«Концепция русского терпения». Какую идеологию закрепят в Конституции

Глава Следственного комитета России Александр Бастрыкин недавно предложил прописать в Конституции статью о государственной идеологии. Разговоры о ее необходимости ведутся уже на протяжении многих лет, но, несмотря на все попытки власти ее как-то сформулировать, пока ее контуры остаются чрезвычайно расплывчатыми. Что собой представляет идеология вообще, какой она бывает, есть ли идеологические предпочтения у российского общества и какую идеологию предлагает народу российская власть, RTVI рассказывает бывший депутат Госдумы, до апреля 2023 года — глава фракции «Справедливой России» в думе Астраханской области Олег Шеин.

Глобальные идеологии

Идеология представляет собой универсальную систему ценностей, реализация которых позволяет обществу достичь гармонии.

Собственно, глобальных идеологий две: либерализм и социализм. Обе они не привязаны к конкретной стране или культуре, обе исходят из единства мировой цивилизации и обе ставят своей целью развитие человечества. Обе отталкиваются от разрушения предыдущих систем феодального неравенства в одном случае и капиталистического неравенства в другом. Обе встречали сопротивление прошлого и обе пробивали себе дорогу через революции и иные потрясения.

При этом идеи свободы, заложенные в основе либерализма и социализма, приходилось реализовывать через решительное подавление прежнего уклада. В одном случае искоренялась частная собственность над людьми, в другом случае — над имуществом. Очень часто эти задачи сочетались. При этом достижение свободы через насилие объяснялось необходимостью подавления возможности (свободы) привилегированных групп угнетать непривилегированные. Так, аболиционизм являл собой подавление свободы рабовладельцев, феминизм подавлял свободу патриархата, а Трудовой кодекс подавлял свободу работодателей.

Слово «либерал» в классической русской литературе иллюстрировалось обликом состоятельного господина, размышляющего о благах для себя, но не готового дать их людям низшего сословия. Социализм ассоциируется с «реальным социализмом» СССР, подразумевающим много разного, но никак не политическую демократию. В итоге между Россией и миром возник лексический водораздел.

Между тем «либеральная демократия» есть «свободная демократия» с выборами, независимыми судами, митингами, забастовками и правами человека. Остальное зависит от способности людей этими возможностями пользоваться. Социализм же есть общепланетарное самоуправляющееся общество без государства и классов (кстати, именно такая формулировка записана в первой Советской Конституции 1918 года). Обе концепции отвергают диктатуру, хотя обоими концепциями часто прикрывались диктаторские режимы — Пиночет в Чили был проводником политики «либералов» из Чикагской школы, а Менгисту Хайле Мариам в Эфиопии был «марксистом».

И социализм, и свободная демократия исходят из их универсальности, возможности и неизбежности реализации в любой стране и создания единого пространства человечества. И в том, и в другом случае наступает «конец истории» войн. И в том, и в другом случае ставится задача раскрыть потенциал каждого человека и обеспечить его личное свободное развитие как фундамент свободного развития всех.

Именно универсальность двух идеологий привела к тому, что двадцатый век прошел под состязанием этих мировоззренческих проектов: Западного и Советского, а наша страна впервые в своей истории стала образом позитивного будущего для людей на разных континентах. Оба проекта испытывают сейчас очевидный кризис.

Консервативный антиглобализм

Действие порождает противодействие. Глобальные идеологические концепции разрушают старое, меняют привычный уклад и вызывают у значительной части общества отторжение. «Liberté, Égalité, Fraternité» повлекло к созданию антифранцузских коалиций, поскольку справедливо воспринималось не только как межгосударственный конфликт, но и как антагонизм мировоззрений. Большевистская революция в России и развитие компартий имели реакцией фашизм с его концепцией «единства и многообразия». Наконец, глобализация рынков резко ослабила национальные правительства и создала спрос на национальные барьеры.

Разберем последнее. Переток финансовых капиталов по всему миру приводит к тому, что национальные выборы утрачивают былое значение. В Греции к власти пришла леворадикальная СИРИЗА. Но греческие миллиардеры отмывали свою прибыль от налогов в тропических странах, и реализовать идею социального поворота СИРИЗА не смогла. Венгрия, в свою очередь, недовольна решениями Брюсселя, но выйти из Евросоюза она не может, потому что это ей дороже обойдется. Пример искать долго не надо — фиаско британского «Брекзита» (выхода из ЕС) у всех перед глазами.

В итоге возникает разрыв между антиглобалистскими ожиданиями масс и практикой их реализации. Он решается просто. Поскольку капитал свободно протекает между границами, лидеры, «бросающие вызов гегемонии Запада», более всего хотят неограниченной торговли. А предложить им есть что — благо, у них есть преимущество в виде природных ресурсов и дешевой рабочей силы.

