«Северная Корея не ставит целью захватить Южную». Посол России в Сеуле Георгий Зиновьев — о поставках оружия Украине, угрозе войны на полуострове и корейских «дырамах»

Примет ли Южная Корея участие в конференции по Украине в Швейцарии, начнет ли Сеул поставлять оружие Киеву, есть ли реальная угроза войны на Корейском полуострове, как санкции отразились на совместных проектах и почему корейские дорами на самом деле «дырамы» — об этом в специальном интервью RTVI рассказал посол России в Южной Корее Георгий Зиновьев.

» План Зеленского — мертворожденный Франкенштейн»

— 15 июня в Швейцарии начинается конференция по Украине. В СМИ активно обсуждают, представители каких стран будут в ней участвовать, а кто откажется от приглашения. Есть ли у посольства информация о том, поедет ли кто-то от Республики Корея? И если поедет, то кто?

— У меня пока такой информации нет. В целом корейская сторона выдерживает, скорее, низкий профиль в такого рода темах. Но это не отменяет того, что она подписывается под западными нарративами.

Заинтересованность Сеула, как мне кажется, заключается в том, чтобы конфликт на Украине поскорее закончился. Чтобы скорее вернулись времена, которые были до его начала, когда был business as usual.

Когда южные корейцы встречаются с западными политиками и подписывают какие-то документы, у них не дрожит рука подписываться под всеми антироссийскими и проукраинскими инвективами. Но вместе с тем, когда они общаются со всем остальным миром и подписывают бумаги не с членами «западного клуба», украинская тема там не фигурирует. И Сеул не продвигает эту тему, когда ведут переговоры с незападными странами. Для Сеула украинский сюжет — не ключевой, в отличие от ситуации в регионе (в Северо-Восточной Азии. — Прим. RTVI).

Конечно, Сеул формально поддерживает так называемую «формулу мира» [президента Украины Владимира] Зеленского. Знаете, в китайском языке есть такое выражение: «Когда я вижу человека, я говорю с ним человеческим языком; когда я вижу черта, я говорю с ним на чертовом языке». Поэтому когда они встречаются с представителями нормальной части человечества, мирового большинства, то они и говорят с ними на человеческом языке, когда нет каких-то выпадов в адрес в России. А при встречах с западным лагерем разговор идет совсем в другом ключе.

Корейцы, будучи прагматиками, понимают, что «формула мира» Зеленского — это мертворожденный Франкенштейн, который не ведет к прекращению конфликта.

— Тогда почему Сеул не поддерживает другие мирные инициативы? Например, мирные планы Китая или стран Африки?

— Потому что никто не отменял блоковую дисциплину. Южная Корея, будучи военно-политическим союзником США, движется в этом фарватере. Корея — это в целом часть западного нарратива, западного мира, и пространство для маневра у них не очень большое. Они не могут себе позволить существенные вольности в этом вопросе.

Максимум, что Южная Корея может сделать, — это оставить некоторое пространство для маневра в двусторонних отношениях с Россией, которые Сеулу важны, и оставить перспективу их возобновления по окончанию кризиса на Украине. Это они делают.

— Исходя из этого, Южная Корея скорее всего, не будет поставлять летальное вооружение Украине?

— Я очень надеюсь, что этого не случится и что корейские партнеры хорошо понимают позицию России. Недавно президент Южной Кореи Юн Сок Ёль дал интервью журналистам, что случается нечасто. Западные корреспонденты, которым он дал слово, попытались вывести его на какие-то критические выпады в адрес России. Но у них этого не получилось. Юн Сок Ёль, в частности, сказал о том, что законодательство Кореи не предполагает поставок вооружений в зоны конфликтов. Поэтому в вопросе поставок оружия на Украину корейцы также руководствуются этим подходом.

В Корее хорошо понимают, что если их оружие окажется на Украине, оно не поменяет ход боевых действий. Но на наши двусторонние отношения это окажет существенное негативное влияние. Если с Западом у нас, как говорят политологи, отношения испорчены на поколение вперед, то про Россию и Южную Корею, к счастью, так сказать нельзя.

Но если эта красная линия будет пересечена, отношения будут испорчены всерьез и надолго. Сложно иметь дело с зарубежным партнером, который поставлял оружие, из которого убивали наших солдат, офицеров и мирных граждан, как это делает украинская хунта.

