«Тяжесть ранений теперь на порядок выше». Глава комитета Госдумы по охране здоровья Дмитрий Хубезов о лечении военных, борьбе с дефицитом лекарств и больницах в новых регионах

Боевые действия на Украине поставили перед российскими медиками новые проблемы: им приходится лечить непривычно тяжелые ранения, заниматься психологической реабилитацией военных, и работать в новых регионах в условиях дефицита персонала и обстрелов. Председатель комитета Госдумы по охране здоровья Дмитрий Хубезов рассказал RTVI, какие последствия имели санкции для системы здравоохранения, как регулируется дефицит лекарств и фармсырья, как проходит интеграция новых регионов России и что делается для создания единой системы реабилитации военных, вернувшихся из зоны боевых действий.

О здравоохранении в новых регионах

Вы чаще других депутатов бываете в местах, где шли боевые действия, имеете возможность видеть все собственными глазами. Насколько пострадала инфраструктура здравоохранения в новых регионах России? Сколько больниц повреждено или разрушено?

По количеству не скажу. Считать надо. В Мариуполе пострадало много больниц, но часть из них уже отстроена. По сути город уже сейчас живет мирной жизнью. Крупные больницы, которые там были, больницы интенсивного лечения (БИЛы), работают на полную мощность. На севере Донецка часть больниц запустили, часть — в ремонте. То же самое в Лисичанске, но там больше учреждений сохранилось в рабочем состоянии. В принципе, если мы берем ЛНР, ДНР, там пострадала инфраструктура меньше. А вот на вновь завоеванных территориях, в Запорожской, Херсонской областях, ущерб более значительный.

Насколько целесообразно заниматься восстановлением инфраструктуры именно сейчас, пока идут боевые действия?

Вы правы. Там есть объективные трудности, препятствующие отстройке больниц. Их же не так просто восстановить, потому что противник целенаправленно бьет по таким объектам. Если, скажем, даже согнать всех строителей, чтобы быстро что-то построить, то противник с большой вероятностью выследит и ударит именно по этой точке. Они не жалеют сейчас своих самых дорогих вооружений, HIMARS, например, чтобы наносить удары по гражданской инфраструктуре.

Наверное, первостепенная задача, которая стоит перед нами, построить больницы и отремонтировать разрушенные, там где эта возможность существует. Но это вещь такая… планируемая, счетная. В принципе все для этого проработано, все это потихоньку делается, а главное, что у властей есть полное понимание, как это процесс должен осуществляться.

Ощущается ли в новых субъектах нехватка медперсонала?

Да, конечно, ощущается. Из-за этого туда и приезжают россияне, российские врачи по нескольким линиям. И по линии добровольцев — берут отпуск и приезжают. Но это уже уходящая тема, добровольцев меньше становится. Основная масса едет по линии ФЦМК (Федеральный центр медицины катастроф) и по линии помощи подшефных субъектов. У каждого субъекта России есть свой подшефный регион. Например, за Лисичанск отвечает Татарстан, за Северодонецк — Пермский край и так далее. И поэтому на свои подшефные территории субъекты посылают своих докторов. Сейчас докторов хватает, рук хватает. По линии Минобороны тоже координируются усилия. В военных госпиталях тоже острой нехватки кадров нет.

А как обстоят дела с младшим медицинским персоналом: медсестрами, медбратьями?

С медсестрами есть определенный дефицит, но критических ситуаций не возникает. Все вопросы, которые сейчас возникают, они решаемы.

Недавно был принят закон об интеграции новых регионов в российскую систему здравоохранения. Можете сказать, какие шаги уже сделаны для этого?

