Со дня рождения Александра Солженицына исполнилось 100 лет. Он был писателем, которого лишили советского гражданства и выслали из страны, а затем — боялись в США, куда он переехал. Он боролся против коммунизма и критиковал деятелей 90-х, которые изживали обветшавший строй. В современной Москве Солженицыну ставят памятник, но споры о его роли для литературы и общества не стихают по сей день. Корреспондент RTVI Сергей Морозов пообщался с современниками и близкими писателя, чтобы разобраться в его сложной судьбе — от ГУЛАГа до встреч с мировыми лидерами.
Кто еще из писателей удостаивался таких почестей? К столетию Солженицына в Москве — театральные премьеры и вечера памяти, а на улице Солженицына (когда-то Большой Коммунистической – и здесь подтекст!) — памятник открывает президент Путин.
Андрей Никеричев / Агентство «Москва»
Если вдуматься, событие невероятное: человек, назвавший распад СССР «крупнейшей геополитической катастрофой XX века», произносит речь в честь того, кто нанес смертельный удар по советскому строю.
Cannot find ‘template.blocks.quote’ template with page »
Александр Солженицын — это герой, которому трудно подобрать определение. Кто он: писатель? Не только. Пророк? Но где тогда его сбывшиеся пророчества? Борец за права и свободы? Вряд ли ему понравилось бы такое определение. Может быть, так: «бывший зэк, который разрушил и тюремный строй, и весь социалистический лагерь».
Cannot find ‘template.blocks.quote’ template with page »
Историк Рой Медведев встретился с Солженицыным в 1965 году, когда уже вышел «Один день Ивана Денисовича», а самого писателя выдвигали на Ленинскую премию. Казалось, что это — официальное признание.
Cannot find ‘template.blocks.quote’ template with page »
Похоже, Солженицын перехитрил Роя Медведева: КГБ тогда уже перехватил разговоры писателя, где он резко высказывался против власти. Уже были написаны и захвачены произведения, которые сочли крайне антисоветскими.
Позже противники Солженицына будут как решающий аргумент повторять мысль: «Разве он писатель? Он прежде всего антисоветчик». Борис Любимов (бывший завлит Малого театра, где впервые в СССР поставят пьесу «Пир победителей») предлагает вспомнить, как все это виделось тогда, когда Солженицына впервые напечатали.
Борис Любимов, ректор театрального училища имени Щепкина: «Я взял с некоторым чувством — что вы мне втюхиваете? Я помню это чувство 15-летнего подростка: ну, про лагерь — это интересно. Начинаю читать, и помню это: „Холодно было… и надзирателю было“. Я думаю: „И вот это — Толстой? Это — Достоевский?“ Дальше читаю — и я не мог остановиться. Я знал почти на память и „Один день“, и „Матренин двор“. Там уже в конце появляется старик, о котором написано, что он сидит с начала революции, и ему каждый год добавляют по десять лет. Это, конечно же, писал человек, который знает, что он напишет в ГУЛАГе, что это идет с 1917-19 года».
Уже первые вещи Солженицына пробили огромную брешь в системе. Когда КГБ конфисковал его рукописи, писать он стал еще острее, а прятать рукописи — еще лучше.
50 лет назад на Зоологической улице в Москве произошла первая встреча двух ключевых фигур советского антисоветского движения — академика Андрея Сахарова и Александра Солженицына. Сахаров, понимая, что за ним по старой памяти следят, идет в открытую, не таясь. Солженицын же сразу задергивает шторки в квартире, приходит раньше и уходит позже Сахарова, чтобы об их встрече не догадались. Уже опытный конспиратор, он никого не называет по имени, не говорит о своих планах, звонит из уличного автомата и вообще старается избегать телефона.
В общем, как нелюбимый им Владимир Ленин, Солженицын соблюдает все правила конспирации, потому что понимает: он на войне с советской властью. Диссидентам кажется, что это уже чересчур, но в результате Солженицын скрыл рукопись «Архипелага ГУЛАГ» от КГБ и даже получил отпечатанный за границей экземпляр раньше, чем госбезопасность.
Cannot find ‘template.blocks.quote’ template with page »
В первой половине XX века коммунисты побеждали в борьбе идей: «Мы — будущее этого мира!» Солженицын все перевернул, и благодаря ему коммунизм стал прочно ассоциироваться с ГУЛАГом. Его не печатали — и что? За полвека до интернета Солженицын ускорил информационную глобализацию: его тексты звучали на радиоголосах, они стали топливом самиздата.