— Возможно, Сеул не поставляет оружие Украине из-за опасений дальнейшего сближения России с КНДР?

— Я не могу заниматься психоанализом и анализировать подходы наших корейских коллег. Мое видение этого вопроса (поставок оружия Украине. — Прим. RTVI) я уже изложил.

Что касается нашего сотрудничества с КНДР, подходы России неоднократно озвучивались. Мы соблюдаем международное законодательство, соответствующие решениям Совета Безопасности ООН, но это не мешает нам развивать сотрудничество с Пхеньяном. КНДР сейчас — одна из самых дружественных для нас стран на международной арене. Было бы странно, если бы [мы] не развивали с ними сотрудничество после февраля 2022 года, когда Пхеньян полностью нас поддержал, а многие другие партнеры, в том числе Республика Корея, ввели против нас санкции.

«Надо перестать вредить друг другу»

— В феврале 2024 года в интервью агентству «Рёнхап» вы говорили, что отношения между Россией и Южной Кореей необходимо стабилизировать, а от действий, которые могли бы их ухудшить, — воздерживаться. Как вы считаете, как эти отношения можно стабилизировать? И от каких действий вы призывали воздерживаться? Касается ли это и поставок вооружений Украине?

— Конечно, это (поставки вооружения Украине. — Прим. RTVI) главное, от чего стоит воздерживаться. Но я не отказываюсь от своих слов: действительно, сейчас отношения переживают не лучший этап. Они, мягко говоря, находятся в зоне турбулентности. А когда самолет проходит зону турбулентности, главная задача — это стабилизировать полет, чтобы в дальнейшем он проходил гладко и, по возможности, набирал новую высоту. Вот так и с нашими отношениями.

Сейчас, на мой взгляд, не надо ставить амбициозных целей по моментальному восстановлению отношений, отмене санкций — сегодня или завтра таких целей добиться не получится. Но предотвратить ухудшение нам по силам, это отвечает интересам обеих сторон.

Наши красные линии мы уже обсудили, но хорошо бы еще остановиться на пути санкционного давления на Россию. Впрочем, этот путь корейские партнеры прошли уже практически до конца — вряд ли у Сеула получится далее еще расширять санкции так, чтобы это не вредило Южной Корее.

Все, что можно было обрезать, уже обрезано. После последнего раунда санкций количество подсанкционных позиций в корейском экспорте увеличилось до более чем тысячи наименований.

Сейчас надо перестать вредить друг другу и малыми шагами делать что-то позитивное, выправляя наши отношения. Забегая вперед, перспективной сферой остается культурно-гуманитарная область и человеческие обмены. Мы всегда ратуем за восстановление прямого авиасообщения, тем более Республика Корея — страна для безвизового въезда российских граждан. Но в отсутствие прямых рейсов такие поездки затруднены, нашим гражданам приходится летать через третьи страны.

— Насколько быстро могут нормализоваться отношения с Южной Кореей после окончания украинского кризиса? Например, в течение последующего года восстановить авиасообщение или отменить часть санкций? Не намекает ли корейская сторона, что такая вероятность существует?

— Как я уже говорил, если отношения с Западом испорчены на поколение, от отношения с Республикой Корея, на мой взгляд, они испорчены на время. Надеюсь, что это время недолгое, до окончания специальной военной операции.

В принципе корейская сторона нам посылает соответствующие сигналы о готовности восстановить наши отношения достаточно быстро, как только для этого созреют условия — то есть когда закончится кризис на Украине. Вопрос в том, каков будет результат специальной военной операции, когда она закончится и какую линию в дальнейшем займет против нас Запад.

Поскольку Сеул вынужден чутко прислушиваться к сигналам из Вашингтона, мой оптимизм очень умеренный и ограниченный. Например, когда корейская сторона вводит против нас санкции, они ссылаются на то, что они должны соответствовать позиции мирового сообщества. И возникает вопрос: а Китай, Индия, Африка, Латинская Америка — они что, получается, за бортом того мирового сообщества, подходам которого должен соответствовать Сеул?

Судя по таким интерпретациям, мировое сообщество состоит только из сияющего города на холме в Вашингтоне и его западных сателлитов. И если такое «мировое сообщество» будет диктовать и настаивать на продолжении враждебной линии в отношении России, то и Южной Кореи пространство для маневра будет не очень широкое.

