Останки «ильи муромца» и юного скандинава. Что нашли на раскопках в Старой Рязани

Загадочная глиняная вещица, богатое женское погребение и шейная гривна подростка-чужестранца — лишь часть находок, сделанных минувшим летом учеными Института археологии РАН и Рязанского государственного историко-архитектурного музея-заповедника (РИАМЗ) на городище Старая Рязань. Корреспондент RTVI побывал в экспедиции и узнал у ее руководителя Игоря Стрикалова о важности последних находок и почему Рязани впору отмечать тысячелетие.

«У археологов все, что непонятно, в шутку называется сакральным»

Игорь Юрьевич, чем отметился для вас этот сезон раскопок в Старорязанской археологической экспедиции?

В этом году работы велись на двух участках. Один участок располагается на Южном городище, это 47-й раскоп, мы его копаем с 2017 года. Второй раскоп, получивший номер 50, мы заложили в северной части древнего города.

Сначала несколько слов о раскопе 47. Из того нового, что мы получили в результате многолетних работ на этом раскопе — несколько новых, достаточно убедительных фактов о том, что жизнь города началась раньше, чем предполагали наши предшественники: примерно в первой трети XI века, а не в 60-70-е годы этого столетия. Мы нашли несколько погребений, которые по инвентарю достаточно хорошо датируются временем никак не позднее середины XI века, а скорее всего, именно первой третью XI века.

Надо заметить, что этот участок исследований характеризуется несколькими этапами освоения в период жизни города: в 11-м столетии (когда город занимал только Северное городище) там располагался городской некрополь, позднее, со строительством укреплений Южного городища в середине XII века, он был занят жилой застройкой. При этом в «жилой период» несколько раз проходили изменения в застройке и планировке этой части города.

Мы нашли интересный материал, характеризующий как ранний этап (период могильника), так и последующие этапы освоения этого участка в жилой период, с середины XII до XIV века, от которого до нас дошли многочисленные ямы — остатки больших погребов от жилых и хозяйственных построек. После исследований из-за этих ям поверхность раскопа напоминает лунный пейзаж с большими и малыми «кратерами» — очищенными от земли такими ямами. Их расположение на первый взгляд, кажется хаотичным, но это вызвано тем, что на одном уровне наложились друг на друга остатки построек разного времени. Когда мы разделяем их по отдельным периодам — четко вырисовывается сама планировка этого участка в разное время.

Что представляют из себя эти погреба?

К сожалению, в Старой Рязани, в отличие, скажем, от Новгорода, где хорошо сохраняется дерево, мы не имеем возможности четко восстановить конструкцию жилых построек. Дерево не сохраняется, а полностью истлевает. Культурный слой здесь позднее сильно перепахивался, он не очень мощный, поэтому распашка практически уничтожила все следы таких построек. И при реконструкции планировки города мы можем ориентироваться только на их углубленные в землю части — те самые погреба и подполья.

Так, в этом году найдено одно подполье размерами 3,5 на 5 метров, можно себе представить, что дом начала XIII века был намного больше, чем это подполье. Что из себя представлял этот погреб? Это вырытая прямоугольная яма, котлован, стенки которого были дополнительно укреплены деревянными досками. Пол тоже был выстелен деревом, а сверху, естественно, он был перекрыт каким-то настилом, который был полом наземного жилого помещения деревянного сруба. И чтобы этот настил устойчиво держался, в углах были вкопаны шесть столбов, и ямы от этих столбов мы хорошо видим. Форма этой конструкции дает нам представление о самой постройке, но не менее важна и ориентировка сооружения. Не сложно заметить, что все прямоугольные постройки на этом раскопе ориентированы примерно одинаково, в том числе следы от ограды между усадьбами. И это не случайно.

В этом видна достаточно четкая планировка, хотя мы, к сожалению, не можем пока уловить следы улиц — для этого нужны очень большие раскопы, охватывающие, по крайне мере несколько усадеб. В Старой Рязани намного сложнее понимать планировку и городскую структуру, чем на других археологических памятниках, например, в Новгороде, где улица четко маркируется многоярусными деревянными мостовыми. На таких памятниках, как Старая Рязань, где дерево не сохраняется, остается надеяться только на устойчивость планировки в течение длительного времени (а многоярусные мостовые новгородских улиц делают такое предположение весьма надежным) — при такой ситуации уличная сеть оставалась всегда незастроенной. Если удается зафиксировать на раскопе такие полосы без построек, они могут рассматриваться как трассы улиц. А при совпадении их трассировки с ориентировкой окружающих построек уже можно довольно уверенно реконструировать планировочную структуру исследованного участка.

Одной из отличительных черт Старой Рязани, как археологического памятника, является высокая насыщенность культурного слоя находками. Заканчивая этот 47-й раскоп, можно сказать, что только индивидуальных находок на нем несколько тысяч. Это целые и обломанные предметы быта, украшения, инструменты — весь материальный мир, который окружал человека. Хотя, конечно же, мы не имеем полного, стопроцентного представления о том мире вещей, который был, скажем так, в окружении людей Средневековья. Например, очень многое делалось из дерева — и посуда, и инструменты, и какая-то деревянная мебель — столы, лавки и многое другое. Изделия из кожи, ткани… это все тоже было, но, к сожалению, у нас не сохраняется. Поэтому нам остается судить о быте, занятиях и досуге жителей древнего города только по сохранившейся части их предметного мира.

Большая часть вещей, которые мы находим, это вещи, так сказать, «умершие». Они были выброшены, потому что сломались, и мы часто видим какой-нибудь обломанный нож, крестик без одной лопасти. Он упал в землю и пролежал, дождавшись нас, почти тысячу лет.

К сожалению, на двух усадьбах, которые мы исследовали в этом году, пока нет ярких и выразительных предметов, которые бы характеризовали их владельцев с точки зрения их профессиональной ориентированности, в отличие от двух усадеб, которые мы раскопали раньше на этом участке. Там были найдены довольно выразительные предметы, связанные с ювелирным делом — инструментарий, остатки производства, что и позволило нам прийти к заключению, что нами были исследованы две усадьбы ювелиров. Один ювелир работал преимущественно с изделиями из бронзы, а другой был мастером по серебру.

Что представляет из себя второй, 50-й раскоп?

Этот раскоп мы заложили около въездной зоны на Северный мыс Старой Рязани с целью изучения оборонительных сооружений. Пока трудно говорить о результатах, мы их ждем в следующем году. Укреплённая часть города состоит из трёх частей. Это Северный мыс, Северное городище, территория первоначального города, возникшего в XI веке, и огромное южное городище площадью около 70 гектаров, построенное в середине 12-го столетия.

Северный мыс для нас долгое время оставался белым пятном, так как мы не имеем возможности провести на нем масштабные раскопки — там находится действующее кладбище. В прошлом году мы заложили несколько шурфов на месте прокладки газопровода, и нам показалось, что в одном из шурфов мы нашли остатки оборонительных сооружений, т.н. «городень» — деревянный сруб, забутованный землей. Именно из линии таких заполненных грунтом срубов состояли городские стены средневековых русских городов. Около въездной зоны на Северный мыс, которая до сих пор не изменила своего местоположения, мы заложили большой раскоп площадью 120 метров, который должен, по идее, пересекать несколько линий укреплений. И в этом году мы исследовали слои, связанные с существованием на этом месте усадьбы XIX-начала XX века, и вышли на древнерусский горизонт, который будем исследовать в следующем сезоне.

Однако, даже этот поздний (с точки зрения исследователя средневековья) горизонт преподнес нам сюрпризы. Неожиданным открытием на раскопе оказался выложенный из кирпичей необычный лоток. Это ни что иное как ливневая канализация, которая уже была в деревне в XIX веке.

Среди находок сезона — необычный глиняный предмет, предназначение которого остается неясным… Насколько такими вещами можно удивить опытного археолога?

Археолога, наверное, трудно удивить, потому что мы все время находим какие-то необычные вещи, но непонятные предметы всегда вызывают особый интерес. И вот в этом году таким предметом стала вещица, которая очень похожа на лукошко и очень похоже, что это детская игрушка.

Иногда нам попадают именно игрушки — какие-то коники, свистульки, которые делали взрослые для детей. Но часто попадается и то, что явно сделано детскими ручками. Дети что-то лепили из глины, как из пластилина лепят современные дети, и иногда родители эти вещи обжигали. Мы находили каких-то слепленных человечков, лошадок, которые были плохо обожжены, то есть не как горшки, до звонкого состояния. Вот и про лукошко высказывалось много версий — и какая-то подвеска, и грузик… Но всё-таки мне ближе версия о детской игрушке.

А предмет культа?

На самом деле, у археологов все, что непонятно, в шутку называется сакральным. А если серьёзно, многому можно найти совсем простое объяснение. Кстати сказать, в материалах XI века очень часто находят глиняные лепёшечки, расчерченные по диагонали сеточкой — так называемые хлебцы. Их часто называют предметами языческого культа плодородия. А я больше склоняюсь к тому, что это детские игрушки, такие хлебцы, оладушки, которые дети в игре лепили из глины и бросали в костёр.

«Ребенок этот был не местный»

Глиняное лукошко — не единственная загадка этого сезона. Еще более интересная, да и более «доказуемая» вещь — найденная в одном из погребений шейная гривна — кольцо, которое как ожерелье надевалось на шею. В древнерусское время они были широко распространены, их носили не только женщины, но и мужчины. Их делали из серебра, бронзы, но иногда появляются железные гривны, как и в нашем случае — она сделана из перевитого прута с серебряным покрытием. Во-первых, такие железные гривны характерны для достаточно раннего периода — IX, X, начала XI века, в основном для культуры скандинавских стран и Прибалтики. То есть эта вещь, по всей видимости, не местного производства, а привезенная издалека. Однако, если такое украшение было надето на шею ребенка, то, наверное и ребенок этот был не местный. Мы сейчас, к сожалению, сказать ничего об этом не можем — кости этого ребенка сохранились очень плохо, тем не менее, мы взяли их на анализ и передадим антропологам. Второй аргумент, указывающий на неместную традицию этого погребения — эта гривна была сломана, и положена в погребение уже сломанной и погнутой. А традиция ломать погребальный инвентарь — это тоже скандинавская традиция. Я всегда считал, что скандинавское влияние на регион средней Оки было минимальным. Но, возможно, какие-то одиночные импульсы все же присутствовали. И, возможно, это погребение — один из таких импульсов. Поэтому оно интересно тем, что немного не встраивается в нашу теорию о том, что здесь не было скандинавов, и ее, возможно, придется чуть-чуть скорректировать.

Можно ли рассуждать, насколько вообще это общество было толерантно по отношению к чужеземцам?

Это очень непростой вопрос. Тогда не было национализма в нашем понимании этого слова, но понятие «свой-чужой», конечно существовало. Люди отличались по языку, бытовым привычкам, религии, что вызывало не только интерес, но и настороженность, даже неприятие. Насколько и в каких случаях это приводило к конфликтам — тема отдельного разговора. Но в целом рядом могли вполне мирно жить люди разного происхождения.

А на чем это основывается это предположение? Ведь мы даже не знаем генетику живших тут людей…

Генетику пока (повторяю пока — сейчас палеогенетические исследования сильно продвигаются вперед в решении многих вопросов демографии) мы не знаем, но, изучая мир вещей, мы узнаём, что сделаны они в очень разных традициях. Ведь тогда было традиционное общество. Если тебя отец в детстве научил делать горшок именно так, ты будешь его делать так и передашь эту традицию своим детям. И такие традиции различались в разных местах. Одни традиции были в Новгороде, другие в Киеве, третьи в Чернигове, четвертые в Полоцке.

И города, Рязань в том числе, были как плавильный котел, где все это перемешивалось — не только шла торговля, а просто люди собирались из разных мест. Из летописи мы знаем, что в конце X века князь Владимир, когда строил линию укрепленных городков на южной границе своих владений, набирал «лучших мужей» из разных городов, и там было очень пёстрое население. В Рязани XI века мы видим ту же картину — очень пестрое население. Судя по разнообразным ремесленным традициям, люди здесь были и из Северной Руси, и из Западной Руси, и с Верхнего и Среднего Поднепровья — территорий, которые мы можем назвать староосвоенными землями, осью вдоль пути «Из варяг к греки», вокруг которого формировалось древнерусское государство.

Вы находите много захоронений детей и подростков… о чем это говорит?

Детская смертность была намного выше чем сейчас.

На том же 47 раскопе был найден скелет человека на древней печи, и ребята стали думать, как его назвать в шутку — Емелей или Ильей Муромцем. О чем говорит эта находка?

Это одно из подтверждений того, что в эпоху Древней Руси люди без всяких рефлексий селились на костях. В XI, начале XII века здесь располагалось кладбище. Прошло 30 лет и там начали строить дома, в которых фактически стали жить дети и внуки тех, кто лежал рядом, на могилах пращуров начинают строить дома и к этому спокойно относятся. Почему? И для меня и для большинства исследователей это остается большой загадкой.

То есть эти могилы даже не были обозначены?

Нет, они были обозначены. Там были холмики, оградки кольцевые, в виде плетня. И получается, что на месте, где когда-то было кладбище, люди сравняли эти могильные холмики, снесли оградки и построили свои дома. А что касается этого Ильи Муромца, который лежал на печке… на самом деле мы видим, что просто домовая печка оказалась расположена вплотную к этому погребению. То есть, когда строили эту печку, люди зацепили это погребение и часть костей, по всей видимости, сломали, вынесли, не докопавшись до остальных костей, которые остались в земле. В некоторых случаях мы находили кости погребений, сложенные кучками — это значит, что люди, которые на месте кладбища что-то строили, перезахоранивали их, чтобы не разбрасывать человеческие черепа и кости вокруг своего дома.

Гончарная мастерская пленного поляка

Пару лет назад вы выдвинули весьма обоснованную гипотезу, что возраст Рязани несколько больше, чем принято считать по летописным сведениям, и составляет порядка 1000 лет. У вас все больше оснований так считать?

Возможности археологии ограничены тем, что в первую очередь при датировке мы опираемся на время бытования тех или иных вещей. Вещи археологические, особенно инструменты, как правило, достаточно одинаковы, однообразны на протяжении долгого времени. И найдя тот или иной предмет, например, нож, мы можем сказать только, что подобные ножи были распространены, условно, с XI до XIV века. Но среди находок есть такие вещи, мы называем хроноиндикаторами, которые бытуют достаточно короткое время. Это в первую очередь украшения, бусы, которые были в основном привозными. Менялись торговые пути, менялась конъюнктура, менялась мода. Такие вещи, позволяющие датировать возраст с точностью в 20-30 лет, встречаются и в Старой Рязани. Среди них есть небольшая коллекция предметов, которая датируется концом X — началом XI века. Это поясные украшения, бусы и некоторые другие изделия. Особенно ценно, когда мы находим их не просто в культурном слое, а в комплексах. Наиболее устойчивый комплекс — это погребальный комплекс, потому что мы знаем, что все эти вещи попали в землю одновременно, когда их положили туда вместе с умершими.

Наверное, один из самых запоминающихся объектов этого сезона — женское погребение с большим набором инвентаря. Это разнообразные бусы, хорошо датируемые концом X- началом XI века. Это очень интересная янтарная подвеска, перстни, височное кольцо. Браслет на руке с завязанными концами тоже очень ранний, X — XI век. Весь этот набор в целом позволяет датировать комплекс инвентаря (а значит, и само погребение) началом XI века. Таким образом, это погребение является еще одним кирпичиком в основание нашей гипотезы возникновения Старой Рязани в 20-30-е годы XI века. На основании этих находок мы вправе говорить о первой трети, даже о первой половине XI века, как времени возникновения города. Археологические находки не позволяют нам говорить о более узкой дате — это уже спекуляция.

Что-то помимо археологических находок и летописей, которых нет, может дать намек на более точную датировку?

Сами вещи ограничены в возможности ответа на вопрос о точной дате, того или иного явления. Даже монета с точной датой чеканки оставляет множество сомнений: определить, сколько времени прошло с момента чеканки до момента ее попадания в землю, остается за пределами наших возможностей. Но иногда археологам выпадает редкая удача: удается сопоставить зафиксированные археологами факты с точным событием, отразившимся в древних хрониках. Такая удача выпала и нам.

Несколько лет назад мы нашли гончарную мастерскую 11-го столетия, в которой была найдена глиняная посуда, сильно отличающаяся по традициям своего изготовления от местной керамики. Поиски аналогий привели нас далеко на запад — в польско-русское пограничье, где подобная посуда была широко распространена. Отсюда последовал вывод: в этой мастерской работал гончар явно польского происхождения. У нас сразу возник вопрос, а как этот поляк попал в Старую Рязань? Конечно, он мог быть просто переселенцем, который приехал сюда из Польши. Но в те времена переселиться на такое огромное расстояние было достаточно рисковым занятием, и мы просто начали искать факты, которые могли найти обоснование этому переселению. Таким фактом оказались русско-польские войны 30-х годов XI века, во время которых русские князья селили пленных поляков на своих пограничных территориях. Наиболее известный из этих фактов —удачный поход русских князей Ярослава и Мстислава Владимировичей на Польшу в 1031 году.

Известно, что пленных ляхов привели большое количество, и Ярослав их расселил по реке Рось к югу от Киева. А куда расселил свою часть полона Мстислав, с которым они вместе ходили в походы, мы не знаем. Но мы знаем, что Рязань в то время находилась под властью Мстислава Черниговского. И мы предположили, что часть пленных поляков могла оказаться здесь после этого похода.

Да, поляк мог оказаться здесь в 60-е и в 70-е годы XI века. Но горизонт, в котором располагается этот гончарный горн, был перекрыт слоями, которые мы хорошо датируем серединой — второй половиной XI века, и он относится к самому раннему периоду на исследованном участке. Поэтому среди известных фактов, которые относятся к первой трети XI века, наиболее аргументированным и ярко выраженным событием представляется этот поход 1031 года. Поэтому мы и считаем наиболее вероятным, что этот поляк оказался здесь в 1031 году, после того как попал в плен, и его переселили сюда вместе с другими пленными. Возможно, это был единственный гончар среди тех поляков, которые оказались в плену, но именно то, что среди них оказался гончар, оказалось для нас большой удачей — он лепил свою посуду по тем традициям, к которым привык, и мы эту традицию смогли вычислить и «поймать» на той территории, где она более широко распространялась.

Ваша гипотеза о более раннем периоде основания Рязани находит понимание у коллег?

Коллеги относятся с пониманием, но есть некий скепсис, потому что в нашей гипотезе остается слишком много «если», слишком много допущений. Но, к сожалению, мы работаем с тем материалом, который не позволяет убрать эти допущения, и в археологии гипотеза почти всегда останется гипотезой, и она не станет абсолютной истиной и аксиомой.

Наверное, всегда найдутся злые языки, которые скажут, что археологи подбирают новые факты под новую дату, чтобы было что праздновать….

Да, и сейчас кстати уже об этом говорят в рязанской оппозиционной прессе — что археологи придумывают эти даты исключительно для того, чтобы устроить юбилей и очень удачно потратить деньги. На самом деле такая ситуация, к сожалению, стала традицией в российском обществе, когда у нас выделяются серьезные средства под какие-то юбилеи. Их не то, что приходится придумывать, но их от нас хотят, этих юбилеев.

А вы, археологи, чувствуете от власти запросы на новые юбилеи?

Конечно, они этого хотят. Но в российском обществе это не так чётко выражено, как в молодых государствах, например, в Казахстане. Я много общался с археологами из Казахстана, был момент, когда они были просто «в шоколаде», им давали много денег, лишь бы нашли что-то, обосновывающее их государственность с древнейших времен. Такая любовь хуже ненависти. Как говорится, «не дай нам, Боже, гнева монаршего, а еще больше не дай нам Бог его любви». Так что сейчас мы находимся в достаточно сложном положении. С одной стороны, это чисто научная гипотеза, которая не имеет стопроцентного обоснования — образование города в 20-30-е годы XI века. Это достаточно аргументированная и хорошо фундированная гипотеза, но которая все равно оставляет место для скепсиса. С другой — чиновники хотят от нас стопроцентного решения этого вопроса, чёткой даты. Чтобы Рязань была основана, например, в 1025 или 1027 году, и можно было это четко и однозначно определить как юбилейную дату. Конечно же мы не можем им это предоставить.

Но из этого, по-моему, есть выход: почему бы изначально не сказать открыто, что дата эта условна, есть основания так предполагать, но точного года мы никогда не узнаем. Так давайте примем условно за дату основания Рязани тот или иной условный год, подобно тому, как день города (не только Рязани, а любого российского города) — это не точная дата его рождения, а условно принятая обществом удобная дата.

Граница между двумя мирами — финским и славянским

Какие новые естественно-научные методы могут значительно продвинуть ваши исследования?

В последние годы у археологов наблюдается очень большой интерес к генетике. Потому что история народов, демография, их переселение— один из центральных вопросов в истории. И генетика с палеоантропологией способны дать очень четкий, конкретный ответ на эти вопросы.

Насколько я понимаю, на захоронениях Старой Рязани анализ ДНК никогда не проводился, но вы планируете начать его делать?

Да, в этом году мы планируем накопленные нами антропологические материалы из раннего городского некрополя передать в антропологическую лабораторию Института археологии, где смогут провести разнообразные исследования морфологии скелетов, определят расовые типы, какие-то патологии, систему питания и так далее.

Или даже понять, что человек был всадником…

Да, действительно это иногда можно определить, если у него были патологии, такие, как кривые ноги…И, наконец, будет сделан генетический анализ, анализ ДНК. Хотя, конечно же, по моему мнению, база ДНК сейчас еще не настолько хороша и полна, чтобы мы могли делать однозначные выводы.

Это направление активно продвигает наш институт и лично директор института Николай Макаров. У нас есть большой академический проект по палеоантропологии — изучению населения Восточной Европы в эпоху Средневековья. И в рамках этого большого проекта будет вестись работа, посвященная генетике, в том числе Старой Рязани.

До основания Рязани в этих местах жили финно-угорские племена. Славяне их поработили, завоевали, ассимилировали, или они даже не пересекались? Это вообще важный вопрос для археологов?

Этот вопрос один из центральных — взаимодействие между автохтонным населением, аборигенами, и пришлым населением. И этот вопрос очень давно решается в отношении лесной зоны Восточной Европы, населенной до славян финно-уграми. Археолог Евгений Александрович Рябинин пришел к интересным выводам, характеризующим процесс сосуществования и соединения местной и пришлой культуры. Когда в X веке в зону расселения местных финских племен в лесной зоне Восточной Европы пришли славяне, то в течение долгого времени на этой территории существовали параллельно две культуры —финно-угорская и славянская. В XI веке образуется некая синкретическая культура, которая в себе содержит финские и славянские черты. В XII веке она все больше становится славянской или даже древнерусской. И финские черты потихонечку уходят, мы видим процесс обрусения — сначала были два разных народа, а потом — смешивание и ассимиляция.

По археологическим данным, были две основные ситуации во взаимоотношениях между пришлым и аборигенным населением — мирная и немирная. Мирный путь — когда они сосуществовали, смешивались и ассимилировались. Немирный — когда аборигенное население просто уходило. На примере Старой Рязани мы пока видим, что в тот момент, когда возник город, в долине Оки исчезают финно-угорские памятники, поселения прамещерской культуры, со своей керамикой, своими традициями, украшениями — они исчезли, ушли отсюда.

И после этого племя мещера упоминается в болотистых Мещерских лесах к северу от Оки. Они туда ушли, и получается, что все-таки, наверное, это был не очень мирный путь взаимодействия, хотя опять же мы не можем утверждать это на сто процентов. Потому что в этих местах и чуть восточнее встречается очень много финской, неславянской топонимики. Получается, что славяне не просто долго взаимодействовали с местным населением, но и переняли их топонимику, при этом прогнав их с насиженных мест. Вопрос этот до сих пор нерешённый.

Вместе с финно-уграми отсюда ушло и местное славянское население, вятичи, и именно в это время начинается активная колонизация ими долины реки Москвы. Я не могу на 100% сказать, что переселенцы с Оки пошли туда, но то, что появление Рязани толкнуло местное славянское население уйти из долины Оки, является отраженным в археологии фактом. И есть еще один факт, гипотетический, касающийся Переяславля-Рязанского, современной Рязани. Мы знаем, что в IX-X веке там, в черте современного города на Борковской дюне в пойме Оки существовало славянское поселение, которое было одним из центральных — там были найдены клады серебряных монет, и чего только не находили. Оно продолжало существовать и в XI, и в XII веке и было одним из немногих старославянских поселений, которое пережило процесс древнерусской княжеской колонизации долины Оки и осталось существовать на прежнем месте. Но когда Переяславль-Рязанский возник, как княжеская крепость, там стала полностью меняться топонимика.

У меня есть предположение, что река Трубеж раньше называлась Быстрицей, нынешний Трубеж — это продолжение старицы Оки, существующей и ныне носящей название Быстрицы. Получается, что когда пришли князья и основали город, они не стали считаться с местными названиями и полностью их изменили. Значит, у них не было полного взаимопонимания с местным населением. Город назвали Переяславль, как один из центров Русской земли в Среднем Поднепровье, и окружающим рекам дали южнорусские наименования: одну речку назвали Трубеж, вторую назвали Лыбедь, а третью — Дунайчик.

Балканская или южнорусская топонимика?

Эта топонимика отражает амбиции рязанских князей. В истории русского народа, когда спрашивают — откуда есть пошла русская земля, ответ — славяне пошли с Дуная, Дунай — важнейшая река в истории восточных славян и Руси. Лыбедь, это речка, на которой стоит Киев, Трубеж, речка на которой стоит Южный Переславль. И князья, основав Переяславль, взяли и перенесли эти названия, показав свои амбиции и полностью зачеркнув все, что было до этого — у нас тут будет свой Дунайчик, своя Лыбедь, свой Трубеж, мы так хотим.

Что касается Старой Рязани, финно-угорский поселок здесь действительно существовал в VIII−IX веках. Занимал он Северный мыс. На территории Северного городища, на 28-м раскопе, мы открыли следы кладбища этого времени, а на раскопах на городском посаде, где сейчас стоит археологический лагерь, мы открыли следы пашни того времени. Но фактов, которые бы говорили о том, что финно-угры дожили до момента, когда была основана Рязань, у нас нет. Мы не можем сказать, что этого не было, но у нас нет подтверждений, что они соприкасались. Поэтому вопрос взаимодействия финно-угров и славян на примере Старой Рязани остается еще открытым. Контакты были, но не с Рязанью, а со славянами, которые здесь жили недалеко. Территория течения Оки в районе Старой Рязани была границей между двумя мирами — финским на востоке и славянским на западе.

Если город восстановился после сожжения Батыем в 1237 году, то что же его сгубило спустя долгое время?

Действительно, даже письменные источники говорят, что город был восстановлен. В документах мы читаем, что князь Ингварь Ингваревич, один из немногих выживших рязанских князей, вернулся на пепелище, оплакал погибших, но потом собрался с силами, похоронил всех своих родственников, восстановил храмы. Его преемник — Олег Ингваревич Красный был похоронен в Спасском соборе в 1258 г. То есть город продолжал существовать. Более того, есть достаточно много находок, которые свидетельствуют о том, что в золотоордынское время город существовал — это и русская керамика и привозная поволжская керамика из Золотой Орды. Это и каменная пластинка-пайцза, на которой написано имя хана — мандат какого-то высокого ордынского чиновника, который здесь потерял его. Явно чиновники сюда приезжали. Наконец, в последние годы на том же 47-м раскопе мы находим много комплексов, целых построек, которые датируются золотоордынским временем. А благодаря усилиям нашего реставратора Максима Панкина в последнее время среди малоопределимых ранее находок мы стали все чаще находить какие-то поясные железные накладки, сумочную гарнитуру, которая явно относится ко времени XIV века, на которую мы раньше просто не обращали внимания поскольку она оставалась не расчищена.

Почему город все-таки погиб? Дело в том, что город не смог восстановить после нашествия былое величие. По гипотезе, рязанские епископы, а потом и князья в XIII веке сначала основали вторичную, второстепенную резиденцию в нынешнем городе Рязани (Переяславле-Рязанском). Часть населения перебралась туда и постепенно роль основного центра переходила от Рязани к Переяславлю, и к XIV веку этот процесс окончательно завершился. Почему город окончательно покинули люди? Дело в том, что середина XIV века— это время «Великой Замятни» в Золотой Орде, когда там начались постоянные усобицы, сильно ослабла центральная власть. До этого за данью посылали так называемые татарские посольства, это большие крупные отряды, которые приходили в столичный город, во Владимир, в Тверь, в Москву на постой на несколько месяцев. Они там гуляли, получали свою дань и уходили. А если им что-то не нравилось, они сжигали город и тоже уходили. Эта система была похожа на рэкет, но была понятна — заплатил, живи нормально, не заплатил, получай. Но когда центральная власть ослабла, жизнь по понятиям закончилась. Появилось огромное количество мелких татарских шаек, которые не могли нападать на крупные города, им не хватало сил. А вот мелкие села, маленькие городки от этого очень сильно страдали. Именно в этот период происходит сильный отток русского населения из лесостепной зоны — нынешних Воронежской, Липецкой, Тамбовской областей, под страхом набегов этих мелких шаек они уходят на север, и именно в это время исчезает Старая Рязань.

Нынешнее село Старая Рязань — это наследник той Рязани или все же был период полного запустения?

Период запустения был, но по всей видимости где-то какая-то жизнь оставалась, например, существовали пригородные монастыри, вокруг которых концентрировалась жизнь. Ведь нынешняя действующая Преображенская церковь, построенная в XVIII веке, стоит на месте, где до этого тоже стояли церковь (до недавнего времени она называлась Богоявленской) и монастырь.

И мы тут видим находки, которые датируются XVI веком, — это немногочисленные монеты эпохи Ивана Грозного, хотя других находок, точно датируемых этим временем, пока нет. Но уже этого достаточно, чтобы сказать, что на месте этого монастыря жизнь теплилась, а вот новый расцвет наступил в XVII−XVIII веке, когда село вновь начало расти.

По поводу археологов в шоколаде. Этим летом к вам в экспедицию приехал огромный отряд археологов из Пензы. Действительно это связано с тем, что пензенский губернатор — бывший археолог?

Пензенцы сюда приехали благодаря взаимодействию между двумя губернаторами — весной состоялась встреча между пензенским и рязанским губернаторами, а вместе с пензенским губернатором приезжал археолог, известный исследователь пензенской земли — и, в частности, Золотаревского городища, также погибшего при нашествии Батыя — Геннадий Николаевич Белорыбкин . По дороге они заехали на Старую Рязань, и когда обсуждали разные формы взаимодействия, подумали, а почему бы вместе не поработать. Тем более, что пензенские археологи давно хотели побывать здесь, и нашелся повод. Так что здесь сыграли личные взаимоотношения между губернаторами и личные отношения между пензенским губернатором и археологами.

А рязанские власти?

Вообще, власти не часто всегда вспоминают про археологию. Конечно, местную власть волнует проблема развития туризма в регионе. Поэтому один из вариантов возможного взаимодействии власти, общества и научного сообщества — это развитие Старой Рязани как туристического, музейного центра. Мы об этом давно говорим, но к сожалению уже больше 10 лет власть не решается на такие серьезные шаги, потому что для этого требуются очень серьезные вливания и выход на федеральный уровень. А чтобы федеральные власти обратили на нас внимание, нужен какой-то повод, которым и пытаются сделать предлагаемый юбилей — возможное тысячелетие Рязани. Хотя мы считаем, что Старая Рязань и без повода достойна стать таким центром — уникальности и величия этого памятника вполне достаточно, чтобы он стал местом притяжения не только научных кадров, но и простых людей, интересующихся историей нашей страны.