В течение последних недель Россия несколько раз заявляла о возможности мирных переговоров с Украиной, причем, по словам замглавы МИДа Сергея Рябкова, «без предварительных условий». Однако на днях секретарь Совбеза России Николай Патрушев выразил уверенность в «достижении задач спецоперации», и вскоре после этого критическая инфраструктура Украины была подвергнута массированному ракетному обстрелу. О том, стоит ли ждать мирных переговоров в ближайшее время и какими могут быть позиции сторон во время них, RTVI рассказал генеральный директор Российского совета по международным делам (РСМД) Андрей Кортунов.

Андрей Кортунов — генеральный директор, член президиума РСМД. Кандидат исторических наук. Работал в Институте США и Канады, в том числе директором Отдела внешней политики США и заместителем директора Института. Входит в экспертные, наблюдательные и попечительские советы многих российских и международных общественных организаций.

Почему Россия после заявлений о готовности к переговорам без дополнительных условий снова перешла к риторике, согласно которой «все цели военной операции будут выполнены»

Цели спецоперации никогда особо четко не формулировались. Существовали разные интерпретации. В том числе, если говорить о денацификации и демилитаризации Украины, уже были комментарии, согласно которым в процессе осуществления специальной военной операции они на данный момент уже были частично достигнуты.

Но понятно, что если военные действия не заканчивается капитуляцией одной из сторон, то они заканчивается переговорами и достижением какого-то компромисса. Пределы этого компромисса с российской стороны пока что не вполне ясны. Возможно, их знает только какой-нибудь инсайдер в Кремле: на какие военные уступки Россия готова пойти?

Dmitri Lovetsky / AP

Насколько я понимаю, в переговорном процессе российское руководство отталкивается от тех договоренностей, которые были достигнуты на переговорах в Стамбуле в конце марта этого года. И хотя мы понимаем, что вернуться к ним именно в том виде едва ли возможно, тем не менее, я могу предположить, что именно они рассматриваются российским руководством как возможность для дальнейшего диалога. Разумеется, с поправкой на положение на поле боя и радикализацию позиций сторон.

Готова ли Россия пойти на территориальные компромиссы

Я думаю, что о допустимости территориальных компромиссов вам никто, кроме президента Российской Федерации сказать не сможет. Я даже не уверен, что и он сейчас сможет дать ответ на этот вопрос.

В указе президента о принятии в состав России новых территорий говорится, что их границы будут определяться границами, которые существовали на день образования и принятия в состав России. ДНР и ЛНР провозгласили свою независимость в границах административных областей. Администрация Запорожской области говорила, что планирует провозгласить независимость в подконтрольных ей границах, Власти Херсонской области при объявлении независимости не уточняли, в каких границах будет она существовать. Пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков уточнял, что в случае Херсонской и Запорожской областей «речь идет о территории, в которой действовала военно-гражданская администрация на момент принятия в состав России».

Да, действительно, присоединение территорий с использованием конституционных процедур ограничивает свободу маневра для российской стороны. Но наверняка тут есть какие-то лазейки, поскольку, похоже, до конца никому не понятно, в каких именно границах эти территории были присоединены к России.

Это вообще довольно необычное решение — присоединять что-то, не зафиксировав территориальные границы четко. Но, с другой стороны, такой подход, наверное, дает некие возможности для последующих переговоров.

Являются ли ракетные обстрелы критической инфраструктуры Украины способом принудить ее к переговорам или ослабить на поле боя

Мне кажется, это можно интерпретировать и так, и так. Скажем, в случае, если в России существуют настроения в пользу возобновления переговорного процесса, подобные действия должны мотивировать на это и Украину, которая может в его ходе поставить вопрос о прекращении таких обстрелов.

Если же Киев принципиально не готов к диалогу, то смысл их может состоять в том, чтобы изменить положение на земле, заставить Украину повернуть вспять свою наступательную операцию. По крайней мере, можно предположить, что эти соображения определяют российскую позицию в этом вопросе.

Andrew Kravchenko / AP

Здесь вопрос состоит не только в соотношении рациональности и эмоций той или иной стороны, он еще связан и с общественными ожиданиями. Понятно, что если Зеленский сейчас будет свои сокращать свои требования к России, это вызовет резкий всплеск в среде оппозиционных правых националистических сил, которые считают необходимым вести войну до победного конца.

Точно такая же ситуация и у нас. Недаром сейчас в среде наших ультрапатриотов стал популярен термин «договорняк». Они считают, что никаких переговоров с киевским режимом не может быть по определению, и только полная и окончательная победа может стать итогом военной операции.

Поэтому здесь руководство двух сторон должно, по всей видимости, исходить из того, какую политическую цену они готовы будут заплатить за попытки достижения компромисса. Цена эта может оказаться очень высокой.

Смогут ли международные посредники повлиять на начало переговорного процесса

Теоретически, другие страны смогут сыграть свою роль в начале переговоров, — здесь любой посредник будет эффективным. Но это если у сторон есть предварительная готовность к компромиссу. Посредник может сформулировать его условия, как-то обозначить баланс взаимных уступок и приобретений.

Но если обе стороны считают, что со временем их переговорные позиции только усилятся за счет их успехов на поле боя, конечно, будет трудно говорить об успешном посредничестве. Тогда максимум, что смогут сделать внешние силы, — это попытаться сдержать эскалацию.

Evgeniy Maloletka / AP

Если говорить о западной военной помощи Украине, то тут в США возможны какие-то внутренние разговоры и даже прения относительно того, кто за что должен платить. Республиканцы будут ставить вопрос о том, чтобы европейцы вкладывались больше. Но принципиальных подвижек в смысле отказа от поддержки Украины в ближайшем будущем ждать не стоит.

Что касается нашей экономики, то тут можно давать различные оценки. Но на данный момент можно сделать вывод, что российская экономика оказалась более устойчивой, чем многих других государств.

Связан ли досрочный отъезд министра иностранных дел Сергея Лаврова с саммита G20 с позицией России относительно мирных переговоров

Вряд ли это стало неожиданностью. Уже само решение Путина не ехать на встречу группы G20 говорит о том, что ожидания у России были низкие. Если бы они были высокими, тогда шла бы подготовка, скажем, к беседе Путина с Байденом. Но этого не произошло. Еще до начала встречи было ясно, что серьезного разговора не получится. Поэтому я не думаю, что какие то моменты на Бали были большим сюрпризом для российской стороны.

Leon Neal / Pool Photo via AP

Может быть, конечно, там были надежды на возобновление переговоров по ядерным вопросам, но это все же немного другая сфера. Можно обсуждать двусторонний процесс контроля вооружений, снижения рисков ядерной войны, при этом не затрагивая непосредственно модальность завершения конфликта на Украины.

Ведь возможность третьей мировой войны и глобального конфликта нельзя исключать. Хотя мне кажется, что ядерная опция относится в большей степени к возможному вооруженному противостоянию между Россией и НАТО, чем между Россией и Украиной.

Мы заявляли о том, что нет ни политического, ни военного, ни какого-то другого смысла использовать ядерное оружие непосредственно в украинском конфликте. Но, конечно, если он разрастется до прямого военного столкновения России и Североатлантического альянса, то тут можно ожидать чего угодно, вплоть до эскалации на ядерный уровень, поскольку на уровне обычных вооружений и в целом вооруженных сил НАТО имеет серьезное преимущество над Россией, что станет одним из основных драйверов конфликта.