В XIX веке в Европе и в ХХ веке в странах третьего мира национальная идея обеспечивала политическую независимость от соседей или колониальных метрополий. Ставилась позитивная цель самостоятельного культурного, экономического и политического развития. Но в мире глобальной экономики только у глобальной идеи может быть проект развития. Национальная же идея глобальной не является, она антиглобальна, и поэтому в таких условиях сосредоточена не на образе будущего, а на возврате к старому доброму прошлому.

Национальная идея в условиях глобализации Земли исходит из того, что внешний мир враждебен и разрушает то хорошее, что уже есть. Соседи же, разумеется, несут угрозу — не потому, что у них дурное правительство, а потому, что у них чуждая культура.

Решения Лиги Наций или ООН не имеют значения. Каждый создает правила сам в меру своих возможностей. Это мир конфликта, и это мир войн. Дескать, не мы такие, — с волками жить, по-волчьи выть.

В таком конфликтном мире требуется мобилизация, дисциплина и порядок, а демократические формы должны быть ограничены. Нет политических прав — не будет и социальных. Выборы превращаются в ритуал, и господствующей верхушке нет причин отрывать свои кровные деньги на образование и медицину низших групп, принужденных к молчанию.

Это устойчивая, но лишенная развития система. Исторический опыт (царская Россия, Османская империя, цинский Китай, Албания Ходжи) показывает, что такие образования не могут успешно заимствовать технологические новации, поскольку подавляют институциональные возможности вовлеченного в науку, экономику и политику общества, продуктом которых подобные новации являются.

Народная идеология

Взгляды на мир у граждан России сильно расходятся. Исходя из опросов, проводимых авторитетными центрами, ни о каком единстве в стране говорить нельзя.

Совместный опрос РАН и ВЦИОМ (2023 год) показал, что 26% граждан России относят себя и к либералам, 25% к социал-демократам, 19% к консерваторам и 13% к коммунистам.

Понятно, что людям сложно было бы дать определения этих идейных течений, они скорее подразумевают под ними функциональный набор. То есть, либерализм в данном случае — это сменяемость власти на выборах, свободные СМИ и честные суды. Социал-демократы прибавляют к этому перечню достойные пенсии, бесплатное образование и медицину. Под коммунизмом имеется в виду вовсе не марксистское исчезновение государства, а ностальгия по брежневским временам.

Есть пример и поярче. Ультраконсервативный «Царьград» проводил глубинную социологию об отношении к СВО. 55% опрошенных поддержали операцию и присоединение новых территорий, 35% высказались против. Соотношение оказалось устойчивым при выборе нескольких формулировок. Аналогичные данные представил «Левада-центр»*: 35% россиян поддержат мир на условиях возврата Украине присоединенных территорий, 57% не поддержат.

Незыгарь со ссылкой на того же «Леваду» пишет: «41% считает, что СВО начинать было не нужно, но 43% считают, что военные действия начинать все таки было необходимо». Фонд Общественного мнения: 58% россиян считают, что нужно стремиться к ядерному разоружению, треть — что не нужно. Russian Field добавляет, что 45% поддерживают отмену Россией моратория на ядерные испытания, а 44% — нет.

Именно для сложных социальных систем свойственно формирование различных проекций будущего. Задачей политической системы как раз является обеспечение состязательности таких проекций. И не только потому, что активные граждане имеют право на реализацию своих предпочтений (это весьма спорный вопрос на фоне успехов немецких нацистов или ХАМАС на выборах, ответ на который предполагает, что демократия не может давать слова тем, кто выступает за уничтожение демократических институтов), но и потому что только в свободном соревновании можно уменьшить число ошибочных решений.

Проблема России не в том, что у людей разные взгляды. Они разные во всех развитых странах, что и приводит к регулярной смене власти на выборах и оптимизации курса. Проблема России в том, что разность взглядов не имеет практического воплощения.

Нельзя сводить вопрос только к теме репрессивного законодательства и запретов. Стоит согласиться с Львом Гудковым и Павлом Пряниковым, которые говорят, что большинство российского общества воспринимает себя как объект политики, но не субъект. Люди в массе своей считают, что от них ничего не зависит и бессмысленно даже пробовать что-то изменить самостоятельно. И это общая точка зрения, не разделенная лишь незначительным меньшинством.

Яркой иллюстрацией служит история с антипенсионной реформой. Повышение возраста выхода на пенсию затронуло сто миллионов человек, но на вполне разрешенные тогда акции протеста вышли пятьсот тысяч, а петицию в интернете — дело пяти минут — подписали всего три миллиона.

В 2016 году, когда «Левада-центр» еще не был иноагентом, по его опросам 87% граждан считали, что не могут влиять на принятие государственных решений. И еще из интересного: в 2021 году выяснилось, что 78% не рассчитывают на помощь государства, но 68% считают, что государство должно им помогать.

Посыл государственной идеологии

Только ленивый не писал, что в нулевые годы возник общественный договор: «мы повышаем ваши доходы, вы не вмешиваетесь в политику».

На фоне десятикратного роста цен на нефть для такого договора возник полноценный фундамент. Но потом цены перестали расти, а аппетиты высшего класса сохранились. Доходы обычных людей забуксовали, а потом стали снижаться. Это сформировало противоречие, требующее ответа. Концепция приспособленчества к страданию (так называемое «русское терпение») требует определенного рода идеологического объяснения. «Бог терпел и нам велел» в нерелигиозном обществе в умы не зайдет. От государства — в которое не верят, но на которое хотят надеяться — ждут чего-то другого.

Здесь главный вопрос состоит в том, какой может быть государственная идеология в конкретных исторических условиях. Понятно, что характер такой идеологии будет определяться интересами тех, кто обладает необходимыми ресурсами, — то есть имеет власть и капитал. Именно эти люди, включая силовое сословие, и реализуют свои возможности через государственные институты.

По очевидным причинам, их воззрения будут предусматривать консервацию достигнутого ими положения под предлогом «стабильности». Цементирующим фактором, учитывая общественное недовольство реалиями, — неравенством, низкими доходами, труднодоступностью качественного образования и медицины и прочим — в подобных ситуациях обычно является наличие внешнего или внутреннего врага. В условиях масштабной угрозы не до публичной дискуссии о путях развития. Тут вообще не до развития. Победой становится стояние на месте и даже ограниченный кризис. Какое развитие? Враг у ворот. Только смутьян или подстрекатель может требовать в этих условиях большего.

Традиционные ценности

9 ноября 2022 года появился указ президента о традиционных ценностях.

«К традиционным ценностям, — говорилось в нем, — относятся жизнь, достоинство, права и свободы человека, патриотизм, гражданственность, служение Отечеству и ответственность за его судьбу, высокие нравственные идеалы, крепкая семья, созидательный труд, приоритет духовного над материальным, гуманизм, милосердие, справедливость, коллективизм, взаимопомощь и взаимоуважение, историческая память и преемственность поколений, единство народов России».

Цитата большая, зато подписаться под ней могут практически все. Дальше, конечно, возникает много вопросов. Демонстрирует ли правящий класс «приоритет духовного над материальным»? Является ли «марш справедливости» покойного Пригожина формой реализации традиционных ценностей? Может ли коллективизм и взаимопомощь проявляться, к примеру, в форме массовых акций против повышения пенсионного возраста? И если жизнь является традиционной ценностью, то представляют ли собой боевые действия ее отрицание?

Очевидно, ответить на эти вопросы нам помогут дальнейшие разделы указа… Читаем дальше — но нет! Вместо позитивной расшифровки перед нами разворачивается объяснение от обратного. Причем весьма характерное. В одном ряду вызовов следуют наркотики, сексуальные девиации, матерная лексика, алкоголь, национальная вражда, фальсификация истории и — внимание! — «подрыв доверия к институтам государства».

Идеология и конституция

Что принесет закрепление в Конституции идеологии «национального суверенитета», то есть права государства принимать любые решения, и «традиционных ценностей», то есть отказа от модернизации ХХ века?

Начнем с юридической стороны: критика действий чиновников, объясняемая «защитой суверенитета» и «традиционных ценностей» перетечет в категорию антиконституционных действий. Антиконституционные действия по определению означают совершение преступления. В российском праве уже хватает примеров наказаний за слова, будь то расплывчатая формулировка «экстремизма» или «оскорбления чувств верующих».

Буквально на глазах сюда добавляется ответственность за «склонение к абортам» и разговоры о «чайлдфри». Конституционные изменения не просто закрепят эту практику, но и решительно раздвинут правовое поле для наказания за взгляды, не соответствующие государственной идеологии. Идеи пацифизма, интернационализма, дружбы народов, эмансипации женщин, смены власти на выборах в этих условиях переходят в серую пограничную зону дозволенного.

Другим последствием станет идеологизация образования. Мы явно видим действия в этом направлении по новым учебникам истории, но здесь есть куда расти. Пока что за «Уроки о важном» не ставят оценок и принадлежность к военизированным патриотическим организациям является делом добровольным. Но это пока.

Не стоит упускать из вида и идею «социального рейтинга» китайского образца, о чем недавно вспоминал депутат Хинштейн и концепцию которого разрабатывает РГСУ. В Китае рейтинг, кстати, понижается за критику правительства.

Долго ли может это продлиться? Уверен, что нет. Жизнь все равно возьмет свое. Российское общество, как мы указывали выше, сложное. Если управленческий контур упрощается и предлагает вместо будущего обернуться к прошлому, на определенном отрезке времени он просто выйдет из строя, не сможет таким образом функционировать.

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

* признан Минюстом в России иностранным агентом