«Китай любит выкручивать руки». Почему Россия не построит суверенную экономику

На сентябрьском заседании Центробанк повысил ключевую ставку до 19%. Кандидат экономических наук, автор телеграм-канала «Простые числа» Олег Комолов рассказывает RTVI, почему этот инструмент регулятора, работавший ранее, не столь эффективен сейчас, а также что ждет российскую экономику в дальнейшем.

Насколько эффективно увеличение ключевой ставки ЦБ для стабилизации российской экономики

В декабре 2022 года ЦБ описывал базовый, самый вероятный по его мнению, сценарий развития российской экономики, который предполагал, что инфляция в середине 2024 года придет к ориентиру 4%, а ключевая ставка снизится до границы 6,5−8,5%. Как можно видеть сейчас, эти расчеты не оправдались.

У Центробанка ограниченный набор инструментов. Ключевая ставка — самый эффективный, самый популярный, самый очевидный из них. Но в нынешних условиях он действует плохо, в первую очередь потому, что исторически нацелен на регулирование международных потоков капитала.

Если национальный регулятор повышает ключевую ставку, значит все долговые инструменты, которые выпускаются в национальной экономике, становятся более доходными, это привлекает капитал из-за границы, что в свою очередь укрепляет национальную валюту и препятствует ее обесценению. Однако в России сейчас такой сценарий невозможен, поскольку она отрезана от международных рынков, а инвестиций дружественных стран явно не хватает. Даже Китай не стремится размещать их на российском рынке с 2022 года.

Так что один фактор повышения ключевой ставки не работает по объективным причинам. Второй фактор, связанный с ограничением кредитования, тоже работает очень ограниченно. Главным источником спроса в российской экономике сегодня является государственный бюджет. Но государство обладает в теории неограниченной денежной массой, оно может ее напечатать и занять на финансовом рынке у того же ЦБ или крупных банков, находящихся под госконтролем. Поэтому на главную причину инфляции, — высокий спрос со стороны бюджета, — поднятие ключевой ставки практически никак не влияет.

Государство размещает заказы у разных компаний, которые обслуживают задачи специальной военной операции, а они уже, осуществляя коммерческую деятельность, идут в банк за кредитами и благодаря кредитным отношениям создают денежную массу. Отсюда и ее рост на 18% за год, в то время как ВВП подрос только на 3,5−4% (июль 2024 года к июлю 2023).

Но хотя высокие процентные ставки почти не влияют на государство, они делают более дорогим обслуживание государственного долга, и это может аукнуться в перспективе. По прогнозу Минфина, в 2026 году размер госдолга будет составлять 20% ВВП, а на его обслуживание начнет уходить 9,5% бюджета.

Кто-нибудь наверняка спросит, мол, а что там в Соединенных Штатах? У них же экономика трещит по швам из-за долга, как нас уверяют разные эксперты. Да, госдолг США составляет 120% ВВП, но его обслуживание обходится в 11% американского бюджета, — то есть не сильно больше, чем в России. Получается, что американские 120% «стоят» столько же, сколько наши 20%, потому что у них ставки значительно ниже, а у нас они растут и очевидно будут продолжать расти, поскольку сейчас политическая задача доминирует над всеми экономическими целями.

Пока идет СВО и государство направляет все ресурсы (в том числе и деньги, которые оно не имеет, принимая дефицитный бюджет), инфляция будет расти. Центральному банку же просто ничего больше не остается, как только повышать ключевую ставку, поскольку других эффективных инструментов для борьбы с инфляцией у него нет.

Оптимальна ли экономическая стратегия, выбранная российским государством во время СВО

То, что лучше для правящего класса, хуже для граждан — это сегодня видно самым наглядным образом. Когда корпорации решают вопрос передела влияния на внешних рынках, опираясь на вооруженные силы, все это оборачивается нездоровой ситуацией в экономике. Рост инфляции говорит о том, что с ней определенно что-то не в порядке, и это важный сигнал обратной связи от нее к регулятору, как повышение температуры тела при болезни.

