев якобы изначально был заинтересован в беспорядках для свержения Назарбаева. Насколько это может соответствовать действительности? Протесты могли быть срежиссированы внутренними элитами республики? И что будет дальше с Назарбаевым и его сторонниками?
Конспирология на то и конспирология, что отрицает большие тренды и вытягивает один какой-нибудь фактор в максиму, и представляет его как самый главный. Сейчас все смотрят на то, как Касым-Жомарт Токаев вышел из ситуации победителем. И только по этой причине указывают на то, что раз он победил и в дамках — значит, это было ему выгодно, и, следовательно, он все это придумал и срежиссировал. Но тот факт, что ситуация повернулась таким образом, совершенно не значит, что Токаев за этим всем стоит.
На самом деле, Токаев, собственно, продвигался до этого: он и так был назначен президентом, и так было понятно, что он не какая-то фигура, которая временно находится у власти и через него собираются передать власть какой-нибудь Дариге Назарбаевой, дочери первого президента. Другими словами, он и так получил бы то, что получил сейчас. Вопрос в цене, которую ему это в результате стоило. Тот политический режим, который сейчас на наших глазах разворачивается в Казахстане — он совершенно другой. У Токаева [после беспорядков] другое положение, другая степень зависимости от Москвы, другой уровень популярности в обществе. Поэтому я бы не спешил с утверждениями о том, что он это все придумал.
Токаева можно назвать победителем с учетом ухода со сцены «отца нации» Нурсултана Назарбаева?
Токаев выглядит победителем, потому что он укрепился во власти, занял должность главы Совбеза, которую он долго не мог занять. Он поставил своих людей вместо людей Назарбаева в силовых ведомствах. Кажется, что он победитель. Но, с другой стороны, посмотрите на то, как теперь к нему будет относиться общество: будет ли его поддерживать или будет ассоциировать его, все-таки, с Назарбаевым — ведь Назарбаев его когда-то поставил. Как он будет себя вести под давлением Москвы, которое будет усиливаться. Есть, с одной стороны, и укрепление его позиций, а с другой стороны, и сильное их ослабление.
Почему Жанаозен на западе страны стал колыбелью протестов? И не в первый раз.
Жанаозен — это как раз город, в котором живут нефтяники. В основном он живет за счет добычи нефти и газа. И все проживающие в нем, так или иначе, задействованы в этой сфере. Это первое.
Второе: важно понимать, как там живут люди и насколько важен для них газ — не только как средство заработка, но и как основа их образа жизни. Там 90% автомобилистов ездят на машинах с газом. 70% домохозяек там готовят пищу на плитах с газовыми баллонами. Для них цены на газ – вопрос того, будет ли у их детей горячий обед сегодня, или поедет ли их машина, с помощью которой они зарабатывают.
Не сюрприз, что резкий взлет цен на энергоресурсы заставил Жанаозен взбунтоваться. В первую очередь он очень сильно ударил по их кошельку и стабильности.
Как так вышло, что Жанаозен – ресурсодобывающий город, при этом люди в нем очень зависят от цен на топливо? Доход и социальное положение такое, что вынуждены перебиваться от зарплаты до зарплаты – как так получается?
Жители Жанаозена тоже задают этот вопрос властям – как так получается, что они добывают самую главную субстанцию, благодаря которой существует весь политический режим, но при этом живут хуже, чем многие другие?
Там существует большая разница между менеджментом этих газодобывающих компаний и обычными работниками. Менеджмент и инженеры зарабатывают очень много, а работники на обычных местах, нефтяники, трудяги — намного меньше. Это стало одним из главных поводов для протестов в 2011 году, когда были расстрелы. В декабре 2021 года отмечалась 10-летняя годовщина тех событий.
Но нужно понимать, что они просто добывают газ. Там нет нефтеперерабатывающих и газоперерабатывающих заводов. То есть они отправляют сырую нефть и нефтяной газ, в том числе в Россию. Частично что-то перерабатывают и сами, конечно. Но большая доля уходит на экспорт в другие страны. Казахстан потом отдельно импортирует уже переработанный сжиженный газ, который становится дороже на внутреннем рынке. Также надо понимать, что в результате роста цены на энергоресурсы по всему миру казахстанским производителям стало намного выгоднее экспортировать этот газ, а не продавать на внутреннем рынке: цены в Европе, например, улетели под потолок.
Конечно, ситуация, когда они могли переместить часть поставок с внутреннего рынка Казахстана на очень выгодный европейский рынок, в тот момент казалась очень выгодной. И это не могло не повлиять на ситуацию на рынке внутри Казахстана.
В какой момент мирный протест перерос в насильственный, в беспорядки с отрезанием голов? В чем причина? Вообще то, что мы наблюдаем, — это в большей степени политический протест или мародерство и беспорядки?
Насчет отрезания голов я бы не стал пока что об этом говорить, потому что подтверждений никаких у нас не было. Единственный источник, который заявил об этом, если я не ошибаюсь, — МВД РК. Сейчас мы видим, что власти активно и везде называют протестующих террористами и полностью перекладывают на этих «террористов» вину за происходящее. Поэтому в ближайшее время будет много разных новостей и интересных фактов — например, о том что «в больнице нашли большое количество раненых, которые говорят на арабском языке».
Дополнительно усложняет процесс отслеживания то, что государство постоянно отрубало интернет на всей территории Казахстана, а в какой-то момент даже отрубило мобильную связь. Многие просто метались: что там происходит?
Зачем протестующие крушили больницы, скорые?
Я не знаю. Но когда протест выходит из-под контроля, когда появляются радикальные элементы, – уже нет никаких правил, нет никакого объяснения. Может, действительно, кто-то там на месте управлял сильными какими-нибудь мужчинами и говорил, что «мы сейчас сделаем вот это, а сейчас сделаем вот то». И в состоянии аффекта, на эмоциях многие думали, что это самое верное, что можно сейчас сделать для условной победы. Не знаю, как по-другому объяснить то, что мы видели.
«На Западе получали выгоду от такого Казахстана, каким он был все эти годы»
Контингент ОДКБ вошел в страну. Можно ли сказать, что Россия стала бенефициаром ситуации и усилит свое влияние на республику? Что может Москва требовать взамен гарантий наведения порядка — улучшения прав русскоязычных, русского языка? Можно ли прогнозировать более активное применение механизмов ОДКБ на постсоветском пространстве?
Тот факт, что ОДКБ пришли в Казахстан, дает Москве большую долю влияния. До этого Казахстан был образцом мультивекторной внешней политики в Центральной Азии: у страны были прекрасные отношения с Западом, прекрасные отношения с Россией и с Китаем, странами на Ближнем Востоке, Японией, Турцией и так далее. Это мультивекторная политика давала Казахстану пространство для маневра и самостоятельность. Но теперь в этом пироге больший кусок занимает Россия и очевидно, что ее влияние на то, что происходит внутри государства, будет меняться.
Теперь, мне кажется, какие-либо реформы в Казахстане под вопросом. Я думаю, Москва будет требовать, чтобы Казахстан меньше хотел быть похожим на западную демократию и больше походил на Россию. Потому что есть мнение, что вся эта игра в контролируемый спокойный транзит, который в прекрасном будущем приведет к постепенной демократизации, плохо кончилась. И теперь надо быть осторожными и не допускать того, чтобы приходилось вводить войска еще раз.
Ситуация может быть использована против России на Западе, чтобы дискредитировать потенциальное укрепление ОДКБ?
Пока что на Западе заявили, что просто пристально наблюдают за тем, что происходит в Казахстане и за действиями ОДКБ. Самое главное, что у организации есть легитимное право совершать то, что она совершает.
Согласно официальной риторике Токаева, страна будто бы просто находится в каком-то состоянии огромного международного теракта и сама по себе не способна с ним справиться. Поэтому она обратилась к своим союзникам, с которыми есть договор, в котором все прописано. И по этому договору действуют миротворцы — не российские, а из всех стран ОДКБ. Тут с юридической точки зрения не подкопаешься. Уже на этом этапе у Запада мало фактов и реальных претензий, которые они могут предъявить Москве и ОДКБ в целом.
Запад проявляет недовольство по поводу ввода контингента ОДКБ. Правительство республики считалось довольно прозападным — как подавление протестов скажется на позициях ЕС и США в Казахстане? Что может ждать Великобританию, традиционно тесно связанную с казахскими элитами и нефтегазовым сектором?
На самом деле, все это время Запад был не то чтобы очень видимым в своем мнении по отношению к Казахстану. Это в целом говорит о том, насколько меньше внимания США и другие страны уделяют происходящему в Казахстане и в целом в Центральной Азии. Но у них здесь тоже огромные интересы, особенно, если мы говорим про Великобританию и другие страны, которые имеют свои экономические активы в Казахстане. Они заинтересованы в том, чтобы все предприятия продолжали работать. Для них тоже выгодно максимально повлиять на стабилизацию ситуации и минимальные изменения в политической элите, потому что они довольно тесно связаны персонально с представителями политической элиты Казахстана и получали выгоду от такого Казахстана, каким он был все эти годы.
Как в этой ситуации может повести себя Китай, главный торговый партнер Казахстана?
Китай смотрит на вещи очень прагматично. Многие сейчас говорят о том, что Китай не очень заинтересован в том, чтобы Россия увеличила свое влияние в Казахстане. Но, мне кажется, конкуренция между Китаем и Россией в Центральной Азии немного переоценена. Это не так. Для Китая самое важное, чтобы Казахстан был спокойным. Неважно, каким образом это будет достигнуто – силами самого Казахстана, с помощью российских войск или по волшебству. Самое главное, чтобы там было спокойно, и беспорядки не перетекли плавно через границу — в Синьцзян-Уйгурский автономный район [Китая]. Если это делать руками России, то — окей.
Китай сейчас не претендует на позицию главного гаранта безопасности в Центральной Азии. Он прекрасно понимает, что главный гарант – все-таки Россия, у которой есть и военные базы, и объекты в Казахстане и Таджикистане, ну и в целом влияние России не стоит недооценивать. Поэтому очень показательно, что долгое время представители Китая практически ничего не говорили про Казахстан. Только МИД КНР отвечал на вопросы шаблонными фразами о надеждах на то, что «народ Казахстана успокоится и примет нужное для себя решение». И только сегодня, после того, как Токаев выступил с официальной версией происходящего, а из России появились сообщения о том, как они видят происходящее, — только после этого Си Цзиньпин обратился к Токаеву. И произнес общие фразы, мантры, которые они произносят всегда: против цветных революций, против внешнего вмешательства, «проблемы нужно решать самим» и так далее.
Китай хочет, чтобы ситуация стабилизировалась как можно скорее и неважно, каким образом.
«Один из больших рисков — какое-нибудь неприятное поведение солдат ОДКБ»
Как внутри страны воспримут ввод внешнего контингента на фоне давнего курса республики на независимость? В какой степени такая помощь может обострить вопрос суверенитета страны?
Во-первых, все зависит от того, как себя будут вести солдаты ОДКБ. Второе, от того, поверит ли общество в то, что главная проблема сейчас — международный терроризм.
Токаев и вся его команда сейчас продавливают идею о том, что все [митингующие] террористы, что страна под угрозой массовых терактов и именно поэтому нужна помощь извне — мол, сами мы в борьбе с терроризмом не очень опытны. Если общество поверит, что это так, будут основания нормально относиться к краткосрочно присутствующим в стране внешним силам. Если не поверит — будет большая проблема: мол, Токаев призвал иностранные силы для того, чтобы подавлять своих же. И вот здесь все очень рискуют.
Это ударит по самоопределению Казахстана, по идее национальной независимости — 30-летие которой республика отмечала совсем недавно. И учитывая, как тяготятся многие в Казахстане российским влиянием и как недоверчиво смотрят на действия Москвы в Казахстане, это ударит по популярности Токаева: он поставил вот эту независимость, которая очень сильно ценилась, под большой вопрос.
Есть мнение, что антирусские настроения в Казахстане росли и до протестов, и даже подогревались, в том числе и властями. Что может случиться сейчас, после ввода контингента? Каковы могут быть последствия происходящего для русских в Казахстане и для российского бизнеса, в том числе малого и среднего?
Националистические движения существовали и ранее, и сейчас они никуда не делись. Присутствие российских войск будет подогревать ситуацию; не дай бог, произойдет какая-нибудь стычка, в которой будет замешан российский солдат, – это автоматически приведет к очень сильному недовольству в стране. Сейчас для миротворческих войск ОДКБ очень важно вести себя максимально аккуратно и ни в коем случае не впрягаться в какую-нибудь историю, которую потом можно будет расценить как подавление российскими войсками мирных протестов казахстанцев.
Особенно важно это для русскоязычного населения, потому что в первую очередь всю свою злость и агрессию националисты направят, — да и не только националисты, но и в целом общество казахстанское, — на этнических русских.
Конкретно сейчас один из больших рисков — какое-нибудь неприятное поведение солдат ОДКБ по отношению к казахстанцам. И это может стать такой взрывоопасной темой для местных националистов и в целом для общества, которое воспримет это очень чувствительно.
Беседовала Мяйле Мачюлите