Директор «Ельцин Центра» Александр Дроздов рассказал RTVI о рисках признания Центра иноагентом, о возможностях вернуться в Россию 90-х и о том, поддержал бы спецоперацию первый президент России Борис Ельцин.

О том, что такое «Ельцин Центр»

«Ельцин Центр» — это довольно большое учреждение, которое появилось на свет благодаря тому, что в 2008 году был подписан федеральный закон о центрах исторического наследия завершивших полномочия президентов Российской Федерации. Это не только про нас, как вы понимаете, а про всех президентов, которые не то чтобы пожелают, — они обязаны по этому закону открыть свои центры.

Главная цель — нести ответственность и приводить своих людей к успеху, если совсем коротко. Отвечать есть за что, потому что это большое хозяйство, это довольно сложно устроенный экономический механизм, который финансируется из разных источников: частично из федерального бюджета, частично, и по большей части, из коммерческих пожертвований, пожертвований коммерческих структур, личных пожертвований и т.д. То, что называется ядром «Ельцин Центра» — это экспозиция, посвященная истории девяностых, т. е. это по сути дела история эпохи, на фоне которой мы презентуем фигуру первого президента. То есть это портрет на фоне эпохи. Это нельзя назвать буквально музеем.

Я хочу сказать, что это ядро — всего лишь небольшая часть «Ельцин Центра», это 80 тысяч квадратных метров, на которых размещаются арт-галерея, киноконцертный зал, книжный магазин и многое другое, что по вкусу стало екатеринбуржцам и не только. Кафе, спортзал, фитнес, и потом какая-то часть помещений, естественно, арендуется, потому что без этого [нельзя], как вы понимаете, поддерживать такое масштабное сооружение. Я имею в виду просто технически — свет, вода…

О посетителях «Ельцин Центра»

Сужу по цифрам: вот сегодня они демонстрируют превышение доковидного уровня посещений, т. е. это более 10 тысяч человек в день. Вот именно за последний год, точнее, начиная с зимы, когда стало спадать это ковидное безумие, народ стал приходить туда. Просто, как мне кажется, наконец они поняли, что это пространство, в котором можно найти для себя комфортный угол. Взять книгу, посидеть со стаканчиком кофе, побыть в атриуме в огромном <…>, поиграть в пинг-понг, у нас пять столов стоит, на том месте, где когда-то были концерты Земфиры, «Мумий Тролля», пожалуйста. <…> Школьников насильно не водят, да мы и не хотели бы, чтобы их туда приводили насильно. Для систематических школьных посещений в Екатеринбурге существует центр под названием «Россия — твоя история». Не могу ничего сказать дурного, это очень хороший, технологичный, очень стройно продуманный центр. Вот он для школьников, он такой игровой, там куча всяких тачскринов, и туда водят экскурсии. К нам они тоже приходят, но это вне программы, пожалуйста, школа хочет — приводит.

Это не та территория, где формируется идеология. Вот почему-то нас все время подозревают в том, что мы как бы вот навязываем, мы кого-то уговариваем. <…> «Ельцин Центр» — это заявка на очень важную идею преемственности власти, преемственности президентской власти. Это, собственно, начало традиции, которая, как вы знаете, практически в советское время была нам незнакома, я имею в виду передача власти. Ельцин, собственно, эту систему заложил, это было, вообще говоря, в основе Конституции 1993 года. Очень интересная книга, как сказала одна гибкая телом, так сказать, общественная деятельница, и вот первая книжка, мне она интересна, она мне больше нравится, честно говоря, она короче, как-то веселее. Но второй том тоже, он у нас в музее, пожалуйста, можно прийти, на выходе ты его получишь.

Так вот эта идея преемственности, поступательности и сменяемости власти, вообще заложена в Конституции и была, собственно, реализована Борисом Николаевичем Ельциным. И вот наша задача заключается в том, чтобы, во-первых, сохранить эту идею, а во-вторых, последовательно напоминать о том, что она реализуема.

Иван Краснов / RTVI

О создании «Ельцин Центра»

Мы вместе с моим замечательным заместителем Владимиром Николаевичем Шевченко, Чрезвычайным и Полномочным послом Российской Федерации, многолетним руководителем протокола при всех президентах, и при Горбачеве, и при Ельцине, и при Медведеве, и даже какое-то время при Путине, посмотрели кое-что в Европе. Есть замечательный Музей Черчилля, прекрасный Музей де Голля, довольно современный музей армии. А потом поехали в Штаты по приглашению Клинтона, последовательно проехались по этим президентским библиотекам — они там так называются — Рейгана, Буша-старшего и Клинтона. И пришли к выводу, что в принципе вообще такой музей эпохи стоило бы сделать и в России. И из этого родился этот закон, хотя, должен сказать, мысли о том, что в принципе Россия нуждается в некоем законе о президенте, не о гарантиях и привилегиях членов семьи, а закон о президенте, завершившем свои полномочия, был необходим. И вот мы, собственно, в результате поездки положили на стол отчет, записку, и из нее получился закон.

