После включения в состав России новых регионов в них потянулась, словно в паломничество, вереница федеральных чиновников. О том, почему им приходится ездить туда и как эти поездки изменили их сознание, рассказывает для RTVI журналистка Екатерина Винокурова.

До 24 февраля 2022 года поездки в ДНР и ЛНР каких-либо людей, официально работающих на российскую власть, были скорее экзотикой и считались уделом патриотических романтиков. Уже в марте ситуация начала меняться.

— N уехал «за ленточку», готовит референдум, — пишет тебе общий знакомый.

Через пару недель он сам уже присылает тебе свое фото в камуфляже, впрочем, без особых подробностей.

Стоит заметить, что многие знакомые автора, которые в итоге поехали в незапланированные командировки на новые территории, до этих поездок относились к СВО куда менее лояльно, чем после них. Один из моих знакомых, к примеру, в первую неделю военной операции называл решение президента Владимира Путина не иначе, как «катастрофой», однако после возвращения из одного из новых регионов серьезно пересмотрел свои взгляды и начал активно ее поддерживать, в том числе, в частных разговорах.

Виды Мариуполя. Мурал итальянского художника Йорит Черулло на стене дома на проспекте Металлургов в ноябре 2023 года
Валерий Мельников / Коммерсантъ

— Раз ввязались, надо выигрывать, иначе нам конец.

— Я говорил там с людьми, которые годами жили под обстрелами. Это не из Москвы переживать за уход IKEA, там реальная жизнь.

— Там наши военные. Они видели гибель своих товарищей, если мы отступим, они не поймут.

Эти три варианта ответа — самые популярные в политическом истеблишменте после возвращения из обязательных или добровольных командировок.

Фактически такие поездки стали обязательным элементом «перепрошивки» политических элит, в том числе, «перепрошивки» идеологической. Попавших под санкции демонстративно поддерживали, каникулы в Европе сменились поездками на тот же Алтай, а в новых регионах появилось огромное количество лично знакомых людей, доносивших свою версию событий. Менялись не только публикации в соцсетях, но и сам политический стиль: например, чиновники стали публиковать свои фото в одежде цвета хаки, в моду вошли увлечения стрельбой и походами.

Помимо рабочих командировок важным элементом перестройки общества на патриотический лад стало повсеместное включение тех же депутатов и чиновников в волонтерскую деятельность и сбор гуманитарной помощи. В то же время самодеятельность не поощрялась: при каждой парламентской партии были созданы центры помощи новым регионам или фронту. Депутаты отчитывались о поездках на эти территории, что, с одной стороны, демонстрировало их лояльность общему курсу и готовность никогда более не посещать страны Евросоюза, с другой стороны, как считается, должно было работать на увеличение их рейтинга.

Впрочем, закрытые фокус-группы этого никак не демонстрировали. Один из моих собеседников, регулярно проводивший непубличные глубинные соцопросы, констатировал, что деятельная поддержка СВО практически никак не связана с голосованием за того или иного кандидата: избирателей по-прежнему больше волновали местные проблемы.

Изменились и отношения источников с журналистами. В первые месяцы мои знакомые говорили, что по-прежнему берут трубку на звонки уехавших или признанных иноагентами, чтобы показать, что они открыты для всех и готовы донести свою правду даже до оппонентов. Примерно через полгода ситуация поменялась: чиновники и политологи, которых я знаю, сказали, что больше не поддерживают контактов с иноагентами, в том числе, чтобы обезопасить самих себя и не проконсультировать ненароком врага (что чревато возбуждением дела за государственную измену).

Говоря об изменениях в настроении элит, необходимо поднять и тему санкций. Если до 2022 года ограничения были точечными, и люди старались их по возможности избегать, когда это явление стало массовым (как иноагентство), оно перестало вызывать страх. Более того, скорее приносило понимание, что тем, кто попал под санкции, возможный ущерб как-то компенсируют.

Виды Мариуполя в декабре 2023 года
Дмитрий Ягодкин / ТАСС

Наконец, прошедшие два года привели к утрате откровенности, которой и без того в политическом истеблишменте не злоупотребляли. Если раньше люди в частной переписке позволяли себе довольно нелояльные замечания в адрес власти, то после начала СВО в политических кругах стали исходить из того, что вся переписка читается, а все разговоры прослушиваются. Нелояльную реплику можно теперь услышать только в кафе на окраинах Москвы и только при личной встрече, со строгим запретом на публикацию и даже намеки.

***

Спустя два года мы встречаемся со знакомым, который говорил о «катастрофе» и даже о «загубленной жизни поколения».
С тех пор он побывал «за ленточкой» уже несколько раз. Он вошел в кадровый резерв. Его дальний родственник мобилизован, помогают всей семьей, чем могут. Теперь он на чем свет стоит ругает технократов, а решение о начале СВО считает вынужденной необходимостью. Он говорит, что ради тех людей, которых он встретил там, можно и потерпеть неудобства.

Мы больше не вспоминаем, как оба однажды случайно одновременно оказались в отпусках в Риме, потому что больше он туда не поедет.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.