Борис Любимов, ректор театрального училища имени Щепкина: «Самиздат тогда работал, как фейсбук. Иногда, может быть, результативно опережая. Не было строчки Александра Исаевича, которая бы не попадала ко мне. Вспоминаю, как в 1975 году мне дали второй том „Архипелага‟: еду домой и не могу утерпеть, хочется скорее начать читать. Смотрю, вроде как в троллейбусе никто не смотрит, и начинаю читать».
В 1974 году Солженицына лишили советского гражданства и выслали на Запад. Там ему многое не понравилось: он критиковал СМИ, механизмы демократии, эпоху Просвещения. Как показывают недавно рассекреченные документы, его боялись несколько американских администраций. На карикатуре 1975 года Киссинджер после ухода Солженицына говорит Форду: «Теперь вылезайте. Если бы вы встретились с ним, Брежнев бы не обрадовался».
Генри Киссинджер, госсекретарь США (с 1973 по 1977 гг.): «Пыл либералов по поводу Солженицына остынет, когда они узнают, что он еще более правый, чем Голдуотер. Солженицын — славянофил и монархист».
Ричард Никсон, президент США (с 1969 по 1974 гг.): «Он не так хорош, как Толстой. Три книги Толстого обязательны к прочтению — „Война и мир‟, „Анна Каренина‟, „Бесы‟, а также религиозные сочинения».
Здесь замечательно не то, что Никсон, кажется, спутал Толстого с Достоевским, а то, что он повторяет за советскими пропагандистами: «Солженицын — неважный писатель». Вот еще прекрасный отрывок — Киссинджер и Громыко, 1975 год:
Андрей Громыко, министр иностранных дел СССР (с 1957 по 1985 гг.): «Не требуйте невозможного. Вы же не хотите этим договором опрокинуть советскую систему».
Генри Киссинджер, госсекретарь США (с 1973 по 1977 гг.): «Если бы советская система рухнула, чего я не жду — с этим документом или без — возможно, преемники доставили бы нам больше проблем. Например, если бы правительство формировал Солженицын, оно было бы более агрессивным».
Андрей Громыко, министр иностранных дел СССР (с 1957 по 1985 гг.): «Солженицын для нас — ноль без палочки».
Поселившись изгнанником в штате Вермонт (отчасти из соображений безопасности), Солженицын каждый день с утра до трех часов дня писал. Потом, вспоминает его сын Игнат, мог почитать им что-то из ранних вещей. По словам сына, Александр Солженицын искренне верил, что однажды вернется на родину.
Игнат Солженицын: «Он в это верил абсолютно беспрекословно, причем для себя всегда понимая, что это, скорее всего, причуда, фантазия, что такого не должно быть. И одновременно он считал, что этот день придет. За ним мы все верили, но обстоятельства мировые далеко не намекали, что Солженицыны смогут вернуться в Россию».
Солженицын вернулся в Россию в 1994 году. Команда реформаторов ему не понравилась. «Россия в обвале», — написал он о деятельности тех людей, которые искореняли в России коммунизм. Встреча с Ельциным, похоже, принесла разочарование обоим.
Cannot find ‘template.blocks.quote’ template with page »
Владимир Родионов и Сергей Величкин / ТАСС
Тем более удивительно, что Владимир Путин смог найти с писателем общий язык. Он сам приехал к Солженицыну на дачу, где они беседовали несколько часов. О чем — неизвестно, но есть кадры, на которых писатель рассказывает Путину о значении Петра Столыпина. После этого разговора его памятник установили у здания Белого дома.
Газета «Коммерсантъ» писала тогда, что Солженицын направил в Кремль записку с призывом обуздать олигархов — в то время Гусинский, Березовский и Ходорковский еще не подверглись преследованиям. Можно только догадываться, какие именно идеи Солженицына пришлись по душе нынешней власти. Писатель предлагал построить в России «просвещенную империю» под властью «мудрецов» — довольно странно было слышать это от человека, который видел империю, бросающую в ГУЛАГ миллионы людей. Но именно при нынешней власти «Архипелаг ГУЛАГ» стал частью школьной программы. Если вырастет поколение с такой прививкой от тоталитаризма, это будет посильнее, чем памятник и улица в центре Москвы.