Спецоперация «Нефть и газ»: почему не замерзла Европа

С конца февраля 2022 года российская нефтегазовая отрасль испытывает постоянное давление. Если изначально даже сама Европа предполагала, что процесс отказа от российских углеводородов растянется на несколько лет, то уже к середине осени стало понятно, что европейским странам практически удалось избавиться от тотальной зависимости от российских нефти и газа. О том, как развивались события в нефтегазовой отрасли с момента начала военной операции России на Украине и чего ждать в дальнейшем, RTVI рассказал заместитель главного директора по энергетическому направлению Института энергетики и финансов Алексей Белогорьев.

Насколько нефтегазовая отрасль оказалась готова к событиям 2022-го года

Она проявила большую адаптивность. Во многом это связано с тем, что предыдущие два года пандемии тоже были кризисными, да и в целом отраслевые компании привыкли работать в условиях высокой неопределенности и волатильности. Это характерные свойства самих нефтегазовых рынков. Санкции тоже не стали полной неожиданностью — многие из них, особенно в части доступа к западным технологиям, действуют еще с 2014 года.

При этом российские энергоресурсы объективно востребованы в глобальном масштабе, особенно сырая нефть и сжиженный газ. На мировом рынке нефти, начиная с 2015-го года, наблюдается хронический кризис недофинансирования. Проще говоря, инвестиции в разведку и добычу остаются значительно ниже, чем необходимо для удовлетворения долгосрочного спроса.

На рынке СПГ (сжиженного природного газа) другая проблема: на 2022-2024 годы приходится «дно» между двумя инвестиционными циклами: один уже завершился, а другой еще не начался. Поэтому новых заводов вводится в строй сейчас мало, а спрос растет быстрее, чем ожидалось.

В итоге на рынке СПГ, как минимум до второй половины 2025-го года, будет ощутимый дефицит предложения. И без российского СПГ тоже не обойтись. С нефтепродуктами и трубопроводным газом положение сложнее, поскольку это более нишевые товары. Но в целом без российских углеводородов миру в ближайшие годы не прожить, и это важный фактор устойчивости отрасли.

Конечно, 2022-й год все равно стал шоковым как для российских компаний, так и для мировых рынков. Но многие страны и компании на этом кризисе хорошо заработали и показали рекордные прибыли.

Почему Европе удалось так быстро перестроиться в плане поставок нефти и газа

В первые два-три месяца, — то есть весной 2022-го года, — никто не предполагал возможности почти обнуления поставок российских энергоносителей в Европу. Это казалось совсем уж алармистским сценарием. В особенности это касалось газа и нефтепродуктов (прежде всего дизельного топлива), поскольку нефть и уголь — это чуть более ликвидные товары, и их проще найти на рынке.

Хотя, справедливости ради можно отметить, что еще в начале марта Еврокомиссия объявила, что планирует на 2/3 (или примерно на 100 млрд кубометров) сократить импорт российского газа до конца 2022-го года. Однако тогда многие даже западные эксперты отнеслись к реалистичности этого плана с большим скепсисом.

Как в России, так и в Европе в равной степени существовало устойчивое представление, что если газовый «развод» между ними и произойдет, то этот процесс займет не меньше 15-20 лет. Потому что взаимные связи слишком крепки, да и на мировом рынке просто нет сопоставимых по объему свободных мощностей. Россия же, в свою очередь, намертво привязана трубопроводной системой к европейскому рынку. То, как развивались события в отношении российского трубопроводного газа потом — пожалуй, наиболее удивительная и поразительная вещь.

Это позволило и европейским, и российским компаниям подготовиться к «часу X». Европейские компании активно контрактовали нефть и нефтепродукты на других рынках, а российские занялись созданием собственного большого флота танкеровозов и перенаправлением поставок в азиатские страны. Обе стороны со своими задачами довольно успешно справились.

В части нефти успех был связан с тем, что сам по себе ее рынок во многом является игрой с нулевой суммой. Баланс спроса и предложения складывается в последние годы довольно напряженно. При этом он управляем прежде всего ОПЕК+, в котором Россия, наряду с Саудовской Аравией, играет решающую роль и может корректировать глобальное предложение нефти при наличии желания и необходимости.

Если западные страны отказываются от российской нефти, то они вынуждены закупать ее у каких-то других поставщиков, прежде всего, на Ближнем Востоке. Соответственно, ближневосточной нефти становится меньше в Азии, в азиатских странах увеличивается спрос на российскую нефть и происходит довольно искусственное перенаправление поставок. Оно невыгодно с экономической точки зрения всем сторонам, поскольку приводит к дополнительным транспортным издержкам. В выигрыше остаются только транспортные компании и всевозможные посредники.

