Каждое 8 мая в Деммине на востоке Германии проходят массовые шествия неонацистов. Одновременно с ними на улицы выходят тысячи протестующих во главе с антифашистскими движениями. Прежде в ГДР правда о трагедии, которую пережили жители этого города в 1945 году со вступлением Красной армии, была под запретом: факты изнасилований и массовых суицидов держали под партийным сукном, чтобы не очернять подвиг советских освободителей. Шеф европейского бюро RTVI Константин Гольденцвайг отправился в Деммин, где пообщался с митингующими по обе стороны баррикад и разыскал выживших очевидцев тех самых событий конца Второй мировой войны.
Францу Франку, фюреру немецких ультраправых, из-за бушующих антифашистов за полицейским кордоном приходится кричать. Но так даже правдоподобней. Факелы, флаги «Германии, которую они потеряли», мрачная музыка и лозунг: «Мы не празднуем сегодня и ничего не забываем». Здесь каждая фраза — на грани немецкого уголовного кодекса.
Франц Франк, председатель Национал-демократической партии Германии: «Начиная с мая 45-го, наш народ каждый день подвергается ментальному уничтожению!»
Участник неонацистского марша: «Вы что-то нам хотите про немецкую вину сказать? Пора с этой ерундой завязывать, уже семьдесят лет прошло».
Участник неонацистского марша: «Нам нынче говорят, будто немцы у русских сжигали целые деревни. Но это все ложь! Понапридумывали разного про немецких солдат на войне!.. А все это кино! Постановочные фильмы, снятые в Москве и Голливуде. Солдаты Вермахта ничего плохого не делали! Это были русские, их переодевали в форму убитых немцев».
Константин Гольденцвайг, RTVI: «А Ленинградской блокады или Холокоста, по-вашему, тоже не было?»
Участник неонацистского марша: «Какой еще Холокост? Ни о каком Холокосте мне не известно…»
Первую сходку в годовщину капитуляции «истинные арийцы» устроили тут в 90-х, вскоре после исчезновения ГДР. Так же растерянно за ней наблюдали из окон местные жители. И бургомистр Деммина — из районных газет. Не выходите, не обращайте внимание, успокаивал Михаэль Кох горожан: сами исчезнут! Но тем смелей из года в год в Деммин 8 мая со всей страны стекались ультраправые.
Михаэль Кох, бургомистр Деммина: «Административные суды в своих вердиктах уже много раз подчеркивали, что на первом месте в стране стоит свобода собраний. Мы пытались наложить запрет на эти марши, но тщетно. Запретить в Германии чей бы то ни было митинг крайне сложно».
Из-за чего в Деммине митингуют, бургомистру каждый день напоминают висящие в его кабинете картины. За две недели до окончания войны на месте будущих хрущоб стоял древний город. И вдруг сгорел за три дня. Сражаться советским солдатам здесь было не с кем (остатки Гитлерюгенда не в счет). Но в то время, когда над Берлином уже водружали знамя Победы, в Деммине крепко застряли 65-я армия и 1-й гвардейский танковый корпус.
Уходившие части Вермахта взорвали все мосты через реку. В запертом городе оказались бок о бок местные жители, тысячи беженцев из уже занятой красноармейцами Восточной Пруссии и сами красноармейцы. По ГДРовской легенде, местный аптекарь, заманив к себе и отравив советских офицеров, и спровоцировал волну изнасилований и мародерств. По факту же, здесь в 45-м размещались огромные склады спиртного. Горожанам отступать некуда. Около тысячи из них, один за другим, в панике совершают самоубийства. Старожилы вспоминают: здесь еще долго пахло разложением. Впоследствии события в Деммине назовут «эпидемией суицидов».
Жительница Деммина: «Я была младшей из трех сестер. Двух старших они насиловали на моих глазах, на глазах 12-летней девочки. По сей день я ничего хорошего не думаю о русских».
Житель Деммина: «Моя бабушка тогда кинулась в реку. Я помню об этом и пришел сюда. Она боялась русских. А мы — немцы. И мы останемся немцами!»
Участник неонацистского марша: «У нас наболело! Накипело! Эта боль должна выплеснуться! И видите — выплескивается!»
Живых свидетелей тех событий на этих ультраправых «вечерах памяти» почти не встретишь. Спустя 70 лет на улице у них — про ненависть, но на душе у большей части очевидцев — про скорбь.
Роланд Томс, очевидец событий в Деммине в 1945 г.: «Я помню, как пойдя уже в сентябре 45-го в школу, в первый класс, мы с детьми обсуждали: „А мы вот у того отдельно стоящего дома нашли еще трупы‟. „А мы — на крестьянском дворе‟. „А мы — в тростнике у болота‟. Наши соседи тоже утопились, мать и ее дочь. Остался в живых их сын. В последний момент он в реке снял с себя камень, привязанный матерью. И приплелся к нам домой, весь мокрый, моя мама дала ему сухую одежду. <…> У него всю жизнь потом были проблемы с головой. И всю жизнь мы помнили, отчего так бывает в Деммине».
В том мае, пока счеты с жизнью сводили один за другим их соседи, друзья, в дом родителей Роланда Томса на глазах шестилетнего мальчика тоже вбегали красноармейцы. Изнасилования его семья тоже видела. После увиденного тогда он полгода не говорил. И все же в их семье в 45-м выбрали жизнь. А дожив до восьмидесяти, Роланд Томс много узнал про Бабий Яр, Ленинград и Сталинград, сожженные немцами белорусские села. Так стали яснее взаимосвязи и участь родного Деммина.
Роланд Томс: «Не думаю, что эту волну самоубийств вызвали лишь изнасилования женщин. В большей степени, как мне кажется, это был психоз, последствия лютой нацистской пропаганды. Раз русские пришли сюда, то и смысла жить больше нет — они, мол, покарают нас всех за то, что творил Вермахт у них в Советском Союзе».
Петра Клеменс, краевед, бывший руководитель музея Деммина: «Вот здесь у нас смотрите, наложившая на себя руки мать. Которая до этого дала смертельный яд трем своим детям. Скупая запись в регистре ЗАГСа. Напротив матери — „покончила собой‟. Напротив детей — „были отравлены матерью‟. Так по бумагам выходит, что в одном небольшом доме за короткое время пять жильцов разом уходило из жизни».
В городе хранят по-немецки дотошные записи от местных кладбищ и ЗАГСа. Для скромного музейного собрания Деммина, до недавнего времени руководимого Петрой Клеменс, это неоценимые экспонаты. Но всплыли они уже в наше время. Две с лишним тысячи погибших здесь в конце войны гражданских историки в ГДР вскользь объясняли некими болезнями. Былой страх перед красноармейцами и их преступления — табу. Полвека кряду в крохотном Деммине о массовом самоубийстве помнил каждый. И каждый молчал. Трагедия, произошедшая и без того из-за целого клубка причин, спустя десятилетия срослась с клубком из мифов, затаенных обид и стыда. На кухнях лили слезы, а на публике твердили непременное: «Учиться у Советского Союза — значит учиться побеждать».
Петра Клеменс, краевед, бывший руководитель музея Деммина: «В годы ГДР у нас хотя и изучали эпоху национал-социализма, но весьма своеобразно: официально получалось, что в восточной Германии жили одни антифашисты».
Гундула Майер, антифашистская инициатива «8 мая»: «Тут, в ГДР, было в ходу такое непременное выражение: „Русские — это наши братья‟. Но меня всегда это коробило: почему братья-то? Хорошо, если приятели, их себе можно выбрать. А братьев ведь не выбирают — их получают, не задавая вопросов».
Kranzniederlegung am Barlachplatz, auf dem sowjetische Soldaten beerdigt sind #demmin #8mdm pic.twitter.com/YiebHipj0S
— Demmin Nazifrei (@demminnazifrei) 8 мая 2018 г.
Искренность в таких кадрах отполированной хроники тщетно искали не только в Деммине. Но именно тут, едва пала стена, заменили местный памятник красноармейцам (в нарушение договора с Москвой) на монумент «жертвам войны и тирании». В день освобождения Германии от этой тирании Гундула Майер с друзьями возлагает здесь цветы первой, еще утром. Они — антифашистское объединение «8 мая». И у них на это 8 мая большие планы по встрече незваных гостей.
Гундула Майер, антифашистская инициатива «8 мая»: «Мы поставили цель собрать €3500 на борьбу с неонацистами — в счет тех трех с половиной тысяч метров, которые они собираются здесь пройти. И мы собрали эти средства еще до начала марша!»
Деньги, мигом собранные в небогатом городке, пустят на проекты интеграции беженцев, а также бывших неонацистов в ряды здорового общества. От него этим вечером вдоль колонны с траурным маршем выстроятся сотни человек.
Маттиас Зимс, глава антифашистского объединения Ростока: «Для меня было важно добраться сюда, показать ультраправым, разжигающим ненависть именно в таких провинциальных городках: им тут нечего делать!»
На старте этот оркестр мешает неонацистам сдвинуться с места. А дальше декорацией шествию служат плакаты, развешанные не властями, а обычными горожанами. В одно слово — самый крупный призыв: «человечность». Тех, кто пройдет мимо нее, на центральной площади уже ждут наготове: свистки, конфетти и туалетная бумага, что летит в участников марша.
Так впервые за все последние годы акция протеста против неисправимых арийцев разбудила и бургомистра. В его сонный, вроде бы, город теперь едут обычные граждане со всей округи.
Луиза Ледиг, участница антифашистской акции протеста: «По-моему, каждый в своем городе должен следить, чтобы нацистская Германия никогда не смогла возродиться. Иначе не успеем оглянуться, и нами будут править власти, которых мы не выбирали».
Роланд Томс, очевидец событий в Деммине в 1945 г.: «Я буду приходить сюда ежегодно, до своих ста лет, если позволят мне силы — чтобы выступать против коричневого безумия».
После «разгрома» ультраправых тут у каждого своя программа. Юный актив антифа — на праздновании победы. Взрослые — в соборе на службе памяти погибших в войне с обеих сторон. Это 8 мая здесь у каждого свое. Но с каждым годом для большинства — возможно, все более честное.