В течение всего года представители власти говорили о «мягкой посадке» экономики, снижении инфляции и низкой безработице. О том, почему простые люди не замечают улучшение жизни, RTVI рассказывает депутат Госдумы от партии «Справедливая Россия», экономист Михаил Делягин.
Что скрывается за словами о «мягкой посадке» экономики
Мягкая посадка имеет смысл, когда это происходит как в случае с самолетом: сели мягко, а потом взлетели, полетели дальше, набрали высоту. Но о новом взлете речи не идет. Есть прогнозы, нарисованные в откровенно сказочном стиле, и есть реальная динамика.

Adobe Stock
Экономический рост в 3,5% год назад был признан «перегревом экономики» — то есть недопустимо высоким (при этом 3,5% — это, прямо скажем, чуть выше статистической погрешности). После этого случились два эпизода. Во-первых, по официальным данным, рост в итоге оказался не 3,5%, а 4,3%. Во-вторых, в третьем квартале этого года официальный рост составил 0,6%.
Будем держать в уме, что инфляция у нас занижается минимум вдвое, а может и втрое. При официальном росте 4,3% и занижении инфляции мы имеем небольшой экономический спад. А при 1% официального роста и той же заниженной инфляции — спад уже вполне ощутимый. Именно его люди и чувствуют на себе.
Еще хуже ситуация с инвестициями. В третьем квартале инвестиционный спад, по оценкам, составил 3,7%. Это лишение страны будущего. Крупные корпорации уже отчетливо больше года открыто говорят об отказе от новых инвестиционных проектов (старые доделывают благодаря решениям, принятым ранее). Официальный прогноз следующего года предусматривает инвестиционный спад на 0,7%. Он даже не комментируется властями — как будто его не существует.
Занижение официального роста цен в строительном секторе достигло таких масштабов, что строители вынуждены самостоятельно рассчитывать индекс роста цен и использовать его для корректировки сметной документации и соответствующих расходов бюджета. Официальная статистика перестала отражать реальность настолько, что от нее вынужден отказываться даже бюджетный сектор.
Но проблема не только в занижении цифр. Проблема в самой логике бюджетной политики.
Бюджетный абсурд: 9,6 триллиона в кармане
На 1 января 2026 года на счетах федерального бюджета будут лежать мертвым грузом 5,2 трлн рублей. Если вычесть годовые проценты, остается 4,8 трлн чистыми — деньги, которые можно запустить в экономику немедленно. Еще 4,4 трлн рублей находятся в Фонде национального благосостояния в ликвидной форме — в деньгах и золоте. Золото можно продать Банку России без проблем. Итого — 9,2 трлн рублей лежат без движения.
При этом дефицит бюджета, по некоторым оценкам, может достичь 8,5 трлн рублей. Элементарная арифметика: у тебя в кармане 10 тысяч, тебе не хватает восьми. Что нужно сделать? Взять восемь из десяти.
Но нет. Вместо этого 5,2 трлн рублей отдают банкам на прокрутку по ставке «ключевая минус полпроцента», а потом берут у этих же банков взаймы по «ключевой плюс 0,8 процентных пункта» для покрытия дефицита. Это называется убыток. Если бы любой субъект хозяйственной деятельности использовал свои деньги так — отдавал бы взаймы дешево и тут же одалживал их дорого — он сел бы в тюрьму за растрату. Но Минфину закон не писан — или писан по-другому.

Артем Геодакян / ТАСС
Попробуйте задать Министерству финансов простейший вопрос: зачем? Каков мотив этих действий? Даже у преступника есть мотив: хотел украсть, хотел ограбить. Есть мотив недоразумения: хотел бабушку перевести через дорогу, просто рука оторвалась. Это разные составы преступления.
Но на этот простейший вопрос Минфин, похоже, ответить не в состоянии, и в нем, похоже, это понимают. Именно поэтому впервые в истории России все фракции Госдумы добровольно, без внешнего принуждения, приняли решение, что публично обсуждать бюджет следующего года могут не все их члены, а только специально отобранные и прошедшие собеседование с Министром финансов.
Получается, что экономическая политика сформулирована так, что ее невозможно обосновать даже перед лояльной аудиторией вроде депутатов Государственной Думы.
Это фактически признание неспособности — или объективной невозможности — объяснить собственные решения.
