Желто-синий пейзаж и скульптуры без половых признаков. Почему отменилась Московская биеннале современного искусства

7 ноября в столичной Новой Третьяковке должна была начать работать Московская международная биеннале современного искусства — точнее, выставка Основного проекта арт-форума. Свои работы для нее представили как звезды арт-сцены, так и молодые художники. Однако выставка так и не открылась — после претензий Третьяковской галереи, а также заявлений Минкультуры России. О том, как такое стало возможным, RTVI поговорил с руководителем биеннале Юлией Музыкантской.

О том, что 7 ноября в Третьяковской галерее должна была начать работу Биеннале современного искусства представители арт-мира узнали из сообщений об отказе проводить арт-форум и показывать его главную выставку (так называемый Основной проект) в Третьяковке: руководство государственной институции сообщило, что «уровень выставляемых работ не соответствует предоставляемой площадке». Позже несколько телеграм-каналов распространили информацию о якобы принятом в Минкультуры решении о том, что в нынешнем году Основной проект московской биеннале показан не будет. Руководитель биеннале Юлия Музыкантская рассказала RTVI о том, зачем арт-форум готовили в полной тайне и тишине, почему еще неоткрывшуюся выставку стали критиковать одновременно либералы и патриоты, и куда ушли зарубежные партнеры и спонсоры биеннале.

Расскажите, что именно произошло с Московской биеннале?

С формальной точки зрения — только одно: мне прямо на монтаж выставки 3 ноября, ближе к вечеру, принесли письмо заместителя директора Государственной Третьяковской галереи. В нем не было ни слова о художниках, кураторах и проектах — оно было посвящено формальным вопросам и касалось режима работы в праздничные дни, в связи с которым нам закрыли доступ на площадку. Вечером того же дня начали появляться сообщения в прессе и телеграм-каналах о том, что Минкульт якобы решил нас «закрыть», а затем — уже с отсылками к самой Ольге Борисовне [Любимовой, министру культуры], в которых говорилось, что на площадке Третьяковки основной проект биеннале пройти в этом году не сможет. Никаких документов мы на 18:00 вечера понедельника 7 ноября не получили (на момент публикации никаких официальных заявлений также не прозвучало — RTVI).

Поэтому я направила письмо в Минкультуры России, без эмоций и строго по делу: я руководитель организации, у меня госконтракт с Минкультуры, и в своей работе я не могу ориентироваться на сообщения прессы и открытых источников. Я попросила формальных, простых разъяснений. Перенос из Третьяковки — на какую площадку? Кто его оплатит? Как мне отчитываться перед спонсорами — помимо субсидии Минкультуры в 8.5 млн рублей, у нас есть еще и другие спонсоры, а также грант Президентского фонда культурных инициатив.

А в чем проблема с отчетностью?

Ну, например, в том, что у нас для монтажа экспозиции было использовано много дорогих, но, к сожалению, одноразовых материалов. У нас 82 метра стабилизированных растений для инсталляции Юлии Че, 2 зеркальных стены, дорогой натяжной экран для мультимедиа для инсталляции Дарьи Коноваловой-Инфанте — натягивается один раз и повторно не используется. Перенос в любое другое место будет стоить 35 миллионов — кто мне их даст, когда, на каких основаниях? Мне в связи со всем, что происходит, может грозить статья за нецелевое использование бюджетных средств. Есть проблема, не правда ли?

Мы свою работу выполнили. Выставка готова, мы специально выложили видео, чтобы это засвидетельствовать. Единственное, что я могу делать, это спокойно ждать дальнейших решений и разъяснений от вышестоящих инстанций.

Тем не менее, содержание выставки и сама биеннале готовились в тайне — о том, что Основной проект биеннале должен открыться в Новой Третьяковке, многие зрители узнали из новостей о возникших проблемах. Почему вы пошли таким путем?

Потому, я стараюсь учиться на ошибках и неприятностях, которые произошли не только со мной, но и с моими коллегами. Этим летом я наблюдала совершенно непристойную и неприличную историю, связанную с проводившейся в Петербурге ярмаркой «1703», которая должна была пройти при поддержке одной из крупнейших российских госкомпаний. Ярмарка, к слову, была прекрасная, однако ее участников — художников — просто затравили в социальных сетях, обвиняя чуть ли не в убийствах. Составлялись какие-то списки, от художников требовали отказаться от участия, и те в панике звонили в свои галереи, и просили снять их работы…

А теперь представьте — у нас на Основном проекте биеннале работают настоящие, живые художники. Работают в прямом смысле слова — некоторые экспонаты создавались специально для проекта и прямо на месте. Люди творческие, нежные, все нервничают, каждый переживает. Мы все работали очень много, потому что всем хотелось показать самый классный результат.

А теперь представим, что нашего художника начнут отвлекать какие-то соцсети, решившие высказаться на тему его участия в госпроекте. Московская биеннале проходит при поддержке Минкультуры России, Президентского Фонда культурных инициатив и ряда госкомпаний. И я очень этим горжусь, я для этого много работала.

Мы решили защитить их таким образом. Я предложила Экспертному совету Биеннале и художникам готовить выставку в режиме тишины. На мой взгляд, это в том числе и способствовало тому, что выставка была готова вовремя. Окей, нам не дали открыться по непонятным для меня причинам, но мы отработали на триста процентов.

Ну, поскольку имена художников тоже были тайной, теперь-то вы можете о них рассказать?

Это не нуждающийся в представлении Сергей «Африка» Бугаев, который ранее представлял Россию на Венецианской биеннале. Это Евгения Буравлева, один из лидеров своего поколения, ученица Павла Никонова. Это Марина Белова и Алексей Политов. Это Платон Инфанте и Дарья Коновалова-Инфанте. Но не менее важны и те, кому мы дали шанс проявить себя — например, Егору Ткаченко: он по профессии инженер-геодезист, а по второй профессии — композитор. Он сделал 25-минутный проект «Звуки Байкала», для которого десять лет записывал, как шумит Байкал. У нас получилось не отделить «звезд» от начинающих, а, наоборот, объединить их в рамках одного проекта.

К вашему проекту предъявили претензии и, условно говоря, либералы, и патриотический лагерь. Причем, кажется, за работы, посвященные Донбассу…

Если Вы спрашиваете мою личную позицию, то я считаю, что в сложных обстоятельствах надо быть со своей страной и за свою страну. В этих регионах ведутся боевые действия, ведутся очень давно. И художники, как могут, рефлексируют это. А рефлексия — она не только через какие-то метафоры идти, а может и через чувства. Мы за годы бомбежек США в Югославии, Ираке, Афганистане благодаря СМИ и соцсетям как-то привыкли, что все время где-то люди страдают и погибают. Пора немного вылезти из айфона и увидеть реальных людей. Меня мама учила, что плакать надо не только, когда ты разбил коленку, но и когда другой человек упал и ушибся. И для меня было принципиально показать творчество авторов, кто видел это все сам, своими глазами. Это как военные корреспонденты и обычные журналисты. Все талантливые, но не все побывали на передовой.

У нас в числе участников есть две художницы из Донецка и Луганска: Анастасия Дейнека и Аделина Шабанова. Настя сделала для нас серию портретов людей, которые живут сейчас в Донецке рядом с ней. А также она написала для нас «Ангела Донбасса» — такого же, как и первого, которого она нарисовала на стене разбомбленного детского сада. Аделина Шабанова из Луганска сделала серию «История синих зайцев». Зайцы живут также как мы, но еще они обсуждают между собой, как им лучше скрываться и прятаться от огромной красной птицы, которая периодически пикирует на них сверху.

Ну а в так называемой патриотической среде бешенство вызвала работа Евгении Буравлевой «Родина», в которой в зеркале заднего вида автомобиля показаны желтое пшеничное поле на фоне синего неба.

Фото, использованное в этой работе, было снято в Краснодарском крае. Красота в глазах смотрящего. А у того человека, который углядел в этой работе какие-то антипатриотические мотивы — даже не бревно, а осколок какой-то. Кстати, подытоживая ваш вопрос об участии художников из Донецка и Луганска на биеннале: если кого-то не устраивает, что мы позвали в проект художниц из этих регионов России, то пусть считают, что участники из ДНР и ЛНР — это международное представительство. Мы же Московская международная биеннале (смеется).

Другого международного представительства, как я понимаю, нет?

Нет, и потому, что у нас с 2019 года концепция — институциональное партнерство. Партнером восьмой биеннале была Альбертина (Вена, Австрия), а у нынешней девятой должен был быть римский MAXXI (Национальный музей искусства XXI века — прим. RTVI). В марте стало ясно, что совместного проекта не получится. Я собрала Экспертный совет Биеннале, и мы решили, что мы проведем IX биеннале как запланировали, в ноябре, будем делать проект только с нашими художниками. Сосредоточимся на своих, покажем наших авторов самым лучшим образом. Такая Московская биеннале, русский взгляд. Понятно, что у всех авторов свои взгляды, в диапазоне от нейтральных до патриотических — и этот разброс, как мне кажется, отражает саму структуру общества. Как и претензии анонимных телеграм-каналов, и даже ругань по этому поводу — мы пока что живем в стране, в которой свобода как самовыражения, так и мнения гарантирована Конституцией.

Вам поступали какие-то сигналы — формальные или неформальные — о том, чем могли быть недовольны Третьяковская галерея или Министерство культуры?

29 октября на площадку приезжала директор Департамента музеев Минкультуры Елена Харламова, она вместе со мной и представителем Третьяковки прошла по выставке, и никаких замечаний не высказала. Более того, мы обсудили возможные гастроли выставки по регионам. Единственная претензия, которая мне довелось услышать, была озвучена сотрудником, собственно, самой Третьяковской галереи: мне предложили, скажем так, поменять визуальный ряд инсталляции Сергея Бугаева, посвященной нашим снесенным и оскверненным в Европе памятникам. Я отказалась. Последствия вы видите.

И это при том, что поводов для отмены нет. Приведу пример: есть дуэт художников, Марины Беловой и Алексея Политова (кстати, их работы есть в коллекции Государственной Третьяковской галереи). Они работают с наскальными рисунками древних людей, «петроглифами». У них даже есть интересная теория о неразрывности связи в искусстве от древних изображений к античности и до современных рекламных плакатов. Так вот, специально для биеннале они изготовили скульптуры, скажем так, без половых признаков.

Зачем это понадобилось?

Затем, что мы, желая сделать выставку максимально открытой, решили, что она должна быть доступна для семейного посещения, то есть нам нужна была возрастная маркировка 6+. Все художники пошли нам навстречу, в законе все очень четко прописано, что допустимо, что нет.

Хорошо, скажите, а Минкультуры имело право вмешиваться? Ведь Биеннале организовывается и управляется фондом, а он — общественная организация.

Давайте не будем обвинять Минкультуры на пустом месте. Пока что оно не вмешивалось, никаких решений не принимало. Оно является учредителем и вышестоящей организацией Государственной Третьяковской галереи, которая вмешивалась описанным выше способом. Я написала письмо, получу ответ, каким бы он не был, все узнают.

У нас есть традиция: накануне вернисажа мы встречаемся всей командой и со всеми художниками за ужином — еще до открытия, где мы принимаем гостей и журналистов. А накануне наш праздник, когда мы завершили уже все дела, и радостно ждем момента, когда покажем это всем. Мы не стали отменять такой ужин в это воскресенье, все встретились, обнимались, мы все надеемся, что вернисаж состоится.

СМИ писали — правда, без ссылок на источник информации — о том, что Минкульт якобы принял решение, что в Третьяковской галерее Основной проект биеннале в нынешнем году не состоится. Теоретически, мог бы Основной проект пройти в негосударственной институции? В музее «Гараж» или на «ГЭС-2»?

Не хочу и не имею возможности говорить в сослагательном наклонении. Выше я уже рассказывала о том, на что пришлось потратиться уже при монтаже выставки в Третьяковке. Многие экспонаты просто сделаны специально для этого помещения. И, нужно признать, что без помощи государства мы бы не справились.

Кто еще спонсировал выставку? Были ли иностранные спонсоры?

Кроме Минкультуры, средства выделил Президенский фонд культурных инициатив — 10 миллионов рублей. Кроме того, нашими партнерами стали Промсвязьбанк и РЖД — но у нас с ними есть соглашение, по которому мы не раскрываем сумму их взноса. Зарубежный спонсор у нас один — многолетний партнер, фонд Гейдара Алиева из Азербайджана. После начала военных действий ушел другой наш многолетний партнер, фонд Леонарда Блаватника — они больше не поддерживают проекты в России.

У любого биеннале, помимо Основного проекта, всегда есть параллельная программа. У Московской она тоже всегда была, и довольно обширная. А в этом году у вас она есть?

Нет, и по очень простой причине — заявки на нее от площадок принимаются до конца мая. В конце мая, мягко говоря, немногие [площадки и музеи-участники параллельной программы] понимали, что будут показывать в ноябре. Зато у нас есть публичная программа, с лекциями и показами. Например, мы попросили одного из участников арт-группы «Гром» Алексея Логинова сделать серию лекций по истории фотографии, в которой он прекрасно разбирается.