Руководство США, которое, видимо, лучше понимает, что происходит на рынке, еще в мае стало настаивать на том, чтобы одновременно с эмбарго был введен и так называемый потолок цен на российскую нефть. В моем понимании его следует рассматривать как механизм смягчения европейских санкций. Ведь шестой пакет изначально предполагал, что, наряду с эмбарго на импорт, европейским компаниям будет полностью запрещено страховать и перевозить морем российские нефть и нефтепродукты в третьи страны. В итоге часть европейского фрахта и страхования российских поставок все-таки сохраняется, благодаря чему не случился их резкий обвал.

Что касается газа, здесь ситуация более сложная. Возьму на себя смелость предположить, что Европа сейчас потребляла бы намного больше российского трубопроводного газа, если бы не было ответного давления со стороны России: предложения покупать газ за рубли, отказа использовать для транзита газопровод «Ямал — Европа» (он идет через Белоруссию и Польшу в Германию) и довольно туманной истории с поэтапным сокращением поставок газа по «Северному потоку» из-за проблем с газовыми турбинами Siemens (если абстрагироваться от диверсии, которая произошла позже, когда газопровод уже не функционировал).

Какие факторы повлияли на быстрый отказ Европы от российских нефти и газа

На мой взгляд, сыграло свою роль сочетание трех довольно уникальных факторов. Первый — это, конечно, готовность Европы очень дорого платить за газ, что было ранее далеко не очевидно. Стоит отметить, что цена такой решимости действительно высока: дорогой газ повлек за собой и снижение промышленного производства во многих энергоемких отраслях, и рост инфляции, и частичную утрату конкурентоспособности всей экономики ЕС.

А впереди у Европы еще, по меньшей мере, два-три года высоких цен относительно предыдущих периодов. Но с точки зрения адаптации к кризису высокие цены стали ключевым фактором, который, с одной стороны, резко ударил по потреблению, а с другой — привлек на европейских рынок много новых поставщиков.

Второй фактор связан с тем, что в силу как высоких цен, так и ряда региональных причин азиатский рынок предъявляет в последний год низкий спрос на СПГ. Во многом это связано отчасти с проблемами в китайской экономике, отчасти с погодными условиями в той же Северо-Восточной Азии, отчасти с экономическими проблемами в странах Южной и Юго-Восточной Азии.

В итоге мы видели множество случаев, когда партии СПГ, которые предназначались для азиатских покупателей, уходили в Европу, в том числе когда их перепродавали туда сами потребители в Китае, Японии и других странах. Из-за ценовых различий это оказалось весьма прибыльным бизнесом.

И третий фактор — невероятное везение с погодой в период с октября по середину января. Погодные условия были предельно благоприятными для европейских потребителей. Столь «мягкие» зимы случаются крайне редко. Отопительный сезон в ЕС начался почти с месячной задержкой, только 14 ноября. Это само по себе очень сильно помогло в накоплении больших запасов в подземных хранилищах газа и позволило максимально обезопасить рынок от его возможного дефицита.

Были ли прогнозы относительно «замерзающей Европы» ошибкой российских нефтегазовых аналитиков

Если смотреть с позиции сегодняшнего дня, это, конечно, ошибка. Но ее допускали не только российские эксперты, но и зарубежные, — те же европейские. Летом — в июле, в августе — настроения были чрезвычайно панические. Это отражалось на динамике цен, ведь те, кто торгует газом, тоже отчасти ориентируются на оценки экспертов.

Поэтому я не могу сказать, что здесь именно российская экспертиза потерпела неудачу. Я думаю, что сработали три основных фактора. Первый — это инерция мышления. Повторю, все были уверены в том, что Европа не сможет отказаться от российского газа раньше 2040-х годов. От этой парадигмы сложно было быстро отказаться, об этом все говорили и писали десятилетиями и были в этом совершенно уверены.

Вторая причина — это, конечно, обстоятельства, которые никто не мог предугадать: мягкие погодные условия в Европе и низкий спрос на СПГ в Азии, который тоже был неочевиден летом. Предполагалось, что осенью и особенно зимой он заметно вырастет.

Третий фактор — это темпы сокращение спроса на потребление газа в Европе. Они оказались совершенно феноменальными, даже превышающими целевые значения ЕС, которые были установлены в начале августа. Сократили потребление как промышленность, особенно в энергоемких отраслях, так и коммунальное хозяйство. Но при этом все приведенные выше условия остаются факторами неопределенности для двух-трех следующих отопительных периодов, когда ситуация может стать диаметрально противоположной.

Насколько сильно ситуация в нефтегазовой отрасли ударит по российскому экспорту

Если говорить о сырой нефти, исходя из того, что мы видим сегодня, нам фактически удалось перенаправить почти все объемы, которые ушли с европейского рынка, в другие регионы — прежде всего, в Азию. Был кратковременный, но сильный провал в середине декабря, сразу после введения эмбарго и «потолка» цен, пока перестраивалась логистика поставок. Но его удалось компенсировать уже к середине января.

Что будет дальше — вопрос сложный. Возможно, что Индия и Китай в какой-то момент снизят потребление российской нефти. Так, например, сделала Турция, которая осенью закупала у нас до 350-400 тысяч баррелей в сутки, а в январе снизила импорт до 130-140 тысяч. Если это произойдет, то создаст для России большие проблемы. Впрочем, и для глобального баланса спроса и предложения тоже. Но пока, в ближайшие несколько месяцев, ситуация с точки зрения физического объема поставок выглядит весьма благоприятно.

По нефтепродуктам ситуация намного сложнее, потому что этот рынок более узкий. Он примерно на 40% меньше, чем международная торговля нефтью. Китай, Индия, Турция — сейчас ключевые покупатели российской нефти. При этом они сами — достаточно крупные производителями нефтепродуктов, прежде всего моторных топлив. Китаю и Индии почти не нужно, например, наше дизельное топливо, они и сами его производят на экспорт. Более того, именно Китай и Индию рассматривают в числе основных экспортеров дизельного топлива в Европу взамен российских поставок.

Так что в случае с дизельным топливом нет никаких простых рецептов. Еще весной было понятно, что придется вместо одного большого и богатого рынка Европы искать много мелких по всему свету. Сейчас мы видим, например, взрывной рост поставок в Гану и Сенегал. Растут поставки в Марокко и Бразилию.

Пока этот провал можно оценить минимум в 400-500 тысяч баррелей в сутки, то есть примерно в 15-20% экспорта нефтепродуктов морским транспортом.

Помочь российскому экспорту могут иностранные компании, которые увеличат закупки российских нефтепродуктов как бы для своего внутреннего рынка, а собственные производственные мощности перенаправят на экспорт в ту же Европу. Эта же схема может работать и путем блендинга, то есть подмешивания российского сырья в нефтепродукты из третьих стран. В обоих случаях российский след происхождения нефтепродуктов теряется, и их теоретически можно поставлять и в Европу, и в США, и в Японию. Насколько такие схемы станут популярными, думаю, мы увидим уже в ближайшие месяцы.

Что касается газа, то стоит разделять СПГ и трубопроводный газ. По СПГ ситуация хорошая, в прошлом году мы существенно нарастили поставки. Российские заводы, прежде всего, «Ямал СПГ» и «Сахалин-2», работали сверх проектной мощности. Кроме того, в сентябре был введен в эксплуатацию новый завод «Портовая СПГ» на Балтийском море. В этом году он должен выйти на проектную мощность.

Спрос на СПГ сейчас в мире очень высокий. И в принципе, если бы у России были свободные мощности для производства СПГ, мы могли бы заметно увеличить экспорт — но у нас их просто нет. Новые экспортные мощности могут появится в лучшем случае через год, если «НОВАТЭК» справится с графиком ввода в эксплуатацию первой очереди завода «Арктик СПГ 2».

Если же говорить о трубопроводных поставках, то сама специфика трубопроводной транспортировки газа заключается в том, что потребитель и поставщик крепко привязаны друг другу. Перенаправить эти объемы куда-то еще в короткие сроки просто невозможно. А единственный рынок, куда Россия может направить эти выпадающие объемы, использую примерно ту же инфраструктуру, — это Турция. Но она не предъявляет такой спрос. Более того, в 2022-м году он заметно упал.

Что же делать с этими огромными объемами? Можно попытаться перенаправить их на внутренний рынок, но он во многом насыщен и развивается сейчас почти исключительно за счет газификации малоэтажной жилой застройки. Второй вариант — это пытаться построить новые СПГ-терминалы в европейской части России, прежде всего на Балтике. Но здесь возникает проблема с технологическими санкциями. Не решена проблема с оборудованием для производства крупнотоннажного СПГ.

Третий вариант — построить «Силу Сибири 2» в Китай, о чем так давно и долго говорит «Газпром». Но основная сложность состоит в том, что этот газопровод, даже если и будет построен, то где-то ближе к 2030 году, а на проектную мощность может выйти к 2035-му. А за это время произойдет естественное падение добычи на месторождениях, и такого большого профицита уже не будет.

Европейский рынок был наиболее маржинальным, это рынок богатых стран. Остальные потребители, включая Китай, не очень-то хотят платить за газ так много. Поэтому Китай не сможет заменить нам Европу с точки зрения экспортной выручки и тем более прибыли.

Как все это повлияет на российский бюджет

В этом году мы увидим резкое снижение нефтегазовых доходов, и это было понятно изначально, но вопрос — в глубине падения. В прошлом году доходы составили 11,6 триллионов рублей, что очень много. Для сравнения в 2021 году они были на уровне 9,1 триллиона В этом году в бюджет заложены нефтегазовые доходы в размере 8,94 триллиона рублей или 34,2% от всех бюджетных доходов. Прогнозы экспертов, увы, значительно ниже — порядка 6,5-7 триллионов. За январь 2023 года нефтегазовые доходы составили всего 426 миллиардов рублей, что в годовом исчислении составляет и вовсе 5 триллионов.

Столь неблагоприятное снижение доходов мало связано с сокращением добычи и экспорта — их параметры были как раз вполне прогнозируемыми. Пока больших сюрпризов здесь нет. Основная проблема — в цене нефти Urals, которая используется в целях налогообложения.

Минфин России традиционно ориентируется на котировки ценового агентства Argus. Грубо говоря, сейчас они рассчитываются как среднее значение цены нефти в портах отгрузки (FOB) в Приморске и Новороссийске, и колеблются в районе $44-52 за баррель при среднегодовой цене, заложенной в бюджет в $70,1. Вероятность, что эти цены принципиально вырастут в ближайшие месяцы, невелика.

Но с другой стороны, и у Минфина, и у экспертов есть большие сомнения, что эти цены отражают реальные доходы компаний. И общая ситуация, вероятно, далеко не так плачевна. Причин для сомнений две.

Во-первых, после введения «потолка» цен значительная часть поставок ушла в тень, и ценовые агентства просто не видят общую картину и ориентируются на какие-то единичные сделки и свои умозрительные расчеты дисконта Urals к Brent. То есть сама котировка FOB может быть заметно занижена из-за методологических ошибок.

Во-вторых, если отталкиваться от котировок Argus, то получается, что дисконт Urals достигает чуть ли не $35-40 за баррель, что выглядит крайне подозрительно. Если дисконт действительно так велик, то он где-то должен оседать. По таможенной статистике Индии известно, что покупатель получает от этого дисконта, в среднем, всего $5-10 за баррель. Все остальное — это стоимость фрахта, страхования и услуги трейдеров.

Но при всем усложнении логистики поставок их себестоимость не могла вырасти настолько сильно.

Повторюсь, все это — предположения и подозрения экспертов, прямых доказательств нет, но Минфин России, судя по всему, исходит примерно из таких же оценок. Соответственно, если ему удастся пересмотреть подход к расчету цены нефти, используемой в целях налогообложения, то доходы бюджета автоматически резко вырастут и вернутся в управляемую зону.

Могут ли Китай и Индия отказаться от российской нефти

И Китай, и особенно Индия очень чувствительны к вторичным санкциям. После введения таких санкций США против Венесуэлы и Ирана, Индия полностью отказалась от таких поставок. Китай продолжает закупать эту нефть, но в гораздо меньших объемах, используя различные серые схемы, например, перевалку через Малайзию. Там эта нефть становится «малайзийской».

Примерно то же самое мы уже видим с российской нефтью и нефтепродуктами, которые уходят в ОАЭ, Малайзию, или Сингапур. Там смешиваются, или просто переваливаются и дальше идут на китайский рынок.

Исходя из текущей геополитической реальности, я думаю, что Китай, конечно, не будет отказываться от закупок нефти (и в меньшей степени нефтепродуктов) из России. Но если будут введены вторичные санкции США, на которые пока ничего не указывает, то, конечно, часть закупок, прежде всего крупнейшими частными компаниями, прекратится, а что-то уйдет в серую зону.

Что касается Индии, то здесь при введении вторичных санкций риск намного больше. Но я пока не представляю себе ситуацию, при которой США пошли бы на это, потому что это сильный удар по глобальному балансу спроса и предложения нефти, который к нему пока совершенно не готов.

---

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.