Эта идея варилась в узком кругу, куда входил [Валентин] Юмашев и Шевченко Владимир Николаевич, который в силу того, что он большой знаток протокола, особенно горячо ратовал за этот закон. Конечно, семья президента, самые близкие люди. Но, вы знаете, это была такая проба, я бы сказал. Мы совершенно не рассчитывали на то, что это завершится так и именно законом, и тем не менее. <…> Эта записка ушла к Путину, который тогда исполнял обязанности президента, это конец 2007 года.

О том, как будет развиваться «Ельцин Центр»

Мы никогда не вовлекались активно в политику. Нам все время выговаривали, что мы как бы вовлекаемся, хотя наша функция — это быть открытым пространством, открытой площадкой для всех желающих прийти что-то сказать, сделать, показать. При этом гарантий, что мы, извините, не огребем и от тех, и от других, нет никаких. Например, у нас недавно наш арендатор проводила встречу сначала с ветеранами, с участниками специальной военной операции, потом приходили журналисты екатеринбургские, которые были там, на Украине, на линии огня. Но это было подано примерно так: «В скандально известном „Ельцин Центре” прошла встреча с участниками специальной военной операции», — понимаете? И нас сразу начинают подозревать в том, что мы что-то делаем не то, мы изменили себе, допустим…

О риске закрытия центра из-за оппозиционеров, активистов, ЛГБТ

Это всё концентрация фантастики, которая рождается в силу, по-моему, информационного голода. Видимо, мы просто стоим где-то в этих ежедневных заданиях этих наших блогеров. Я, честно говоря, иногда начинаю балдеть от нашего величия. Ну то есть вот вокруг нас всё вообще, абсолютно всё крутится. Кстати, к слову сказать про оппозиционеров: не помню, чтобы кто-то приходил из оппозиционеров. ЛГБТ — это несчастный случай, когда группа местных активистов решила собраться в аудитории, это было не публичное мероприятие с участием юристов, правозащитников, и речь шла о том, чтобы, как я потом уже понял, я даже не знал, что такое мероприятие проходит. Кто-то отреагировал из блогеров, это ушло моментально в администрацию. «Сорок сороков», «Союз отцов», оказывается есть такой у нас, байкеры, ребята серьезные, в общем, типа Хирурга, стали требовать немедленно их разогнать. Я вынужден был объяснить, что если бы я знал заранее, может быть, я бы подумал.

О риске признания иноагентом и о том, кем центр финансируется

А иноагентом — на каких основаниях? Нам много раз предлагали довольно весомые суммы, еще, кстати говоря, в те времена совершенно «вегетарианские». Ну как-то господь миловал, нам хватало средств. <…> При входе в музей Ельцина у нас есть так называемая стена жертвователей, на которой все поименованы. Там есть по сути вся десятка или двадцатка российского бизнеса, Forbes. <…> Мы сдаем отчет, естественно, в котором всё это отражено. Наша субсидия тоже не секрет. Я специально еще раз назову, потому что удивляюсь ребятам, которые ленятся зайти на сайт и открыть наш баланс, наш бюджет, — это всего 372 миллиона рублей в год. Я вас уверяю, это по сравнению с другими фондами незначительная сумма. А вот еще половину или даже чуть больше нам надо добрать, и мы добираем за счет продажи услуг, реализации билетов, предоставления площадки в аренду. Но вот это здание, которое не принадлежит нам, это вообще-то собственность Российской Федерации, а там нужна вода, свет, тепло, летом кондиционер, уборка помещения, охрана — это 210 миллионов рублей.

О выборах 1996 года и о том, победил ли на них Ельцин на самом деле

Конечно, Лебедь, которого я знал, и с глубочайшим уважением отношусь к этому человеку, особенно к его размышлениям о войне. Конечно, это решило судьбу… То есть сказать, что Борис Николаевич победил один, что называется… Но он победил. <…> Ну, помогали, да. Но вот опять же все эти цифры — это всё такое преувеличение… Какие-то сотни миллионов долларов — да нет, конечно, этого близко не было.

Иван Краснов / RTVI

О том, что было бы, если бы к власти пришли коммунисты

Я вам могу сказать, вот тут недавно кто-то говорил о том: ну, если бы они победили, ну ничего страшного, они бы облажались через несколько месяцев… Вы понимаете, в чем дело, у меня никаких нет сомнений, потому что я в те годы был внутри вот этого самого журналистского мира, общественно-политической этой тусовки. Мнения были очень простые и ожидания: они приходят к власти, первое, с чего бы они начали, не с реформ, а с того, что пустили бы вообще под корень всех, кто по сути дела создал им возможность легально участвовать в выборах 1996 года.

Про обстрел Белого дома и войну в Чечне

Давайте не называть это расстрелом — это обстрел. Это тоже была критическая ситуация, которая могла бы завершиться диким хаосом на самом деле. <…> Посмотрите, что происходило: штурм Останкино, штурм Минобороны, еще какие-то объекты штурмовали, значит, все эти «пассионарии», понимаете. Вот и всё. Ну а что? Он был Верховным главнокомандующим. <…> Вот этот кризис 1993 года и, кстати, август 1991 года… Ну посмотрите — никто из его оппонентов, в общем-то, серьезно не пострадал, вообще никак не пострадал, многие остались на политической арене как ни в чем не бывало. Да, кстати, посидели они [те, кто был арестован] две недели, до сих пор город Кашин Тверской области вспоминает об этом как о великом событии: впервые их тюрьму, так сказать, заселили под завязочку.

О 90-х годах

1990-е годы заложили, создали каркас сегодняшней государственной общественно-политической системы. Но что это такое? Давайте разберем. Во-первых, это Конституция 1993 года, как вы говорите, суперпрезидентская, и она, наверное, стала еще супер суперпрезидентской. <…> Но, вообще говоря, я всегда рассматривал ее как, образно скажу, Библию гражданского общества. Если говорить о русской идее, то она там вся прописана от и до. Это комплекс законопроектов, которые работают по сей день: банковская система, рынок, система земельных отношений, вопрос собственности, закон о печати. Наконец, создание совершенно нового конструкта ядерной безопасности Российской Федерации, который положил конец этим, как справедливо говорят, односторонним уступкам Горбачева накануне 1991 года, когда ядерное оружие было передано, о котором так много говорят сегодня, из Украины, Белоруссии и Казахстана. Кстати, Казахстан в 1989 году уже прекратил испытания на Семипалатинском полигоне, между прочим, до сих пор играет ведущую роль в движении нераспространения ядерного оружия.

Вот это всё было тогда, причем это делалось очень болезненно, это вот тогда где-то на одном из совещаний, я не помню где, в Кишиневе Ельцин, пикируясь с Лукашенко, сказал: «Да, мы можем быть оппонентами, но мы обязаны быть друзьями». То есть он создал платформу этого взаимодействия, того, что называлось сейчас, менее похоже, но тем не менее СНГ, понимаете. И в этом смысле, конечно, нулевые, десятые и уже двадцатые — они все выросли из девяностых. Поэтому мне, честно говоря, смешно, когда я читаю, вот это очень популярно, так сказать, в информационном поле, делать вид, что их как бы нет. <…> Вы понимаете, это не та строка, которую можно убрать из электронного письма в компьютере, это невозможно. И это играет, между прочим, с ребятами, которые балуются со временем, вот управление прошлым, воздействие на настоящее, про будущее они, конечно, не думают, с этим хуже. Но можно же заиграться. И это с ними в свою очередь играет дурную шутку. Отрицать очевидное и делать вид, что вы не являетесь прямым продолжением этого, по меньшей мере странно. Можно же было, в конце концов, еще и на это свалить.

О Беловежских соглашениях

Беловежские соглашения — это очень цивилизованный развод, который проходил и завершился бескровно, хотя мы наблюдали за этим процессом распада как раз на фоне югославских событий. И были очень сильны и страхи, да и риски, в общем, были сильны объективно. И вы знаете, в музее можно об этом подробно почитать и посмотреть. Ельцин вообще до последнего выступал за подписание Союзного договора. <…> Более того, перед тем как Горбачев уехал в отпуск, у них был разговор, который завершился взаимными обязательствами по возвращении способствовать уговорам тех, кто еще сопротивлялся, а сопротивлялась Украина в лице Кравчука.

О том, как Ельцин отнесся бы к военной спецоперации на Украине

Это интуитивное мое суждение, основанное на моих представлениях о фигуре первого президента, о содержании его деятельности, о его реакции на такие острые сюжеты в нашей истории. Мне кажется, это не его решение было бы. Почему-то я думаю, что для него бы это решение было неоптимальным. Легко говорить за отсутствующего. Но мне кажется, что нет. <…> Вот посмотрите — конечно, он [Ельцин] был государственником, когда принимал решение по Чечне. Но жизнь-то показала, что всё значительно сложнее. И он прошел, к сожалению, или, точнее говоря, его уговорили, протащили через эту развилку, на которой еще можно было, например, просто договориться с Дудаевым, такая возможность была.

Об осуждении спецоперации

Это было решение, которое принимала дирекция. Мы сделали это вечером 25-го, разместили это наше [решение]. Принимали [в нём участие] Волошин, <…> я и еще мой заместитель, моя заместительница. Мы руководствовались уставом, духом закона, где были и есть принципы международного гуманитарного сотрудничества, права человека, ну и т. д. Плюс как бы осознание своей гражданской позиции. Вы же задавали этот вопрос, мы спроецировали это на фигуру первого президента и поняли, что мы, видимо, не имеем права не высказаться. Наш мирный призыв был на нашем сайте размещен до 4 апреля, т. е. месяц он там находился, пока к нам не обратилась прокуратура с просьбой в соответствии с законом, который появился 4 марта. Месяц. Да, вы знаете, как-то это перестало быть поводом, этот текст остался, а потом Генпрокуратура обратила на это внимание, и мы не стали спорить, ну что ж, закон есть закон.

Об уходе Валентина Юмашева с поста советника президента и связан ли он с СВО

Нет, я могу сказать достоверно совершенно — никак не связан. Он давно, собственно, готовился к этому, но в силу состояния здоровья, и плюс эта долговременная многомесячная изоляция… Он сейчас в Москве, но тем не менее он сосредоточился исключительно на делах центра, ну и еще у него есть какие-то обязанности. <…> Абсолютно логично было бы предположить или использовать это как пример некоего демарша. Ну, например, это совершенно никак не сопоставимо, скажем, с отъездом такого персонажа, как Чубайс.

О Соловьеве, Михалкове и центре, как репродукторе «мерзотной либероты»

Он [Владимир Соловьев], конечно, человек с воображением. Особенно мне понравилось продолжение этой истории, на которую ссылался Никита Сергеевич Михалков недавно в «Бесогоне», о том, что якобы формируется какая-то уральская партия, якобы Куйвашев это всё строит вокруг «Ельцин Центра».

Я, честно говоря, порадовался бы, если бы уральская партия, под которой я понимаю уральцев, людей, которые заняты трудом… Вообще, это слово, которое не очень часто, согласитесь, вспоминают сегодня, «труд». Урал — это, тут я соглашусь с Алексеем Ивановым, действительно горнозаводская цивилизация, которая заложила очень многое в характер местного человека. Между прочим, Свердловская область и город Свердловск во время референдума о сохранении Советского Союза были одними из немногих, кто проголосовали против, — и город, и область. Это что-то объясняет. Ну это мастеровые люди. Если Россия равнинная шла по горизонты, эти рыли вглубь. Это другие, я вас уверяю. Конечно, есть особенности.

Помилуйте, уральская партия — ну… Губернатор — это губернатор, человек, который ходит под президентом, рядом Полномочный представитель президента. Ну помилуйте: только придет в голову эта мысль, тут же придут ребята из центра «Э», ну о чем вы?

Об открытии «Ельцин Центра» в Москве

Были проблемы, связанные прежде всего с проектом, он оказывался по ходу работ сложнее, в общем, там потребовались значительные корректировки. Все-таки к зданию не притрагивался по-настоящему серьезно никто с начала XIX века. Там были какие-то перестройки, но мы открыли полностью объем весь под фундаментом, там появилась подземная парковка… В общем, много чего. Дело не в пандемии.

А теперь дело идет к завершению, получается очень, мне кажется, достойный и красивый объект культурного наследия федерального значения. Это собственность Российской Федерации. Мы по тройственному договору между Управлением делами президента, который представляет Российскую Федерацию, и Управлением по надзору за зданиями и сооружениями органов верховной власти, и мы как арендатор, собственно, его получили на 49 лет в безвозмездную аренду, но с обязательствами его содержать уже потом, когда будет закончена реставрация, реконструкция, приспособление. <…> Вы понимаете, в чем дело, это объект, который так или иначе надо восстановить, это уже от воли ни нашего учредителя, ни от нашей не зависит просто.

О том, может ли Россия вернуться в 90-е и о нынешнем времени

Нет, конечно, нет. Это было совершенно другое время во всех смыслах. Я бы его охарактеризовал замечательными словами тренера Бориса Николаевича Ельцина Шамиля Анвяровича Тарпищева, он выпустил недавно книжку по спортивной психологии и дал ей такое название — «Стресс рождает чемпионов». Вот передать девяностые может только состояние бесконечного стресса, американские горки. Что мы переживаем сейчас? Мне трудно сказать. <…> [А сейчас] глаза не горят вообще. Все, в общем, замерли в ожидании. Тогда был момент идеальный для проявления того, что мы называем самодостаточностью и самоорганизацией. Это, я понимаю, не самое популярное сегодня, но это было. И даже, знаете, те социальные группы, с которыми приходилось общаться… мне трудно было представить, что буду общаться с конкретными авторитетными людьми. Это тоже испытание. Всё это, между прочим, не только для меня, для многих других было вообще-то сопряжено с риском серьезным для жизни.