Мы уже признаем все сертификаты, категории и дипломы, которые были выданы гражданам этих территорий раньше. Поэтому люди спокойно могут работать там, в том числе и врачи. Много всего делается в сфере обращения медицинских изделий, лекарственного обеспечения. С 1 марта заработали фонды, созданные на этих территориях. Идем поэтапно. У нас за спиной есть опыт Крыма, Севастополя. Поэтому есть полное понимание, каким образом это осуществлять. К тому же, там сейчас на месте работает большое количество российских врачей, которые помогают адаптироваться к переменам. Поэтому, я думаю, все пройдет достаточно безболезненно.

А хватает ли лекарственных препаратов, медикаментов в ЛНР, ДНР, Херсонской и Запорожской областях?

В первые месяцы боевых действий сообщали о том, что в некоторых больницах возникал дефицит. Я скажу про то, что знаю. Всей информацией не владею, но там, где я бывал, в военных госпиталях, точно есть все. И вот там, где я был, снабжение хорошее. Если в моменте что-то заканчивалось, то довольно быстро подвозили. Какие-то продвинутые, высокотехнологичные вещи мы просили добровольцев закупать. Они сразу все привозили — буквально за дня два-три. Что касается гражданских больниц… Ну, идеально не бывает нигде и никогда, чтобы прям все было в изобилии. Я бы сказал, что в целом в новых регионах — удовлетворительное снабжение.

То есть сама система поставок нормально работает, сбоя в логистике не возникает?

По многим линиям, в том числе по линии из федерального бюджета туда идет огромное количество гуманитарной помощи. Бывает так, что привозят с запасом, тогда приходится передавать лекарства из одной больницы в другую, потому что в данной, конкретной больнице запас достаточно большой. Но друг с другом медучреждения там уже тоже научились координироваться.

О санкциях и дефиците

В прошлом году на российском рынке возникал дефицит самых разных препаратов и российских, и зарубежных. Какие-то препараты исчезали с полок на несколько месяцев. С чем это связано?

С санкциями. Были нарушены логистические цепочки, сейчас они заново выстраиваются. Хотя прямые санкции на поставки лекарств не вводились, удар по логистике был значительным. Здесь надо отдать должное правительству — все необходимые усилия были предприняты. Поверьте мне, было непросто за такие короткие сроки наладить все поставки. Понятно, что в моменте где-то были проблемы. Но ситуаций таких, чтобы где-то люди с серьезными хроническими заболеваниями на длительный период времени оставались без лекарств, такого, слава богу, не было, и, я думаю, не будет. Сейчас уже и наши заводы на другую мощность выходят. Хуже не будет точно.

Это хорошая новость. А планируется ли как-то решать проблему зависимости российского рынка от импортного сырья? Потому что именно в сырье для тех же вакцин нам Япония уже отказала.

Конечно, планируется. Все необходимые решения приняты. Нужно просто выходить на полную мощность, достраивать те заводы, которые строились. Появляются новые проекты — уже даже сверх того объема. Здесь никто нам не поможет, поэтому все только в наших руках. Накануне к нам в Госдуму приезжала кубинская делегация. У Кубы большие успехи по генетике, по биологии. Много есть у них хорошего, много есть у нас хорошего. Мы, оба государства, находимся под санкциями. Поэтому с такими дружескими странами точно нужно укреплять отношения, в том числе и в сфере здравоохранения.

Опять же наверняка будут какие-то общие идеи совместных предприятий, обменяемся технологиями. Мы не одни. Это точно. И не все лекарства производятся в тех странах, которые против нас вводят санкции. Поэтому что нужно сделать? Развивать импортозамещение. И речь не только о сырье. Нужны еще оболочки — без них лекарство не выйдет на рынок. Нужны другие субстанции. Поэтому все производство должно быть локализовано здесь и на новых современных предприятиях. Например, даже в моем избирательном округе, в Скопинском районе (Рязанская область), есть европейского уровня клиника, там огромный новый цех в ближайшее время должен заработать, где в том числе смогут производить препараты на основе плазмы крови.

Помогать наращивать производство медпрепаратов и медизделий будут госкомпании или частные компании?

Частные предприятия.

О реабилитации участников боевых действий

Сейчас все чаще обсуждается тема реабилитации и абилитации военных, ветеранов, их последующая интеграция в общество. Есть ли в России нехватка кадров, специализирующихся на лечении ПТСР и травмы? Насколько этот дефицит серьезен?

Проблема такая есть. Нужно обучать. Сейчас огромную помощь оказывают добровольцы. Но мы понимаем, что добровольцы это не профессионалы, поэтому их возможности ограничены. То есть они только на определенном уровне могут оказать помощь. Прежде всего в селекции тех, кому требуется помощь.

Большому количеству людей, вернувшимся из зоны боевых действий, уже потребуется не психологическая помощи, а психиатрическая. Здесь тоже есть проблемы. Боец только в самом крайнем случае пойдет к врачу. Они испытывают определенный стыд, не хотят показаться слабыми. Многие недооценивают симптомы. Подумаешь, ночью кошмары снятся, подумаешь, бессонница несколько недель продолжается.

А разработана уже какая-то модель по работе с такими пациентами?

Все нужно делать в активном режиме. В каком варианте это будет исполнено, пока непонятно, мы стараемся изучать разные практики. Например, на Западе рассылаются анкеты, где есть специальный опросник на проверку симптомов ПТСР. Когда военный заключает контракт, он соглашается, что будет заполнять все бумаги, которые приходят ему по почте по линии Минобороны. Поэтому здесь у него как бы нет возможности отказать. По ответам опросника понятно, нуждается ли человек в психологической, а иногда даже психиатрической помощи или нет. Сразу скажу, что большое количество все-таки нуждается. Это вот один вариант.

Второй вариант — определенная этапность диспансеризации. Там во время осмотра у врача пациенту выдается по факту тот же самый опросник. Но опять же, все-таки первый вариант опробованный, он действенный.

Новые технологии и телемедицина здесь могут помочь?

Естественно, что в сельских территориях гораздо больше проблем с квалифицированным персоналом. У нас страна большая, точно нужно использовать искусственный интеллект или медицинские технологии. Будут терминалы, куда будет загружаться этот опросник. Приходит человек, отвечает на вопросы, и нам уже понятно: нужна ли ему помощь. На ранней стадии все поддается лечению гораздо легче, чем в запущенных случаях.

Следует ли отдельно работать с членами семьи военного?

Страдает не только сам боец, но и его семья. Это же тоже стрессовая ситуация для них. Надо бойцу объяснить, что он приходит домой, а там родственники. Они за него переживали все время, их психологическое состояние от этого тоже пострадало. Может быть, удастся наладить доверительные отношения с бойцом через семью. Объяснить ему, что нужно пощадить детей и так далее. Супруга тоже должна понимать, что когда ее муж вернется, он будет немного другой в психологическом отношении. Поэтому совместными усилиями так и решать проблему.

Но в России же есть еще такая проблема: стигма, большое количество предубеждений против психологов, психиатров, которые сложились еще в советские годы. Это станет дополнительным препятствием?

Ну, может, старшее поколение, да… А молодежь, она продвинутая в этом плане. Активно пользуется услугами психологов, учится управлять психическим состоянием. Это же всегда конкурентное преимущество. Здесь я не вижу проблем. Семье тоже должны присылать памятку, где написано следующее: если вы замечаете вот такие симптомы, то поговорите с любимым человеком, обратитесь за помощью.

А у нас после чеченских войн не осталось каких-то собственных исследований и наработок, как обращаться с военными, пережившими травматичные события?

Да, эти проблемы изучались. По сути сейчас ВМА (Военно-медицинская академия им С. М. Кирова) такое головное учреждение по подготовке клинических рекомендаций, в том числе и по психологической реабилитации. В их основу легли и исследования по Афганской войне, и чеченским войнам, а также зарубежный опыт.

Об особенностях ранений в нынешнем конфликте

Возвращаясь к теме телемедицины, вы вот у себя в канале писали, что работаете над интернет-ресурсом, где будут выкладываться видеоуроки по военно-полевой хирургии. Как эту инициативу встретили?

Первые три лекции мы уже выложили на сайте Российского общества хирургов. Мы на видео записали, как лечить те или иные ранения. Есть ролик, как организовывать сам госпиталь на передовой, как правильно здание выбрать для этого, как правильно обеспечить безопасность сотрудников, как оказывать первую помощь, как эвакуировать людей и медперсонал. Мы видим, что противник целенаправленно обстреливает медицинские здания в Запорожской области, Первомайске (Луганская область). Поэтому безопасность персонала и пациентов должна стоять прежде всего. В общем, полностью все этапы хотим охватить, как себя должен вести врач с момента, как пациент получил ранение, до его реабилитации.

А кто целевая аудитория таких видеороликов?

Врачи, хирурги, как военные, так и гражданские, в большей степени даже гражданские. Все должны понимать: война другая. Тяжесть ранений на порядок выше, чем в предыдущие войны, потому что растет калибр, меняются поражающие элементы. Если в Афганской и Чеченских войнах преобладали больше пулевые ранения, то сейчас их единицы. Основная масса пациентов — с осколочными ранениями, причем такими достаточно тяжелыми ранениями. Энергия, энергетика поражающих элементов стала во много раз выше. Чтобы правильно и в нужном объеме лечить, нужно, чтобы врач понимал, как работать с ранениями такого типа. Мы пытались показать основные типы травм и ранений. Это нашло большой отклик, некоторые энтузиасты сейчас тоже готовят собственные видеоматериалы. Поэтому в ближайшее время проблема, где что-то посмотреть, подучить, исчезнет.

О новых исследованиях и расширении аптечной сети

После начала боевых действий практически все крупные иностранные фармкомпании приостановили проведение клинических исследований в России своих препаратов. Таким образом, пациенты потеряли доступ к современному лечению. Обсуждается ли в Госдуме сейчас эта проблема? Вообще, насколько это отразится на России?

Не совсем правильная постановка вопроса. Полностью доступ, естественно, никто не потерял. Но опять же, исследования исследованиям рознь. Многое зависит от фазы исследования, от того, как это исследование проводится. Так вопрос не стоит. Нельзя сказать, что мы полностью отрезаны от современных методов лечения. Наоборот, вся стратегия развития здравоохранения направлена именно на инновационный метод лечения и диагностики. В этом году стартовал перинатальный скрининг. Уже выявлено несколько десятков пациентов-малышей, которые рождаются с врожденными заболеваниями. От того как быстро начнется лечение, у них зависит и сама жизнь, и ее качество. Это очень дорогого стоит. У нас вектор сейчас на современные разработки и современные методы лечения.

Но двигаться по этому курсу придется собственными силами?

Да. Многие фармзаводы сейчас работают и строятся. Если мы берем инсулин, это наши полностью отечественные разработки. Как раз вот кубинцы приехали, заинтересовались. Полностью от начала до конца наш цикл. И по таким наиболее важным, скажем, стратегическим заболеваниям у нас, слава богу, уже решены проблемы. Так же будем действовать и в будущем. Еще раз могу сказать, что здоровье и жизнь — это абсолютный приоритет для нас и для правительства. И здесь точно никто не будет вправо сдвигать, только влево. Все силы будут на это положены.

Недавно в СМИ появилась информация о том, что в Госдуме хотят вернуться к идее ограничения работы аптечных сетей, чтобы избежать перенасыщенности рынка аптеками. Похожий закон вносился в 2020 году, но тогда он не прошел дальше первого чтения, почему решили к нему сейчас вернуться?

Не слышал ничего об этом законе. Наоборот, у нас на сельских территориях по-прежнему не хватает аптек. Недавно приняли законы о дистанционной торговле сначала обычными лекарствами, а потом уже рецептурными лекарствами. Мы планируем расширять аптечные сети.