21 ноября по Днепру был нанесен удар передовой баллистической ракетой средней дальности (БРСД) «Орешник». За два дня до этого президент Путин утвердил новую ядерную доктрину России. Научный сотрудник Центра международной безопасности ИМЭМО РАН, член Совета по внешней и оборонной политике (СВОП), сооснователь проекта «Ватфор» Дмитрий Стефанович рассказал RTVI о том, как следует расценивать этот запуск и к чему он приведет.
Связано ли боевое применения «Орешника» с утверждением новой российской ядерной доктрины
Вряд ли между боевым применением «Орешника» и подписанием Владимиром Путиным новой ядерной доктрины России была прямая связь. Но это «послание» влияет на то, как она воспринимается извне. Оно демонстрирует наличие сил и средств для перехода к применению ядерного оружия. Кроме того, это действие подчеркивает состоявшееся прекращение Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (ДРСМД) и напоминает о моратории на развертывание таких средств поражения.
Какие еще способы продемонстрировать серьезность своих намерений у нас остались? Если бы Россия решила провести реальные ядерные испытания, это сразу бы означало развал вообще всей системы их запрещения.
Это огромное количество юридических процедур и чрезвычайно серьезные последствия для отношений с другими ядерными и неядерными державами. В том числе речь идет и о наших союзниках и партнерах.
К тому же, это стало бы большим подарком для американцев — во время прошлой администрации Трампа было немало разговоров о необходимости возобновления испытаний ядерного оружия. И это не говоря уже об индийцах и пакистанцах и в целом о возможной мировой гонке вооружений.
В случае же с «Орешником» никаких подобных последствий ожидать не приходится. Тот же Иран использует баллистические ракеты средней дальности в боевых условиях, Китай проводит испытания, иногда тоже довольно символичные. Если говорить о КНДР и Южной Корее — они тоже обладают ракетами соответствующего класса, но у них своя «кухня».
Кроме того, были продемонстрированы возможности этого «инструмента» как для горизонтальной, так и для вертикальной эскалации. С одной стороны Россия показала возможность применить оружие и методы, которые ранее не использовались в этом конфликте (вертикальная эскалация). С другой стороны, недвусмысленно было заявлено о готовности поражать территории третьих стран, которые участвуют в боевых действиях на Украине, предоставляя разведданные, подготавливая полетные задания для ракет большой дальности (горизонтальная эскалация).
Вполне возможно, что во время атаки была использована даже не фугасная, а инертная боевая часть — то есть в боеголовке находилось даже не конвенциональное взрывчатое вещество, а просто металлические болванки. Это можно считать еще одним четким сигналом о демонстративном характере удара.
Думаю, когда пройдет итоговая коллегия Минобороны, во время нее или на ее полях подведут итоги этой операции и продемонстрируют что-то еще для убедительности уже имеющихся аргументов. Да и День РВСН тоже будет в следующем месяце, еще один хороший повод для напоминания об «Орешнике». Кроме того, Путин рассказал о наличии у России запаса подобных ракет, что можно считать четким намеком на их новые испытания в боевых условиях.
Где они будут проводиться — уже другой вопрос. Может быть, опять на Украине, а, может, и по направлению к полигону Сары-Шаган в Казахстане, что, конечно, может напрячь власти этой страны в текущих условиях. В то же время удары с помощью «Орешника» по территории западных стран, как мне представляется, остаются в дальней и неопределенной перспективе.
Призван ли запуск «Орешника» повысить или понизить порог применения ядерного оружия
Скорее, второе. Задача состояла в том, чтобы добавить «ступени» к виртуальной лестнице эскалации, хоть я и очень не люблю этот образ. Перед нами ситуация, когда ракетные войска стратегического назначения (РВСН), уже задействованы в СВО, но все же речь пока идет о неядерных ударах.
Кстати, тут есть один интересный момент. В нашем экспертном, «стратегическом» сообществе существовала, скажем так, «аллергия» на удары стратегическими баллистическими ракетами в неядерном оснащении. В то время как в США военные обсуждали, как хорошо было бы использовать, например, баллистические ракеты подводных лодок для ударов по целям каких-нибудь условных террористов (справедливости ради, у нас тоже, вроде бы, были такие разговоры, правда в первую очередь в отношении ракет средней дальности), у нас, да и в Китае, справедливо указывали на невозможность убедительно продемонстрировать, что такие пуски стратегического оружия будут, скажем так, «не по нашу душу».
В последние пару лет генералу Каракаеву, командующему РВСН, задавали вопросы о возможности развертывания ракет средней и меньшей дальности в условиях прекращения действия ДРСМД. Он отвечал, что в случае необходимости это будет сделано, и РВСН готовы к такой «нагрузке». Получается, что именно это на днях и произошло.
Однако хотелось бы напомнить, что при всем при этом уже давно на театре боевых действий применяется крылатая ракета Х-101, запускаемая с тяжелых бомбардировщиков. Это, по своей сути, да и по определению — тоже стратегическое оружие.
Конечно, вокруг стратегической авиации и ее актуальности как «ноги» ядерной триады ведется много дискуссий, но, по сути, тяжелые бомбардировщики это и самое наглядное, и самое гибкое средство ядерного сдерживания, да и в региональных конфликтах самое применимое. С другой стороны, интенсивные полеты американских стратегических бомбардировщиков возле наших границ (в том числе и над Украиной) в интересах сдерживания России и поддержки американских союзников и партнеров, стали немаловажным фактором в создании той ситуации, к которой мы в итоге пришли.
Действительно ли угроза ядерного конфликта в последнее время возросла
Конкретный пуск «Орешника», повторюсь, направлен на то, чтобы нас чуть-чуть отодвинуть от ядерного порога. Не могу сказать, что в последнее время мы слишком сильно приблизились к конфликту с применением оружия массового поражения относительно 2022−2023 года.
Находясь в ситуации опосредованного конфликта ядерных сверхдержав, очень быстро можно проскочить поворот, зайти, что называется, не в ту дверь, и оказаться в лобовом столкновении. Если речь о прямом конфликте России и США, то его очень тяжело будет оставить в неядерной фазе.
Надеюсь, что эту догадку никогда не придется проверять. Может казаться, что мы полностью управляем ситуацией, но это не так. Это тот момент нужно, безусловно, помнить и здесь, в России, и там, на Западе. На первый взгляд это кажется чем-то абсурдным, но, с другой стороны, за последние годы уже должны были привыкнуть, что вещи, которых, как мы полагали, не может быть никогда, иногда все-таки случаются. Расслабляться нельзя.
Какие еще способы стратегического сдерживания остались у России
Стратегическое сдерживание работает в обе стороны — от каких-то шагов удерживаемся мы, от каких-то — другая сторона. Что еще в этом плане можно будет сделать, зависит от ситуации на поле боя.
Накануне появилось сообщение Минобороны о том, что удары, нанесенные по аэродромам в Курской области с помощью американских баллистических ракет ATACMS не останутся без ответа. Что он собой будет представлять, можно только гадать.
Во времена холодной войны было возможно многое — мог и чужой разведывательный самолет залететь и быть сбитым. Сейчас, конечно, все немного более прозрачно. Но базовый сценарий остается актуальным: удары по российской территории с помощью западного оружия поднимают ставки и повышают угрозу эскалации.
«Официальная» пятерка ядерных держав подтвердила заявление, что в ядерной войне не может быть победителей, поэтому она не должна быть развязана. Но и проигрывать в ядерной войне тоже никто не собирается. Как у нас, так и у американцев не прекращается дискуссии о том, как бы найти такой хитрый способ, чтобы оказаться «в дамках». Стратегическое сдерживание как раз и направлено на выстраивание баланса между желаемым и действительным, на то, чтобы никто не уверовал в возможность победы в ядерной войне — и никогда ее не развязал.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции