После теракта в «Крокус Сити Холле», уже унесшего жизни 139 человек, во властных кругах разгорается дискуссия о необходимости возвращения смертной казни, чтобы покарать террористов. О том, почему эти разговоры стоит воспринимать всерьез, рассказывает для RTVI журналистка Екатерина Винокурова.

Каждая страшная трагедия ставит перед обществом и властью различные вопросы, и пока что в публичном поле звучат три основные темы, возникшие, разумеется, неслучайно:

  • часть провластных спикеров требует возвращения смертной казни;
  • во время задержания подозреваемых в совершении теракта в соцсетях появились видео, где одному из них отрезают ухо люди со странными шевронами, что ставит вопрос о допустимости публичной демонстрации пыток, даже если пытают террористов;
  • другие публичные спикеры требуют контроля за мигрантами и ужесточения миграционной политики, однако в российских школах на уроке «Разговоры о важном» провели внеочередное занятие, посвященное дружбе народов.

Дмитрий Лебедев / Коммерсантъ

Вернут ли смертную казнь

— Возвращение смертной казни позволит дать выход негативным эмоциям общества так, чтобы они не были обращены на власть, и показать, что государство принимает самые решительные меры для его, общества, защиты, — говорит один из моих собеседников из властных кругов, являющийся апологетом идеи возвращения высшей меры наказания.

Дискуссии с другими такими собеседниками показывают, что вопрос о возможности возврата смертной казни действительно обсуждается в верхах, хотя единого мнения нет. Позиций, опять же, три:

  • дать выплеснуть людям негатив и ограничиться напоминанием о позиции Конституционного суда, согласно которой возврат смертной казни невозможен без принятия новой Конституции;
  • пока не возвращать, но, если будут новые теракты — вернуть;
  • работать с руководством Конституционного суда, чтобы позиция была изменена, возвращать смертную казнь сейчас.

Последняя позиция самая радикальная. Один из моих собеседников в политических кругах говорит, что «при наличии политической воли Конституционный суд просто убедят поменять позицию, как это уже было с отменой выборов губернаторов». Противников смертной казни он называет «слабаками».

— Если еще где-то рванет, точно введут. Сейчас правовые реалии серьезно изменились: как вам уже сказал Песков, это начиналось, как СВО, но сейчас это — военные действия, в которых массово гибнут, в том числе, наши гражданские лица. Отмена смертной казни — это либеральные суеверия, а правовые препятствия решаются политическим путем. Надо просто убедить Конституционный суд отменить свое собственное постановление новым, чтобы не понадобилось принимать новую Конституцию, а достаточно было внести поправку в старую.

Вот так. Окончательное решение останется за президентом. Поэтому нынешнюю дискуссию о снятии моратория на высшую меру наказания стоит считать крайне серьезной.

Мой апологет смертной казни полагает, что ее надо вводить за терроризм, диверсии или иную работу на стороне противника. Но по «иной работе» есть вопросы. Учитывая российскую расширительную практику правоприменения, очевидно отсутствие гарантий того, что по «требованию общественности» высшую меру наказания не введут, например, для людей, осужденных за «фейки об армии». Или даже как исключительную меру для особо неугодных иноагентов, не говоря уже о статье «госизмена».

Другой мой собеседник во властных кругах, противник смертной казни, посоветовал тем, кто разделяет его точку зрения, «молиться за здоровье председателя Конституционного суда Валерия Зорькина».

Можно ли демонстрировать пытки

Во время задержания подозреваемых в совершении теракта в соцсетях появились кадры, смотреть которые даже подготовленному человеку, мягко скажем, сложно. Если верить, что это видео аутентичное, то на нем демонстрируется, как одному из задержанных отрезают ухо и пытаются запихнуть ему в рот. Этот ролик был распространен, в том числе, телеграм-каналом Grey Zone, который ранее считался близким к ЧВК «Вагнер».

Также одном из каналов, связанных с националистами, было предложено устроить аукцион на нож, которым могло быть отрезано ухо. Это сообщение, а также фотографии окровавленных задержанных без ретуши распространялись многочисленными ультрапатриотическими и военкорскими каналами. Они снабжались комментариями, в которых говорилось, что пусть даже смертной казни в России нет, но даже до суда террористов может ждать нечто худшее.

Александр Миридонов / Коммерсантъ

Мои собеседники считают, что силовики (точнее, их часть — в этой среде нет единой позиции) сами допустили утечку известных видео.
Те, кто имеет отношение к правящим элитам, в кулуарах так объясняют «пользу» подобных роликов:

«Обществу надо дать возможность сбросить агрессию, так как смертную казнь немедленно вернуть нельзя. Наказания террористов силовиками может предотвратить волну самосудов, показывая, что злодеи не просто попадут в тюрьму, но им будет очень плохо. То есть, вводится неформальный аналог смертной казни со стороны окологосударственных структур».

Омбудсмен Татьяна Москалькова заявила о неприемлемости пыток в отношении задержанных.

«Несмотря на то, что задержание преступников бывает в очень острой форме, и уголовный закон предусматривает, что действия при задержании с нанесением вреда не влекут ответственность, совершенно недопустимо применение пыток к задержанным и обвиняемым», — сказала она.

Почти все выходные на эту тему у меня шел диалог с двумя хорошо знакомыми собеседниками. Один из них транслировал позицию одобрения публикации кадров с пытками задержанных, если они подозреваются в терроризме:

— Почти все комментарии к этим видео — одобрительные. Люди пишут, что сами бы отрезали террористам уши и иные части тела. Общественный запрос есть, и лучше, чтобы с ним работало государство или хотя бы окологосударственные структуры, чем те же потенциальные экстремисты. Пусть люди смотрят эти видео и «выпускают пар», чем идут громить тех же таджиков.

В это время околокремлевские люди (не боты) пишут мне личные сообщения о том, что, если террористу отрезать ухо, он не попадет в рай, и это — мера устрашения.

Другой мой собеседник (кстати, по взглядам абсолютный лоялист) называет это «путем в один конец»:

— Общественная норма и так сместилась за время СВО, и эти видео смещают ее еще дальше. Как потом возвращать ее на место? Кроме того, встает вопрос, что делать с людьми, которые получают сейчас монополию на применение насилия, но в определенной ситуации могут повернуться уже против государства — как это произошло с «вагнеровцами», которым сперва дали монополию на «кувалдизацию» политики, а потом думали, что делать с их маршем на Москву? Наконец, если продолжать смещать общественную норму в пользу применения неконвенционального насилия, не ограниченного законом, кто сказал, что это удержит людей о самосудов, а не будет провоцировать их?

Наконец, нет ответа, что делать с теми людьми, которые при просмотре этих видео получают серьезный психологический ущерб. Они начинают отстраняться от государства, которое поддерживали в борьбе против террористов и неонацистов. Ведь эти люди считали его стороной, не приемлющей методы, в использовании которых, например, обвиняли украинский батальон «Азов»*. Похоже, их реакциями решили просто пожертвовать ради радости посетителей околовоенных блогов и форумов.

В понедельник один из моих собеседников сказал мне, что, согласно доминирующему во властных кругах мнению, публикации были сделаны «правильно». В кабинетах высокого начальства просто не нашлось никого, кто бы открыто сказал, что так нельзя.

Что делать с мигрантами

Мои собеседники говорят, что эта тема тоже действительно важная. Требует пересмотра и миграционная политика, и политика работы с диаспорами, но нет понимания, как это сделать с одной стороны, эффективно, а с другой стороны — сохраняя партнерские отношения со странами-поставщиками мигрантов. При этом еще нужно не допустить роста националистических настроений в обществе.

С одной стороны, российская власть традиционно придерживается официальной позиции, согласно которой у терроризма нет ни религии, ни национальности. Вместе с тем ряд провластных спикеров требуют ужесточения контроля за миграцией, вплоть до сокращения выдачи трудовых патентов, введения ограничений на ввоз семей трудовых мигрантов, а также за контроль над такими мигрантами со стороны работодателя — например, какими-то цифровыми способами.

Анатолий Жданов / Коммерсантъ

Православный бизнесмен, владелец телеканала «Царьград» Константин Малофеев в понедельник сообщил, что покидает пост зампредседателя Всемирного русского народного собора. По его словам, после теракта в «Крокусе» он решил создать фонд «Царьград», который будет заниматься борьбой «с бесконтрольным ввозом мигрантов в РФ». Он объединит принадлежащий ему телеканал и другие правые медиаактивы — Институт Царьград и благотворительные проекты во главе с фондом Святителя Василия Великого. Через него Малофеев намерен выделять гранты и участвовать в политике.

Вместе с тем, на этой неделе в российских школах на внеочередном уроке «Разговоры о важном» говорят о важности межнациональной дружбы, и даже среди провластных блогеров звучат призывы не использовать теракт как повод для создания угрозы межнациональному согласию.

Очевидно, что и тут во власти нет единой позиции по публичным линиям поведения. Решение этого вопроса скорее всего, будет гибридным: ужесточат борьбу с нелегальной миграцией, усилят санкции за нарушение режима пребывания в России, но, например, запрет на ввоз мигрантов из определенных стран введен не будет.

Кто мы и куда идем?

Среди моих личных друзей есть те, кто чудом не попал на этот концерт «Пикника». Есть один, который сумел с него выбраться невредимым. У друзей есть погибшие знакомые.

Слово «теракт» происходит от слова «террор» (то есть «ужас»). В этом ужасе застыло все российское общество. Многие не могут спать, никто не понимает, как защитить детей от просмотра упомянутых выше видео. Осталось понять, как с этим бороться и можно ли победить это первозданное зло.

Лично для меня ответ очевиден: его можно победить только если идти против зла, а не стремиться стать аналогичным злом. Нельзя победить ИГИЛ*, просто отрезав на видео головы всем членам этой группировки, потому что чем ты будешь тогда от них отличаться? По-другому это не работает.

Позволю себе маленькое лирическое отступление. В 1981 году министром юстиции Франции стал Робер Бадентер, добивавшийся отмены в своей стране смертной казни. Одно время его за это ненавидело подавляющее большинство ее граждан.

Через два года после принятия этого закона, в Боливии был арестован нацистский военный преступник, шеф лионского гестапо Клаус Барбье. Его экстрадировали во Францию, но, так как закон уже был принят, он избежал смертной казни и был приговорен к пожизненному лишению свободы. Важная деталь: когда Барбье руководил гестапо в Лионе и проводил облавы на евреев, отправляя их в Освенцим, одной из его жертв стал Симон Бадентер, отец Робера.

Когда журналисты спросили Бадентера об этом эпизоде, он ответил:

«Отмена смертной казни спасла страну и меня от варварства, мести, ненависти, сохранила нас как нацию, для которой закон превыше всего. Это — то, что отличает нас от таких, как Барбье».

А теперь вернемся к нашим, российским реалиям. Один из важнейших архетипов в головах советских и постсоветских людей — это образ российского солдата.

Российский солдат — это солдат, который выносит на руках девочку из горящей школы номер один в Беслане, это памятник советскому воину-победителю Алеше, который задумчиво смотрит вдаль. Их невозможно представить размахивающими отрезанным ухом, пусть даже и террориста, на камеру. Да и почему только на камеру — он как бы показывает это ухо Алеше, говоря: «Смотри, слабак!»

Цель террористов — не просто убийство конкретных людей. Они хотят посеять в обществе панику, причинить ему такую боль, которая разрушит его. По замыслу террористов общество должно превратиться в подобие таких же террористов и утонуть в море крови.

Демонстрация пыток — это тоже разрушение общества, основы основ нашего воспитания. Нас учили, что такое хорошо и что такое плохо, и наказывали выбирать добро, даже если выбор зла, будем честны, зачастую сулит ситуативные выгоды.

Дмитрий Азаров / Коммерсантъ

Конечно, кто из нас, обывателей, не желал в сердцах врагам мучительной смерти. Но в отличии от террористов мы сохраняем в себе человеческую суть и знаем, что должны противопоставить архаике не более мощную архаику, а цивилизацию. В ее рамках с врагом борются конвенциональными способами, и его ждет не месть, а законное возмездие от слепой Фемиды. Именно идеология неуподобления злу и является главным базисом постепенного отказа человечества сначала от практик геноцида соседних племен, потом от публичных пыток и наконец от смертной казни.

Как показывает весь мировой опыт и вся эволюция человечества, ведут человечество вперед те политики и те проповедники, которые встают поперек общественного запроса на кровожадность. Одним из них был Христос.

В конце концов, не учит ли опыт одной соседней страны, что не бывает ни «своих хороших» нацистов, ни благих целей, которые оправдывают нормализацию насилия, даже если его творят окологосударственные структуры? Что нельзя расчеловечивать само общество под лозунгом «жертве можно все»?

Террористы, безусловно, должны быть наказаны. Все причастные, все исполнители, все заказчики. Никто из них не стоит жалости. Но пускай это произойдет в рамках закона.

Отказ от пыток, отказ от смертной казни, торжество закона и солдат Алеша, к монументу которому хочется возложить цветы, а не спрятаться от него подальше — это основа основ общества, которые хотят поколебать террористы. Те, кто готов пойти на поводу у их желаний, кто хочет играть с общественной болью, ужасом и тьмой — крайне опасные люди.


Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.

* Организации признаны в России террористическими, их деятельность запрещена