Доходы растут, но не у людей
Теперь о ненефтегазовых доходах бюджета, которые, как отметил Даниил Егоров, глава ФНС, втрое превысили нефтегазовые. Это действительно так. За первые 11 месяцев года нефтегазовые доходы сократились с 10,3 до 8 трлн рублей. Ненефтегазовые выросли с 22,3 до 24,9 трлн рублей. Соотношение изменилось с 50 на 50 в 2018 году до 70 на 30 сейчас.
Но основные причины смены пропорции — сжатие нефтегазовых доходов т, вероятно, рост цен. А расходы выросли еще сильнее — более чем на 4 трлн рублей, с 33 до 37,2 трлн.
Рост расходов произошел прежде всего за счет госзакупок, увеличившихся на 36% по сравнению с прошлым годом. Почему? Потому что в условиях подрыва экономики запрещением кредита для реального сектора и произволом монополий единственным источником ее поддержания и тем более развития становится бюджет. И дефицит растет не от глупости, а от ума — для компенсирования последствий разрушительной финансовой политики.
Дефицит увеличился с прошлогодних 360 млрд до 4,3 трлн рублей, — но сегодня это единственный инструмент смягчения отчаянного денежного голода. Стандартная экономическая теория даже не подозревает о российской реальности, в которой из-за нежелания ограничивать финансовые спекуляции (как во всех крупных успешных странах при аналогичном уровне зрелости финансовой системы) денежная масса составляет лишь 55% ВВП при норме 100%. В этом ситуации рост дефицита, даже когда он просто перекачивает деньги от финансовых спекулянтов в производственный и социальный сектора, смягчает дефицит денег, стимулирует деловую активность, а роста цен нет, так как деловая активность растет быстрее денежной массы.
При этом о росте благосостояния граждан говорить смешно. По данным специалистов Высшей школы экономики, в прошлом году 60% населения имело доход 40 тысяч рублей в месяц или меньше при реальном прожиточном минимуме 51,3 тысячи. То есть не менее двух третей страны жило на доходы ниже реального прожиточного минимума.
Именно эта реальность, а не официальная статистика, определяет ситуацию на рынке труда.
Ни безработицы, ни специалистов
Власти постоянно говорят о минимальной безработице, а бизнес массово жалуется на дефицит кадров.
Но, если выйти за пределы статистики на улицу, мы увидим огромное количество людей, не имеющих нормальной работы.
Ведь бизнес испытывает дефицит не абстрактных «кадров», а людей которые реально хотят и умеют что-то делать, а не просто болтают, или которых хотя бы можно чему-то научить . Вы зайдите на HeadHunter: буквально по выражению многих лиц видно, что человек не в состоянии сконцентрироваться даже на написании собственного резюме. Грамматические ошибки в простейших словосочетаниях (в том числе в самохарактеристике «абсолютная грамотность») — это норма. Это наглядный результат системного уничтожения образования по либеральным западным методичкам, которое продолжается профессиональными «патриотами» с визгом восторга.
Что же происходит? С одной стороны, трудящиеся лишены реальных прав. Человек, не обладающий редкими компетенциями, не может претендовать на достойную зарплату. У него просто нет инструментов защитить себя от ситуации, когда ему говорят: получай 40 тысяч или пошел вон, заменим тебя мигрантом (вплоть до индусови бангладешцев).
Мигрантов завозят именно потому, что люди, которым нужно платить за коммуналку, не могут работать на таких условиях. Значит, нужны те, кому за коммуналку платить не надо. Отсюда — деградация, алкоголизм, демографическая катастрофа. Люди лишены возможности заработать себе на нормальную жизнь.
Олег Елков / ТАСС
С другой стороны, помимо соблазнов из роликов в TikTok в духе «попляши — станешь миллиардером», система образования лишает людей способности логически мыслить, а значит — устраиваться в жизни. Если вы хотите получить нормальную рабочую специальность, проще поехать в Узбекистан, где восстановлена советская система ПТУ. Наши колледжи часто мало доступны: их мало, многие платные.
Молодой человек перебивается случайными заработками и искренне не считает себя безработным: здесь перехватил, там перехватил, пока молодой — в общем, ничего. Но дальше у него не будет никакой социальной защиты. Даже из крупных госкорпораций ко мне приходят молодые люди с вопросом: мы можем устроиться только на договор ГПХ практически без каких-либо прав — это что, всегда так теперь будет? Приходится отвечать, что при такой системе — да.
Дешевый мигрантский труд блокирует технический прогресс. При советской власти по улицам ездила коммунальная техника, убиравшая снег. А сейчас для уборки снега нужно завезти побольше индусов. Почему? Не потому, что мы не можем купить технику. Дешевый рабочий труд делает техническое перевооружение невыгодным. Техника имеет смысл, когда труд рабочего стоит дорого. Если завозишь мигрантов, техника утрачивает экономический смысл.
По Москве ездят машины с поднятыми крутящимися щетками, — для сжигания бензина, существенная часть которого, вероятно, идет налево. По паркам бродят мигранты с воздуходувками, передувая листья из одной кучи в другую. Когда человек почти ничего не стоит, а робот стоит денег, проще сломать робота и заменить его почти бесплатным человеком. С другой стороны, на человека, в отличие от робота, можно списать денег, которые он не увидит. Модернизация в таких условиях невозможна.
При этом произвол монополий, запрет на кредит для реального сектора (он доступен только финансовым спекулянтам), открытость для внешней конкуренции, сжимающийся внутренний спрос — все это создает идеальный шторм. Обратите, кстати, внимание на маркетплейсы: когда «Озон» стартовал, комиссия с продаж составляла 7-10%, а сейчас по тем же позициям, как сообщают продавцы, — 36%. Бизнесмены уходят, потому что платить такие комиссии невозможно. Оставляют личный кабинет как рекламное окошко, но работать через него не могут.
«Москва-2042» и прогноз до 2042 года
Минфин сделал прогноз, по которому бюджет будет дефицитным до 2042 года, причем как по лучшему, так и по худшему сценарию. Подозреваю, кто-то из его составителей явно начитался Войновича и решил вспомнить заголовок его книги «Москва-2042». Сама мысль о прогнозе на 2042 год при неспособности сделать адекватный прогноз на 2026-й — это к братьям Гримм, это даже не публицистика.
Бюджет сверстан исходя из того, что инфляция будет составлять 4% три года подряд. Но она не может быть одинаковой три года подряд в принципе. Как у человека не может быть одинакового пульса три часа подряд. И это положено в основу государственной политики.
Что же произошло? Банк России сказал: наш целевой показатель инфляции 4%, мы достигнем его в следующем году. Минэкономразвития взяло под козырек и заложил эту цифру в прогноз. После чего Банк России одумался и сообщил, что 4% будут только к концу 2026 года, а средняя инфляция года окажется выше. Но было поздно — прогноз уже сформирован и одобрен.
Это институциональная безответственность.
Базовые параметры диктует Банк России, который потом говорит: «Кстати, ребята, а мы тут передумали!» В такой ситуации говорить о бюджетном прогнозе на 2042 год в лучшем случае нелепо.
Что дальше

Владимир Гердо / ТАСС
Мы уже находимся в кризисе, и усиление налогового давления предельно красноречиво, — особенно на фоне контролируемых этническими группировками безеналоговых зон вроде всем известных оптовых рынков.
Малому предпринимателю станет сложнее, в том числе из-за сугубо технических трудностей расчета НДС. Часть бизнесов закроется, часть сократит доходы, часть уйдет под контроль этнических преступных группировок, которым налоги платить не нужно. Это приведет к качественному усилению этих криминальных объединений — расширению их финансовой и экономической базы, а значит, политической значимости.
При этом банки — у которых самая высокая прибыль — могут получить налоговые льготы на рекламу. В первом чтении Госдума уже проголосовала за этот закон, «Единая Россия» его одобрила, все в восторге. Больше всех в поддержке у нас, значит, нуждаются именно банки. Такова логика либеральной, то есть служащей финансовым спекулянтам экономической политики.
Тем временем слово «министр» стало ругательством. Меня в этом году так обозвали — и по контексту это было тяжкое оскорбление, предполагающее отсутствие мыслительных способностей. Было очень обидно. Это многое говорит о репутации социально-экономической политики государства.
Мы входим в новый год с экономикой, которая реально сокращается, с инвестиционным спадом, с бюджетом, который невозможно обосновать даже перед депутатами, с прогнозами, оторванными от реальности.
«Мягкая посадка» может в любой момент превратиться в падение, и это всеми силами пытаются не замечать. И главный вопрос, на который либеральный экономический блок не может ответить, звучит предельно просто: зачем вы это делаете?
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции
