Ведущий и корреспондент американской редакции RTVI Гарри Княгницкий побывал в Миннеаполисе, где началось протестное движение после смерти афроамериканца Джорджа Флойда. В своем блоге он поделился впечатлениями о жестком отношении полиции к прессе, о популярности телеграма у демонстрантов и о том, что у них общего с активистами из Гонконга.
В Миннеаполисе протесты после жестких действий полиции и нацгвардии схлынули. Энергия уже не та. Сейчас тут разбирают завалы. Но есть ощущение, что как только будет очередная искра, она может быть связана с вынесением приговоров полицейским, может быть связана с чем-то еще. Есть ощущение, что все это вспыхнет вновь, потому что эти парни не забудут и не простят. Это действительно обиды, которые копились годами, и копились именно здесь — в Миннеаполисе. Очень многие афроамериканцы говорили о несправедливом отношении полиции по отношению к ним. Просто случай с Джорджем Флойдом стал таким бикфордовым шнуром, если угодно.
Что характерного, что интересного я увидел на этих протестах? Первое, пожалуй — это отношение к прессе. Раньше считалось, что если ты в подобных ситуациях оказываешься в бронежилете и в каске с надписью «пресса», или хотя бы с пресс-картой, то к тебе будет уже, может быть, какое-то особое отношение со стороны хотя бы полицейских. Протесты в Миннеаполисе показали, что все это не так. Журналисты почему-то здесь подвергались какой-то особой, необъяснимой лично для меня жестокости. Нас самих один раз чуть не положили, то есть сказали, что ни в коем случае нельзя приближаться к кордону. Хотя мы там размахивали пресс-картами и говорили, что мы пресса.
И нам-то еще повезло. Потому что некоторые коллеги здесь пострадали буквально физически, в том числе от резиновых пуль. Для меня это необъяснимо. Я еще понимал такие вещи, когда, допустим, был Донбасс в 2014 году, и уже там мы старались избегать тех же бронежилетов или касок с надписью «пресса», потому что там журналист был мишенью №1. Здесь, в Америке, чтобы журналисты становились такими мишенями именно для полицейских, честно сказать, для меня было откровением.
Еще одна интересная деталь — как координировали свои действия протестующие. Они стали заводить телеграм-каналы. Причем, в этих же телеграм-каналах они писали о том, что хватит общаться в твиттере. Я не знаю, с чем это связано. Возможно, они опасались, что всю переписку в твиттере читает полиция. И, может быть, это все связано как-то именно с фактором секретности, чтобы полиция все-таки не знала обо всех действиях протестующих. С другой стороны, тем же полицейским не составляло, я думаю, особого труда подписываться на те же каналы митингующих.
В этих каналах шла довольно-таки интересная координация: где мы собираемся, куда мы идем, каков будет маршрут. В последние дни, что мы находились в Миннеаполисе, там стали давать очень много практических советов, как уберечься, максимально защититься от слезоточивого газа. Были советы из серии «вот как это было в Гонконге». Здесь опыт гонконгских протестов учитывался: чем смачивать маску, что необходимо иметь с собой, какого рода лучше маску иметь, чтобы как можно меньше пострадать от слезоточивого газа. В таком роде американские протесты с телеграм-каналом — для меня это было несколько в диковинку.
Еще одна интересная особенность — это, я бы так сформулировал, американская общинность. Дело тут вот в чем. Может быть, это связано с пандемией коронавируса, с карантином. Здесь в городе уже были пункты раздачи еды, воды и всего самого необходимого малоимущим. Но сейчас, когда начались протесты, эти пункты не просто не закрылись — туда стали еще больше привозить всего. Мы видели буквально очереди, пробки из машин — людей было не остановить. Они везли, везли и везли: воду, продукты — все, что нужно. И с другого конца была уже пешая очередь. Там подходили нуждающиеся люди. Раздавали абсолютно всем. Причем, белым, черным — цвет кожи здесь не имел значения, точно так же как жертвовали это все и белые, и черные.
Еще один интересный момент, о котором хотелось бы сказать, — это то, как много белых было среди протестующих. Сложно сейчас точно сказать в процентах. По моим наблюдениям, может быть, 15-20% — это были белые. Для них важно было показать солидарность с афроамериканцами. Для них это было личное выступление против расизма. Но еще для них это было выступление в целом против действий полиции, если угодно — полицейского произвола. Для них это было выступление просто за права человека.
И, наконец, заключительная деталь. Вы знаете, много говорили раньше: если ты хочешь понять, что это все значит для афроамериканца и что такое вообще быть афроамериканцем в США, тебе для этого нужно родиться афроамериканцем. Потому что если ты белый, ты все равно не поймешь, это бесполезно.
И до меня это очень долго доходит, но, кажется, все-таки доходит. Вот те черные, с кем нам тут удалось поговорить, они рассказывали о том, что, провожая, допустим, своих детей в школу, они их целуют как в последний раз. Потому что они не уверены, что потом пойдут на работу и их никто не застрелит, что их не посадят по, может быть, вымышленному обвинению. И это, если угодно, их ментальность, их так воспитывали с детства, в них с детства сидит мысль, что полицейский (тем более белый полицейский) — это вообще последний человек, к которому нужно обратиться за помощью.
То есть если нужна какая-то помощь, то один афроамериканец пойдет за помощью к другому афроамериканцу или к другим афроамериканцам. Вот почему эта община такая сплоченная, вот почему этот девиз «Один за всех, и все за одного» оказался таким актуальным в эти дни, когда за одного действительно вышел не только весь город, а многие города Америки.