Но я тем не менее надеюсь, что корейцы проявят большую самостоятельность и будут активно искать пути — если не полного, то хотя бы частичного восстановления наших некогда разносторонних, продуктивных и взаимовыгодных отношений в самом широком спектре областей.

«Спираль напряженности закручивается все сильнее»

— В 2024 году на Корейском полуострове активизировались военные маневры. На Севере испытывают гиперзвуковые технологии, проводят запуски ракет и артиллерийские стрельбы, а Юг проводит рекордное число военных учений с США. Как это сказывается на стабильности на Корейском полуострове? Это бряцание оружием? Или стороны действительно готовятся к серьезному противостоянию на поле боя?

— Знаете, в этом нет какого-то логического противоречия. Можно и бряцать оружием, и готовиться к противостоянию на поле боля. И то, и другое. Маневры, конечно, проводятся не только с целью запугать противоположную сторону, это в том числе часть боевой подготовки.

В целом ситуация на полуострове не становится более стабильной, а совсем наоборот. Впрочем, справедливости ради надо сказать, что такая динамика характерна не только для текущего момента, это обычное положение дел в этой части земного шара. Достаточно кратковременные периоды оттепели и политики «солнечного тепла», когда две половинки Корейского полуострова более-менее дружелюбно смотрят друга на друга и обсуждают взаимодействие, сменяются периодами конфронтации и напряженности с мощным задействованием внешнего фактора в лице США и в какой-то мере Японии.

И к сожалению, такие витки напряженности становятся все более и более опасными.

Но нынешнее положение дел имеет более тревожные черты, чем раньше. Во-первых, американо-южнокорейский альянс начинает приобретать ядерную компоненту — в виде консультационной группы, которая всерьез обсуждает вопросы использования ядерного на Корейском полуострове. При том к деятельности этой группы большой интерес проявляет Япония, которая думает к ней присоединиться.

В маневрах, которые вы упомянули, с американской стороны все в большей мере задействуются стратегические силы, бомбардировщики, которые способны нести атомное вооружение. Также сюда заходят и подводные лодки, которые могут иметь баллистические ядерные ракеты на борту. Во всяком случае такой факт был замечен в прошлом году после долгого времени.

Сами же маневры носят достаточно провокационный характер, они направлены на отработку вопроса обезглавливания высшего военно-политического руководства КНДР. Кстати, в этом году в августе планируются новые учения, которые будут иметь еще более масштабный характер по сравнению с прошлым периодом.

Эта спираль напряженности на полуострове, к сожалению, закручивается все сильнее.

Тревожит нас и то, что США все активнее создают многосторонние военно-политические альянсы, реализовывая свою мечту о создании тройственного союза США-Япония-Южная Корея под своим руководством. У них есть двусторонние союзные договоры, но теперь мы видим все более частые трехсторонние военные маневры: в сфере противовоздушной обороны и обмены информацией в режиме реального времени, что характерно для (трехстороннего. — Прим. RTVI) военного союза.

— Что может стать триггером начала войны между Севером и Югом? Например, официальное оформление трехстороннего союза США-Южная Корея-Япония? Теоретическое размещение американского ядерного оружия в регионе? Или если сработает фактор «черного лебедя» (внезапного события, которое невозможно спрогнозировать. — Прим.RTVI)?

— Я бы не хотел фантазировать на эту тему. Но когда регион продолжают «напичкивать» современными средствами вооружений, то опасность, что события начнут развиваться неконтролируемым образом, существенно возрастает. И возрастает вероятность того, что какая-то из сторон примет неверное решение, получит ошибочные вводные, и тогда мелкий инцидент может спровоцировать жесткий ответ.

Я бы хотел отметить, что ведь Северная Корея, развивая свои возможности самозащиты, действительно делает это для защиты себя, своей территории, своего общественно-политического строя. Она не ставит целью захватить Южную Корею.

— А у Южной Кореи ведь тоже, скорее, нет такой цели?

— Вы знаете, я проживаю в Сеуле, и недалеко от моей резиденции есть масштабное многоэтажное здание, которое называется «правительство пяти северных провинций». И эти люди, которые туда ходят на работу каждый день, получая зарплату, занимаются тем, что «управляют» северными провинциями, в которые входит вся территория Северной Кореи. То есть здесь, на Юге, административные возможности есть. То же касается и министерства объединения — вот чем оно занимается, какая его цель?

Причем наши южнокорейские друзья никогда не соглашались с идей конфедерации, какого-то равноправного объединения. Для Республики Корея речь, скорее, идет об объединении по германскому сценарию, когда одна сторона поглощает другую. Кто кого поглощает, здесь кристально ясно: Юг должен поглотить Север. Почему? Потому что Юг более демократический, потому что здесь соблюдаются права человека, а на Севере, в понимании Сеула, существует тоталитарный режим, который должен пасть. И вот они должны свои эти демократические порядки и правила привнести своим братьям по северную часть 38-й параллели.

Понятно, что Северная Корея не готова к такому развитию ситуации и не собирается объединятся таким образом. Кстати, хотя эта цель прямо и не декларируется, но все то давление на Север, которое наращивается и в сфере безопасности, и в сфере политики, и экономики путем введения санкций, — все это нацелено на то, чтобы приблизить, как рассчитывают на Юге, коллапс на Севере.

В этих реалиях меры Пхеньяна по повышению своей безопасности вполне логичны. Кстати, когда Пхеньян отказался от идеи объединения с Югом и сказал, что по 38-й параллели проходит государственная граница, к югу от которой находится враждебное государство, Южной Корее это очень не понравилось.

Но при этом северяне сказали, что они не собираются захватывать это враждебное государство и что они лишь хотят, чтобы их не захватывали и оставили в покое. «Если на нашу территорию не будут покушаться, то и мы не будем никого провоцировать», — сказали в Пхеньяне. Мне кажется, что в таком подходе, который на Юге восприняли в штыки, есть рациональное зерно.

«Все, что ваше, будет наше»

— Ранее активно развивался шестисторонний диалог по денуклеаризации Корейского полуострова. В нем участвовали Россия, США, Китай, Япония, Южная Корея и КНДР. Сейчас на фоне всех событий, связанных с украинской тематикой, с конфликтом на Ближнем Востоке, есть ощущение, будто геополитическая обстановка изменилась кардинальным образом, и тепернь возможно вновь развивать этот диалог. Возможно ли к нему вернуться?

— Есть такое правило: никогда не надо говорить «никогда». Но я с вами согласен, сейчас достаточно трудно представить себе вариант развития событий, который бы вдохнул в шестисторонний формат переговоров новую жизнь.

Геополитический разлом прошел и по некоторым участникам «группы шести». Мы видим, как США, Южная Корея и Япония активно развивают военно-политические альянсы, стремясь к трехстороннему союзу. Тогда как Россия, КНДР и КНР это не делают: мы развиваем дружественные отношения, которые не нацелены на внешние силы. Мы развиваем их, исходя из логики двустороннего взаимодействия.

Западный лагерь, который в данном случае находится к востоку от нашей страны, абсолютно не горит желанием как-то взаимодействовать ни с Россией, ни с КНДР, ни с Китаем. Наши взгляды с Пхеньяном и Пекином на ситуацию в регионе и в мире достаточно близки, отчего мы и развиваем взаимодействие. Но совсем не так, как это происходит между Вашингтоном, Токио и Сеулом.

Шестисторонний формат переговоров — это уже дело прошлого. Возобновится он или нет, сказать сложно. С тех пор, как он не собирается, прошли и достаточно позитивные события без всякой «шестисторонки» — на корейском полуострове в 2018 году была разрядка

— Еще при президенте США Дональде Трампе.

— Да, при Трампе и при тогда президенте Южной Кореи Мун Чжэ Ине.

Кстати, тогда КНДР демонстрировала максимальную открытость, готовность денуклеаризоваться и наладить связи с США и Югом. Но в ответ на это она ничего не получила, санкции не пересмотрели.

Россия и Китай прорабатывали в Совете Безопасности проект гуманитарной резолюции, которая бы призывала к улучшению положения граждан Северной Кореи. Но тогда, несмотря на разрядку и потепление на полуострове, США и их союзники отказались обсуждать на площадке ООН даже саму возможность каких-то шагов навстречу в адрес КНДР. Это было большим заблуждением и ошибкой.

— Примерно в то же время активно обсуждали предложенную Россией и Китаем концепцию «двойной заморозки», согласной которой КНДР должна приостановить испытания ядерного оружия, а Южная Корея — прекратить проведение военных учений с США. Эти предложения теперь тоже стали достоянием прошлого? И насколько сама Россия сейчас заинтересована в таком диалоге с учетом очень тесных отношений Москвы и Пхеньяна?

— Тогда Россия и Китай выдвинули целый ряд инициатив, мы озвучили рамочную дорожную карту урегулирования проблем Корейского полуострова. Затем на основе дорожной карты нами был предложен план действий комплексного урегулирования. Но все это происходило во время разрядки на полуострове.

Дорожная карта предполагала поэтапное урегулирование. На первом этапе КНДР отказывалась от дальнейших испытаний ядерных и баллистических ракет, США и Республика Корея и в том числе Япония отказывались бы от проведения масштабных учений на юге Корейского полуострова. На втором этапе предполагались прямые переговоры об имеющихся проблемах между США и КНДР, и после достижения рамочных договоренностей на третьем этапе они бы оформились в некую систему безопасности, которая бы учитывала интересы всех стран в субрегионе Северо-Восточной Азии.

На втором этапе логика исторического развития слегка захромала и споткнулась. Трампу и Ким Чен Ыну не удалось выйти на договоренности в Ханое, так как в адрес корейской стороны выдвигались завышенные требования по принципу «все, что ваше, будет наше, а об остальном мы еще потолкуем». Этот максималистский подход привел к краху переговорного процесса, и наши инициативы, к сожалению, остались нереализованными.

Предполагался достаточно проработанный план мероприятий в четырех направлениях: безопасность, политика, экономика и гуманитарная сфера, где бы стороны шли навстречу друг другу. Были у нас и идеи разработать нормы поведения для всех стран этого региона на основе плана действий. То есть мы предпринимали тогда вместе с нашими китайскими партнерами политико-дипломатические усилия, для того чтобы как-то положить на бумагу некоторые идеи, которыми можно было руководствоваться для смягчения напряженности.

После саммита в Ханое и изменений подходов Южной Кореи к КНДР после выборов в 2022 году ситуация стала развиваться в другом направления.

Сейчас эти идеи, конечно, не находятся в стадии практической реализации. Но со стола их никто не убирал, эти наработки есть, и к ним можно вернуться. Россия как непосредственный сосед региона максимально заинтересована в снижении напряженности и урегулирования имеющихся здесь проблем и противоречий политико-дипломатическими способами, это полностью отвечает нашим интересам, поэтому будем к этому готовы.

Но, к сожалению, со стороны США и их союзников готовности пойти навстречу и решить вопрос политико-дипломатическими методами не просматривается. Вместо этого просматривается желание максимально надавить на Пхеньян и таким образом добиться тех целей, о которых я говорил ранее.

«Проекты находятся в стадии анабиоза»

— Южнокорейские предприниматели считались крупнейшими инвесторами на российском Дальнем Востоке. Как обстоят дела с южнокорейскими инвестициями сейчас? Остались ли они там и могут ли вновь вернуться с инвестициями после окончания кризиса на Украине?

— Начну с положительной компоненты вашего вопроса. Конечно, они могут туда прийти. Но, в общем-то, после 2022 года, скажем мягко, корейские инвестиции на российский рынок не наращиваются.

Действительно, Корея была очень широко представлена на российском рынке и своей высокотехнологичной продукцией, и были хорошие инвестиции в европейской части нашей страны. Вот стоит один завод компании Hyundai в Санкт-Петербурге, есть и другие масштабные проекты. На Дальнем Востоке хорошо развивалось сотрудничество в судостроительной отрасли.

К сожалению, порадовать сейчас ничем не могу: эти проекты находятся в стадии анабиоза, пока корейская сторона вынуждена их притормозить. Это был не наш выбор, но Республика Корея присоединилась к санкциям западного мира, попала в список стран, которые предпринимают недружественные действия в отношения России. Дальше вы знаете.

Но я повторюсь, что некая инфраструктура наших торгово-экономических, инвестиционных и прочих практических связей заморожена, но не разрушена. Есть возможность восстановить.

— Россия стремится развивать собственный автопром и мощности в производстве микроэлектроники. Сейчас крупнейшим партнером в этих отраслях считается Китай. Но он предпочитает просто экспортировать такую продукцию, а в производства высокотехнологичной продукции для гражданских нужд вкладывается очень неохотно. Стоит ли ожидать, что после окончания конфликта на Украине Южная Корея станет содействовать технологическому развитию России: в виде своих производств, путем обмена технологиями? Не сейчас, а, например, через год или два-три года? Как никак, России тоже есть что предложить — та же атомная энергетика, к которой в Южной Корее есть интерес.

— Я отвечу цитатой исторического деятеля: «Перспективы светлые, путь извилистый». Все, конечно, может восстановиться, может расцвести пышным цветом, но до этого светлого будущего нужно еще дойти.

Когда стороны начнут разговаривать, проводить те мероприятия, которые мы раньше проводили, все это может восстановиться. Например, форум межрегионального сотрудничества собирал главы наших и корейских регионов. Мы проводили несколько таких форумов, но в 2022 году такая практика остановилась.

И мне бы очень хотелось надеяться, что те светлые перспективы, которые вы обрисовали, смогут воплотиться в жизнь. Ну, поживем — увидим, будем надеяться.

«Искренне считают, что песня «Миллионы алых роз» — корейская»

— Корейская культура очень популярна в России. Когда в странах проведут взаимный год культуры России и Южной Кореи? Есть ли такие планы?

— У нас была такая практика, мы уже проводили год культурных обменов, последний был приурочен к 30-летию установления дипломатических отношений. В 1990 году они были установлены, соответственно, в 2020 году было 30-летие. Это как раз, к сожалению, пришлось на пик эпидемии коронавирусной инфекции, поэтому живые обмены тогда были подморожены. Но, тем не менее, в 2021 году мы провели и открытие, и закрытие этого года, и ряд мероприятий в рамках года культуры. Никто не мешает продолжить такого рода деятельность.

Честно сказать, я больше заинтересован в том, чтобы везти сюда российскую культуру, которая, кстати, в Корее является брендом. Здесь любят музыку Чайковского, есть памятник Чайковскому, который выполнен один в один как тот, что стоит около Московской консерватории. Есть памятники Пушкину, Толстому, Чехову. Корейцы любят нашу классическую литературу, и самый популярный писатель здесь — это Достоевский.

Если вы смотрели корейские различные сериалы и дорамы…

— Дорамы, да.

— Дорамы — это, знаете, по-японски, а по-корейски будут «дырамы». Посмотрев пару этих «дырам», я, в общем-то, понял, почему здесь любят Достоевского: немного мрачный.

— Кстати, а у вас есть любимая «дырама»?

Вы знаете, я рискую быть, так сказать, объявленным персоной нон грата, но если у меня будет выбор между тем, чтобы посмотреть «дыраму» или послушать k-pop или, например, сходить в горы в поход, то в ста случаях из ста я выберу поход в горы.

— Вы говорили про любовь корейцев к Чайковскому. А как они относятся к современным российским исполнителям? Сейчас в социальных сетях набирают популярность российские поп-исполнители из девяностых и нулевых — за счет коротких видео с их музыкой на фоне. Может, есть смысл привезти в Южную Корею кого-то из них? Например, Катю Лель или других современных исполнителей?

— Вы знаете, большинство южных корейцев очень любят песню «Миллион алых роз», и они искренне считают, что это корейская песня. Для них откровение, что это, оказывается, песня не корейская. Она удачно переведена на корейский язык. Так что, наверное, можно что-то сделать.

Но в целом вы правы, такого рода формы культурных обменов продолжаются, и не только в сфере музыки. В Корее большой интерес к России, но повторюсь, что Россия — это, скорее, бренд высокой классической культуры для интеллектуалов. Хорошо это или плохо, я не знаю. На мой взгляд, это не самый плохой бренд.

Но, конечно, если наших корейских друзей или молодых людей заинтересуют какие-то современные проявления российской массовой культуры, это было бы очень отрадно. Я думаю, что и в кинематографе у нас на самом деле тоже большие перспективы сотрудничества, и не только в плане знакомства наших зрителей с корейскими «дырамами», но и знакомства корейских зрителей с нашим кинематографом.

В общем, как раз сейчас и есть тот период, когда многие мероприятия в условиях некой стагнации практического сотрудничества могут перемещаться в культурно-гуманитарную сферу. Это помогает нам оставаться на слуху друг у друга и сохранять какие-то добрые чувства друг к другу, контакты между людьми. Это очень важно на перспективу.

— А как вы все же относитесь к K-pop?

Извините, я уже частично ответил на этот вопрос и даже обозначил риск быть объявленным персоной нон грата, поэтому я, наверное, не буду углубляться дальше в продвижении по этой скользкой дорожке.