Экономика находится в состоянии перегрева. Производственные мощности загружены и даже отчасти перегружены, люди работают в несколько смен. На некоторых предприятиях даже не удается в соответствии с технологическими требованиями производителя своевременно обслуживать оборудование, что в перспективе означает скорейший его износ и снижение производительности. Но пока об этом никто не думает, поскольку выполнить госзаказ необходимо здесь и сейчас.

При этом трудовых ресурсов категорически не хватает. Только на конец 2023 года было пять миллионов незакрытых вакансий. Это говорит о том, что при помощи стимулирования спроса развивать экономику уже невозможно, она достигла потолка своих производственных возможностей. Если пытаться делать это дальше, то будет возникать все большая конкуренция компаний-производителей за рабочую силу, за капитал, за природные ресурсы, и все это, в конечном счете, станет только провоцировать рост цен, не увеличивая объем выпускаемой предприятиями продукции.

Действительно ли российская экономика растет

Смотря в чем измерять ее рост. Если в сухих цифрах ВВП, то она действительно растет, но это слишком абстрактная категория. Рост ВВП не означает рост благосостояния граждан, поскольку с точки зрения макроэкономического учета неважно, был произведен батон хлеба, трактор, танк или снаряд. Но хлеб удовлетворяет человеческую потребность в пище, трактор повышает производительность сельского хозяйства и делает хлеб дешевле в следующем производственном цикле, а танк или снаряд с точки зрения экономики — впустую потраченные ресурсы и человеческий труд, усиливающие дефицит ресурсов в гражданских секторах.

Еще раз подчеркну, что инфляция — это очень важная штука. Она выражает собой скрытый военный налог на общество. Правительство не может прямо сейчас выйти к народу и сказать, мол, с этого дня все будут отчислять 10% от своей зарплаты на нужды фронта. Очень сомневаюсь, что граждане воспримут такие новости позитивно. У нас привыкли за СВО наблюдать как за футбольным матчем, издалека, пока мобилизация в дом не пришла. Но, как только речь заходит о личных потребностях и ограничения личных интересов, сразу же отношение к ней меняется.

Она ведь является инструментом перераспределения благ в чью-то пользу. Кто является бенефициаром тут? Государство, доходы которого не покрывают расходы. Кто-то это должен оплачивать, и это оплачивает все общество, ведь из-за роста цен мы на свои сбережения можем купить меньше.

Все это создает негативные предпосылки на будущее, поскольку перегрев экономики непременно приведет к проблеме перенакопления капитала, избыточных инвестиций в одних секторах экономики и недостатка капитала в других. Ключевая ставка 19% означает, что малый бизнес может взять производственный кредит процентов под 30 (но скорее всего выше). Поэтому зачастую он просто берет потребительские кредиты на свои нужды, что нарушает всю логику капиталистического воспроизводства.

В этих условиях гражданские сектора экономики находятся в диком недофинансировании и нехватке ресурсов. Привилегированные же сектора, связанные с военно-промышленным комплексом, наоборот, находятся в крайне благоприятной ситуации. Ведь государство фондирует целый ряд российских компаний и отраслей на таких выгодных условиях, которые не снились ни одному производителю гражданской продукции.

Помните о Фонде национального благосостояния, который вообще-то создавался для софинансирования пенсий? Теперь его тратят на военные действия. Так вот, из этого фонда по распоряжению правительства, скажем, РЖД получает кредит под 2% годовых (не под 30%, как малый бизнес или среднее или даже крупное гражданское производство, а именно под 2%). И автодор-компания, которая строит платные дороги и потом берет с нас деньги за проезд, получает из него кредитование под 4%. И химические, металлургические предприятия получают кредит от государства практически даром на нынешних условиях.

Все это в конечном счете представляет собой форму распределения общественного блага в пользу привилегированных отраслей. И точно сказать, как распределяется ВВП по гражданскому и военному секторам невозможно, потому что такую статистику Росстат не дает. Но можно по косвенным признакам понять, что доминируют сегодня отрасли, связанные с обслуживанием ВПК.

