«Здесь правила одни, и цель одна». Как прошел концерт в поддержку Хаски и был ли он похож на митинг (нет)
Днем 26 ноября из Краснодара пришло нетипичное для российских судов известие: рэпера Хаски (Дмитрия Кузнецова) немедленно освободить. Он отбывал 12 суток административного ареста за мелкое хулиганство. За несколько дней до этого решения Оксимирон, Noize MC и Баста, объединив усилия, объявили о стихийном концерте в поддержку Хаски «Я буду петь свою музыку» — это цитата из его песни. Идею поддержал в твиттере Навальный и многие другие политики. Каким был этот концерт и получился ли он похожим на митинг, разбирались на месте корреспонденты RTVI.
Очередь на концерт
Мы приехали за полчаса до заявленного начала и простояли чуть больше часа. Очередь, изгибаясь трижды, опоясывала торговый центр на Ленинском проспекте и заканчивалась почти на проезжей части.
Как и на любом другом концерте, всюду сновали ушлые парни, предлагавшие «билетик» или пройти без очереди (цена вопроса — 800 рублей). Нетипичным было то, что помимо этих дельцов к людям подходили миловидные девушки с социалистическими листовками в поддержку Хаски, а еще журналисты с диктофонами.
Рядом с нами записывал стендап ведущий Навальный Live, правда, он был в шарфе ЦСКА и на вопрос, кого представляет, ответил: «Один там ютьюб-канал». Сам Навальный, судя по инстаграму, отстоял ту же очередь с женой и дочерью.
Внутри клуба
Внутри клуба столпотворение, но достаточно мирное. Концерт еще не начался. После рамок по лестницам несутся громкие подростки; чтобы поскорее пробиться к сцене, они не сдают куртки и стягивают их на бегу. Вообще публика самая разная: от тинейджеров в худи до офисных клерков в белых рубашках и галстуках.
Вполголоса играют треки Хаски, и люди подпевают. На экранах его цитата «Я буду петь свою музыку», графика с ней будет немного меняться под каждого артиста. У Оксимирона по белым буквам поднимается дым, у Басты как будто течет кровь, а у Нойза экран шумит, вздрагивая.
Оксимирон — осторожный проповедник
Первым выходит Оксимирон. Именно он придумал и сделал этот концерт. «Хотел написать твит в поддержку, но понял, что этого недостаточно», — объяснит он чуть позже.
Оксимирон нетипично много и вдумчиво говорит о политике и об обществе, словно взвешивая каждое свое слово и даже разжевывая.
«Сорри, я сегодня в режиме проповедника, на самом деле редко так говорю. Кто ходит на мои концерты, знает. Просто накопилось. У каждого есть свой барьер, когда накопилось. У меня накопилось на днях», — говорит он и продолжает: «Мы с Хаски очень по-разному смотрим на мир. Речь вообще не об этом».
Чувствуется, что Оксимирон держит себя в рамках, сглаживает острые углы, не превращая происходящее в митинг. Он говорит о свободе творчества, но не произносит слова «власть», «суд», «полиция», «оппозиция». Не называет он, конечно, и никаких имен политиков. Никаких лозунгов.
Пожалуй, самый острый момент — когда Оксимирон вспоминает Мартина Нимёллера, немецкого проповедника и противника нацизма. Рэпер медленно зачитывает его цитату:
«Когда нацисты пришли за коммунистами, я молчал, я же не коммунист. <...> Потом они пришли за евреями, я молчал, я же не еврей. А потом они пришли за мной, и уже не было никого, кто бы мог протестовать».
И зал выкрикивает продолжения этих фраз. Оксимирон тут же оговаривается, что не сравнивает современную Россию с Германией Гитлера: «Такие проблемы были во все времена и у всех народов… Но мы живем в наше время и здесь».
Как бы противореча этой же цитате, Оксимирон подчеркнуто не говорит ни о каких других репрессиях кроме помех музыкантам. Даже о казалось бы смежной теме уголовных дел за репосты (он много говорит о свободе выражения своих мнений) — ни слова.
Зал на его «проповеди» реагирует по-разному. Кто-то одобрительно гудит, кто-то просто визжит «ты лучший», а кто-то ворчит «фигня это все».
К концу выступления Оксимирона возникает ощущение, что он и его фанаты пришли все же на несколько разные вещи: он на «митинг-концерт-который-как-бы-не-митинг-но-почти-митинг», а они скорее просто на его сольник, потому что он в этом году обещал больше не давать концертов.
Нойз — оголенный нерв
Оксимирон уходит, фанаты скандируют его имя. Снова включают записи Хаски. Вполсилы играет «Ай», и толпа выкрикивает «Ай» каждый раз; выходит впечатляюще.
Ни Оксимирон, ни Нойз, ни Баста никогда не проводили таких акций, и каждый, очевидно, искал свой формат. После проповедника Оксимирона вышел оголенный нерв Нойз. Нойз — друг Хаски. Нойз, у которого накопилось далеко не на днях. Он не сдерживает себя, просто не произносит речей; Нойз говорит пару слов от самого сердца и поет, поет, как в последний раз.
Для него преследование Хаски — продолжение собственной истории: в 2014-2015 годах в десятках городах отменяли его выступления из-за позиции по Украине, еще раньше его арестовали на 10 суток за оскорбительные высказывания в адрес полиции.
Само выступление Нойза — уже законченное высказывание. Он начинает с «Панелек» Хаски и взрывает зал. Он призывает к миру в «Иордане», подкалывает нашистов перед «Нашим движением», говорит, что людей с автоматами стало «многовато» и поет «Люди с автоматами», а перед «Чайлдфри», его совместным треком с Монеточкой, он вспоминает депутата Милонова, который предложил сдать Нойза и Монеточку на опыты, и из зала несется: «Нахер Милонова». Это самый политически острый момент всего концерта.
У сцены уже другая публика: подростки с сета Оксимирона куда-то делись, это уже рок-концерт, где девочки прорываются через толпу с полными стаканчиками липких коктейлей, а парни даже пытаются слэмиться (безуспешно). На заключительной «Устрой дестрой» в движение приходят даже те, кто до этого стоял равнодушно: «Всюду гадость, скоты кругом, задай им жару, устрой погром!»
Баста — добрый батя
Баста отличается от Оксимирона и Нойза. И не только возрастом. Он не бунтарь и совсем немного в начале говорит про концерт: «Мы собрались, чтобы поддержать возможность каждого человека говорить то, что хочет, и петь, что хочет».
Потом возникает заминка с барабанами и Баста говорит с девушкой из зала, шутит с барабанщиком, предлагает спеть строчку из Стаса Михайлова, уходит и приходит снова. В общем, делает, что угодно, но не говорит о Хаски. Он уже все сказал (см. выше). Его солидарность просто в том, что он здесь.
Ему, похоже, не нужно произносить речи и разжевывать нужную мысль. Он поет про гнет свинцового купола и размышляет, что там, где нас нет, хорошо. Зал буквально рыдает под «Сансару» и даже перекрикивает Басту с микрофоном. Те, кто не знал текст, под конец все равно повторяли припев.
Финал как катарсис 
Фотография: Иван Краснов / RTVI
За несколько часов аудитория, соединившая фанатов и тех, кто пришел скорее на политическую акцию, полностью смешалась. Это как песни у костра, только огромного. Фидбэк в зале, тем более не на сольном концерте, — это наивысшая форма коммуникации музыканта с аудиторией. Артисты всегда чувствуют зрителя и ждут обратную связь, но далеко не всегда она случается. Все трое музыкантов ее получили, каждый по-своему.
Но это еще было не все. Из-за кулис под конец концерта все чаще выглядывал бывший участник распавшихся «Грибов» Киевстонер, а Баста все спрашивал своих о чем-то. Наконец он позвал на сцену Оксимирона и Нойза. «Нас всех невозможно было представить вместе на одной сцене, но мы здесь», — кричит Оксимирон и обнимается с Бастой и с Нойзом. Все вместе они поют «Мою игру», а с ними и весь зал. Чуть позже на сцену вышли десятки человек, включая, например, рэпера Фейса и поэтессу Веру Полозкову. Последние строчки песни уже выкрикивают десятки артистов вместе с залом:
Моя игра, моя игра,
Она мне принадлежит и таким же как и я,
Моя игра, моя игра,
Здесь правила одни, и цель одна.
