В России с 2010 года действует волонтерская организация «Лиза Алерт», которая занимается поисками пропавших людей, помогая экстренным службам, а зачастую и подменяя их. Про них написали десятки статей, у них взяли сотни интервью. Но нечасто речь идет о самих активистах, о тех, кто посвящает свою жизнь спасению других людей и зачастую отказывается не только от работы, но даже и от времени с семьей.
RTVI поговорил с одним таким человеком, который бросил высокооплачиваемую работу и нашел понимание у своих родных. Мы записали монолог «Отца Олега», как он сам себя называет, — о том, как он научился совмещать поиски со своей жизнью. О «Лиза Алерт» мне рассказал бывший коллега. Я долго на это смотрел издалека, потом как-то у меня был свободный вечер и был поиск. Я решил попробовать, и мне не понравилось. Я решил, что это не совсем мое. Но мне не дали далеко уйти: на следующий же день позвонили и сказали, что я нужен. Со второго поиска я втянулся, и вот — уже 3,5 года. До этого я был коммерческим директором в одной компании. Все было хорошо. Сначала были сомнения, потому что это совершенно другой, параллельный мир. Я пошел туда, потому что захотелось помогать и быть полезным.
Я и до этого сталкивался с тем, что пропадали люди. Например, когда был в походе в тайге, у нас пропали две глухонемых девушки — и мы их нашли. Еще я занимался спортивным ориентированием, у нас иногда пропадали участники, но на час-два.
Близкие меня поддерживают. Жена — старший оператор на линии, дети тоже какое-то время участвовали в поисках, но сейчас из-за учебы времени мало. Средняя дочка очень боялась темноты, но где-то после пятого поиска страх пропал напрочь. Младшая дочь еще не доросла. Знакомые и друзья понимают, чем я занимаюсь. Поддерживает меньшая часть. Некоторые сами хотят попробовать: кто-то участвовал в поисках, но не втянулся.
Совмещать это с семьей легко, если семья поддерживает. С работой сложнее, потому что иногда «Лиза Алерт» требует больше 15 часов в день. Если работаешь с полной отдачей, то просто не успеваешь заниматься «Лиза Алерт». Мне пришлось уйти с работы. И хотя все еще поступают предложения по работе, но пока я не могу совмещать офисную работу с деятельностью «Лиза Алерт». Это две параллельные вселенные.
«Лиза Алерт» — не про доходы, а про расходы. Потратить можно любое количество денег, а получить ничего нельзя. «Лиза Алерт» не принимает деньги, у нее нет кошельков. Если родственники потерявшегося захотят отблагодарить, мы можем принять только технику: рации, например.
Валерия Савинова / RTVI
Результат поисков очень зависит от взаимодействия с экстренными службами: с полицией, МЧС, лесниками, военными, московскими и региональными властями. Мы выстраиваем это взаимодействие, у нас бывают встречи на разных уровнях, в том числе была и с президентом.
Бывают технические сложности. Например, сложно искать в лесу, который находится одновременно в Москве и в Московской области. Проблема тут в том, что у экстренных служб двух регионов просто не налажена связь.
Есть и другие сложности. Когда поиски идут день, потом ночь, потом еще день, то тяжело. Выбор между еще одним поиском и сном — очень сложный.
Если человек погиб быстро, думаешь, что хотя бы помог семье с поисками. Если погиб от переохлаждения, начинаешь думать, что можно было сделать, чтобы найти его быстрее.
Вот представьте. Человек пропал в лесу с телефоном. Он звонит на 112. Заявку передают в полицию, потом в МЧС, потом нам. Оператор «Лиза Алерт» получает всю информацию и вносит ее в систему, которую видит отряд. В этой же системе находятся участники отряда «Ангел» (вертолетчики, которые помогают искать людей).
Дежурный и инфорги видят заявку и начинают удаленную координацию: связываются с потеряшкой, со спасателями. Дежурный говорит потеряшке: «Пойдите туда, встаньте там». Наша задача — сделать так, чтобы никто из служб не звонил потеряшке с формулярами. Только мы можем сказать потеряшке, что делать и куда идти. У служб есть плюс — они могут выехать через полчаса и включить сирену, чтобы человек шел на нее. Если до потеряшки не доходит звук, у нас есть еще 24 варианта для поиска. Если мы понимаем очень приблизительно или человек не может идти, то используем вертолеты.
Валерия Савинова / RTVI
Мне для работы нужны только компьютер с картами и телефоны: по одному говорить, по другому смотреть. В основном заявки приходят, когда ты меньше всего к этому готов: когда ты за рулем, в автобусе, с ребенком. Поэтому у меня два телефона, чтобы я мог в любом месте заняться поисками: на одном карта, а с другого я звоню.
Звонят часто ночью. Мы можем дистанционно работать в любом регионе, у нас есть все карты местности. Рекорд — 160 заявок в день.
Есть и другие ситуации, когда пропадает ребенок или пожилой человек. Родственники видят, что его нет, начинают бить тревогу. Мы не начинаем поиски без заявления в полицию.
Сначала нужно узнать, что произошло. Инфорги звонят заявителю или в полицию, чтобы узнать все подробно. Это может занять до нескольких часов. Если пропал ребенок, будут звонить и классной руководительнице, и друзьям. Потом выбираем способ реагирования: либо активный выезд, либо инфопоиск. Во втором случае прозваниваем скорые, больницы, вывешиваем ориентировки в сети.
Мы можем и отказаться от поиска. Например, если это семейные разборки: когда мама и папа делят ребенка.
У меня пол-дома связаны с «Лиза Алерт»: отрядный автомобиль, оборудование, снаряжение, одежда, обувь.
Уходят из поисковых групп рано или поздно почти все.
Потому что срок жизни волонтера короток: он за год развивается, второй год он уже с опытом и выбирает сложные поиски, а потом понимает, что вложил очень много времени и денег, но должного признания не получает. Он не получает «спасибо» даже от родственников, только бурчание.
Плюс большие претензии от их семей: например, недоделанный ремонт — типичная проблема многих поисковиков. В отряде тоже друг к другу у многих претензии по каким-то рабочим вопросам. В итоге человек понимает, что делает хорошее дело, но чем больше он работает, тем больше претензий. Я стремлюсь соблюдать баланс между отрядом и жизнью вне поисков. Это очень сложно, но у меня, к счастью, получается.