В прошлом году инвестиции в России приросли на рекордные 19%. Такого никогда такого не было — у нас всегда была дико недоинвестированная экономика. Но в какие отрасли они пошли? Мы увидим в их числе металлургическое производство, производство электроники, обслуживание и ремонт машин и колесных тягачей, производство дизельного топлива… Все это в конечном счете связано с вооруженными силами и приводит к дисбалансу в экономике. Она перестраивается на военные рельсы. Она не растет, не развивается, — меняется ее структура, которая, опять же, в конечном счете обслуживает интересы правящего класса за счет общества.

Сколько это будет продолжаться

Катастрофы не случится, однако усугубятся те проблемы, которые накапливаются в нашей экономике десятилетиями. Тот же дефицит рабочей силы не появился внезапно в 2022 году. Рост незакрытых вакансий в России продолжается с 2014 года. Сначала давала о себе знать плохая демографическая ситуация, потом добавился ковид, избыточная смертность от которого составила около одного миллиона человек. После него началась мобилизация, релокация и другие проблемы, только усугубляющие дефицит кадров на рынке рабочей силы.

В этих условиях нужно вкладывать колоссальные средства в технологии, в науку, чтобы замещать людей машинами. Но где же их взять? Тот же автомобиль «Мерседес» в условиях санкций привезти легче, чем какой-то станок. Своих же технологий мы в достаточном количестве не производим. Более того, сейчас расходы на науку составляют менее 1% ВВП — меньше, чем когда-либо в истории современной России. Для сравнения, в Соединенных Штатах речь идет о 2,5%, а в том же Израиле на нее тратят под 5%.

Роботизация российского производства очень низкая. Накануне СВО, в 2021 году, у нас было пять роботов на 10 тысяч работников. В среднем в мире приходится около 100 роботов на то же количество работников. Мы колоссально отставали от среднемировых значений, не говоря уже о какой-нибудь Южной Корее, где этот показатель составляет тысячу к 10 тысячам. Китай нам столько роботов не даст (ему самому не хватает), а больше брать их неоткуда. В конечном счете у нас так и останется дефицит кадров, который будет постепенно выпрямляться в течение долгих десятилетий за счет смены демографических волн. И невозможность перейти на более высокую технологическую ступень будет постоянно выступать в роли тормоза нашего экономического развития.

Эти проблемы государство может решать по-разному. Сейчас оно пытается это делать за счет привлечения мигрантов. Недаром на Восточном экономическом форуме Путин буквально с завистью сказал, мол, посмотрите, как в Таджикистане население растет по миллиону в год! Скоро из Кении к нам приедут около 10 тысяч мигрантов — российская дипломатия работает. Все это будет провоцировать социальную нестабильность. Уже сейчас видно, как растет мигрантофобия в нашем обществе. Девиантное поведение мигрантов по отношению к коренному населению тоже есть. Все это явно не будет способствовать политической стабильности.

Действительно ли эффективны элементы планирования в экономике

Сейчас российское государство взяло на вооружение многие механизмы плановой экономики Советского Союза и даже государственно-частных корпораций Южной Кореи. Это прямое директивное управление и перераспределение стоимости из второстепенного экономического контура в пользу первого, который связан с обслуживанием ВПК. Это те методы, которые еще лет десять назад нашим правящим классом с усмешкой назывались «отжившими совковыми традициями». Нам говорили, что плановая экономика якобы показала свою неэффективность в XX веке. Сейчас же главное малый бизнес развивать, иностранные инвестиции привлекать — да и вообще «рынок все порешает».

Оказалось, что когда нужно срочно решать задачу организации производства необходимой продукции (в частности военно-промышленного комплекса), то подобные меры оказываются вполне действенными. С одной стороны, они придают российской экономике устойчивость — ведь до тех пор, пока сохраняется бюджетный импульс, он будет подпитывать сохранение некоторого экономического баланса. За счет перераспределения государство будет обеспечивать военно-промышленный комплекс, отдельные отрасли, связанные с производством продукции тяжелого машиностроения, и других связанных отраслей. В то же время оно будет ограничивать гражданские отрасли.

Этот дисбаланс может поддерживаться искусственно, пока в бюджете есть деньги, пока государственный долг еще относительно небольшой и не достиг, скажем, размера китайского или американского.

Что же будет потом? Экономика станет естественным образом исправлять этот дисбаланс. За счет резкого падения спроса, перенакопления капитала, банкротства и безработицы начнется переток ресурсов в отрасли, которые долгое время находились в условиях дефицита ресурсов и финансирования. Все это будет сопровождаться глубокой рецессией.

Я соглашусь с Набиуллиной: нам грозит проблема стагфляции экономики, то есть замедления экономического роста на фоне высокой инфляции. Ее будет провоцировать дефицит ресурсов, а падение темпов роста будет определяться ограниченностью бюджетного стимулирования, которое только в течение определенного времени сможет поддерживать производство. Когда оно исчезнет, начнется массовый обратный процесс разорения тех производств, которые возникли в связи с его ростом.

Вероятно, в таких условиях, государству будет выгодно держать экономику в состоянии доминирования военно-промышленного комплекса в течение долгого времени, — даже после завершения СВО. Но как только его искусственная подпитка исчезнет, мы получим глубокий экономический кризис.

Стоит ли ждать возвращения экономической автаркии

Все вышеописанное ведет нашу экономику в тупик. Автаркии, конечно, я не ожидаю из-за вероятного усиления нашей зависимости от Китая, но забавно слушать рассуждения о том, как мы, наконец, избавились от влияния «тлетворного Запада», чтобы упасть в объятья КНР. Это ведь тоже капиталистическое государство, крупный центр накопления капитала. Китайские компании работают в капиталистической парадигме, с целью максимизации прибыли. Таким образом, китайская внешняя политика не сильно отличается от политики западных корпораций. Они работают по той же логике рыночной экономики, глобальных цепочек добавленной стоимости.

Годами мы строили инфраструктуру для продажи энергоносителей в Европу. Теперь, видимо, придется выстраивать новую, для подачи их на Восток. Но Китай — любитель выкручивать руки российской стороне, что очень хорошо заметно по судьбе нефтепровода «Сила Сибири — 2». Он все никак не войдет не то что в эксплуатацию — даже не продвигается вопрос о его строительстве. Китай понимает, что у него есть возможность дальше прогибать Россию по цене нефти, и в этом смысле деваться нашей стране больше некуда, как только продавать ресурсы на Восток. Для нашей экономики это не значит ничего хорошего. Те же самые проблемы, известные по предшествующим десятилетиям, теперь обернуты в оболочку антизападничества и неравного союза с Китаем.

Решение этой проблемы лежит скорее не в экономической, но в политической плоскости. Выше я говорил, что государство, когда ему это оказалось нужно, взяло в практику механизмы экономического планирования, нерыночного регулирования экономики. Однако остается вопрос, в чьих интересах это регулирование и управление осуществляется.

Те же самые инструменты, пущенные на дело развития реального высокотехнологичного производства, науки, образования, создания благоприятной социальной среды для реализации человеческого потенциала, позволили бы нашей стране задействовать имеющиеся ресурсы и сделать существенный шаг вперед в новых условиях. Уж коль скоро 30 лет постсоветского развития показали, что упование на «руку рынка» не работает.

Но для этого нужно решить политический вопрос. Кто будет ставить задачи органам государственного планирования? Кто будет выступать главным двигателем этого процесса и кто будет контролировать реализацию этих идей? Здесь нам необходим механизм низовой демократии, чтобы само общество выступало заказчиком в таких процессах. Не пассивным наблюдателем и объектом политики, а субъектом.

Упование на доброго царя, который теперь, используя новые механизмы экономического управления, мудрой рукой разрешит накопившиеся противоречия, является большим заблуждением. Мне кажется, оно доминирует в умах наших соотечественников, которые пытаются все чаще снять с себя ответственность и переложить ее на «вождя народов» в Кремле. Но историческая практика показывает, что это не лучшее направление движения, поскольку оторванное от влияния масс государственное руководство будет действовать в своих интересах, которые зачастую прямо противоречат интересам общества.

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции