В своем еженедельном блоге главный редактор RTVI-US Станислав Кучер рассуждает на злободневные темы и делится своим мнением о самых актуальных событиях в мире. На этот раз — о том, как нынешний кризис может сделать большевизм снова актуальным и почему это опасно для всех нас.
Привет, друзья!
Сегодня сам бог велел поговорить о Ленине. О том, почему Ленин жив и актуальнее коронавируса. Я понимаю, как это звучит: «Сам Бог?! О Ленине?!». Ну конечно, будет продолжение разговора обо всех нас: «патриотах», «космополитах», «государственниках», «либералах». О том, как и куда мы можем прийти в обозримом будущем. Неделю назад мне в этом помог Рузвельт, сейчас поможет Ленин (тем более что он был и остается намного популярнее).
Почему сейчас?
Во-первых, 22 апреля исполнилось ровно 150 лет со дня рождения вождя самой грандиозной и кровавой в истории человечества революции, которая не только перевернула с ног на голову Российскую империю, но и резко изменила ход всей мировой истории.
Во-вторых, и мир в целом, и Россия в частности, как и сто лет назад, снова больны ― во всех смыслах слова. Болеют обычные люди, болеют политики, болеют экономики, общественные системы. Спрос на рецепты выздоровления высок, как никогда, а, значит, появление нового Ленина более чем вероятно. Я уверен, что вы ― качественная аудитория и понимаете: под новым Лениным я имею в виду не обязательно коммуниста, а незаурядную личность, способную вдохновить всех недовольных несправедливостью мира, предложив простое и понятное решение. Такой человек может нарисоваться где угодно, но в России сейчас самая благодатная почва для его появления. Посмотрите на происходящее во Владикавказе. Там топливом для настоящего социального взрыва стал целый коктейль причин: неприятие карантина, нищета, травма Беслана, недовольство властью. Владикавказ сейчас ― та капля воды, в которой отражается целый клубок проблем всей России.
Есть и третья, возможно, самая серьезная причина, почему разговор о феномене Ленина актуален. В России Ленин жив, живее всех живых. У меня нет сомнений: коронавирусом страна переболеет, от его последствий оправится, появится вакцина, народ выработает иммунитет. От той болезни, которая сделала возможным триумф Ленина, а потом ностальгию по нему и Сталину, у россиян иммунитета нет до сих пор.
Для начала поделюсь открытием, которое я когда-то сделал сначала благодаря преподавателям истории, а затем ― чтению российских газет столетней давности.
В России весны 1917 года, то есть за несколько месяцев до Октябрьской революции, человек по имени Владимир Ульянов (Ленин) был куда менее известным персонажем, чем любая оппозиционная Кремлю публичная фигура в России второго десятилетия XXI века: Немцов, Навальный, Ходорковский, Каспаров, Яшин. У креативного класса России столетней давности были другие герои: Чернов, Милюков, Гучков, Родзянко, Шульгин, Гольденберг, Стеклов. Врать не буду: чтобы вспомнить многих из них мне пришлось зайти в Википедию. Для большинства тех, кому меньше 40 лет, это вообще ничего не значащий набор фамилий. Кто из них был известным депутатом Думы, кто главредом популярной газеты, кто либералом, кто государственником, кто меньшевиком, кто монархистом? Проведи тогда в озабоченной политикой тусовке опрос на тему «Кто встанет у руля новой России в XX веке», Ульянов-Ленин не вошел бы даже в первую десятку.
Что отличает этих ярких и умных господ от Ленина помимо того, разумеется, что все они давно на свалке истории, а мумия Ильича и сто лет спустя лежит под охраной у стен Кремля? Смею утверждать: они не смогли услышать дух времени, вырваться за рамки линейных логических построений и бросить в народ красивый мотивирующий политико-эмоциональный месседж. А Ленин смог.
Всем надоел слабый царь, все мечтали о другой России, все критиковали власть, все предлагали разные схемы смены системы — от эволюции до революции. Все видели себя строителями нового общества. Но победителем и национальным лидером стал маргинал, которого не то что народ ― далеко не каждый столичный журналист знал по фамилии, тем более в лицо. Выражаясь языком серферов, Ленин единственный сумел и почуять приближение настоящей волны, и оседлать ее, и удержаться на гребне.
70 лет Ленин для миллионов людей в Советском Союзе был популярнее Христа, Моисея, Мохаммеда, Будды, «Битлз», Пугачевой и московского «Спартака» вместе взятых.
В пьесе Максима Горького «На дне» есть персонаж ― бездомный пьяница по прозвищу Актер. В какой-то момент он вопрошает:
«Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет,
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!»
При всей харизме, красноречии и железной логике этим «безумцем» не стал даже Керенский, не говоря уже о других популярных политиках весны 1917 года, кто спал и видел Россию без Николая. А Ленин стал, потому что он навеял тот самый «сон золотой» ― при том, что привычной логики в его посланиях народу не было вообще.
«Земля — крестьянам!» Как? Каким крестьянам: беднякам, середнякам, богачам?
«Фабрики — рабочим!» Как? Каким рабочим: квалифицированным или не очень?
«Мир без аннексий и контрибуций!» Это вообще как?
«Власть — советам!» А это вообще что?
Эти нюансы волновали политическую тусовку, включая однопартийцев Ульянова, но не народ. Народ не интересовали ни вопрос «как?», ни логика, ни актуальные новшества вроде «Мы напишем Конституцию!», «У нас будет Учредительное собрание!». Народ влюбился в мечту, в картину нового мира и легко признал вождем того, кто предлагал не передвигать мебель в доме, который надоел всем, а броситься вон из него, разрушить к чертям и на этом месте построить новый. Что произойдет дальше, кто, что и какой кровью получит в реальности, в тот момент не мог предсказать никто. Включая, предполагаю, самого Ленина.
Я не говорю о том, что сейчас России нужен новый Ленин. Не приведи господь. Я напоминаю и предупреждаю: когда всем совсем и все надоест, как сейчас надоело людям во Владикавказе, лидером масс рискует стать ни Шойгу, ни Собянин, ни Ходорковский или Навальный. Все шансы стать новым вождем будут у человека, который предложит не новые варианты решения старых проблем, а новый мир и путь к нему. Квантовый скачок. Смену парадигмы. Уверен, кстати, такое предложение, как и сто лет назад, найдет отклик не только в России.
Повторю: я бы не стал поднимать эту тему сегодня в принципе, будь я уверен, что Россия и мир выучили урок истории и никогда больше не наступят на те же грабли. Но я в этом совершенно не уверен. Потому что, по-моему, как и 500, и 300, и 100, и 50 лет назад, сегодня в умах миллионов россиян совершенно логичными звучат вот эти слова, вложенные авторами сериала «Троцкий» в уста актера Сергея Гармаша, который играет надзирателя одесской тюрьмы:
«Русский народ освобождать нельзя, иначе в нутре души его поднимается такой мрак, который поглотит весь мир. И первыми ― освободителей… Русским народом можно только управлять во имя его же собственного блага… Управлять людьми можно единственно ― страхом. Страх лежит в основе любого порядка. Лучше избить одного незаслуженно на глазах у всех, нежели потом избивать каждого, кто потеряет страх и устроит хаос»
В этих словах, если хотите, ирония русской судьбы. «Русский народ освобождать нельзя». И Ленин с товарищами не освободил его, а пересадил из одной тюрьмы в другую. Которая многим на первый взгляд показалась и не тюрьмой вовсе, а просторным новым домом. Но в итоге оказалась лагерем такого строгого режима, который не снился ни российским монархам, ни даже самому Ленину.
Эта цитата ― лучший ответ на вопрос, почему власть, которая больше всего боится сценариев Майдана и арабской весны в России, три года назад, в канун столетия Октябрьского переворота, не сочла нужным публично осудить Ленина и вынести из центра столицы его труп. При том, что именно Ленин ― главный символ насильственной смены режима, приведшей к таким последствиям для человечества, по сравнению с которыми все остальные революции вместе взятые напоминают безобидную ссору в коммуне хиппи.
Дискуссию об исторической роли Октябрьского переворота, его идеологов, лично Ленина и продолжателей его дела многие считают бесполезной и даже опасной. «Не расколет ли такой спор общество? Даже если Сталина и Ленина признают преступниками, разве это повысит наши зарплаты и пенсии? Вам что, больше заняться нечем? Неужели в стране других проблем нет?»
До тех пор, пока мы будем всерьез задавать такие вопросы и не поймем, что корни главных сегодняшних проблем именно там ― в России столетней давности, ровно до тех пор угроза «можем повторить» будет оставаться реальной, а сам стикер будет актуальнее клеить на машины не 9 мая, а 7 ноября. Или вообще не снимать круглый год.
Если мы не хотим «копаться в прошлом», не готовы назвать преступников ― преступниками, а систему ― порочной, значит, мы и дальше признаем за государством право решать, как нам жить, что для нас хорошо, а что плохо. Значит, государство и впредь будет без нас решать, кого и когда наказывать, кого и когда реабилитировать, кого и когда наказывать снова. А однажды возьмет и примет нечто вроде закона «о сакральности власти», согласно которому любой лидер, расширивший границы России или воевавший с внешними врагами, — от князя Владимира до Владимира Ленина и Владимира-президента — будет считаться сакральной личностью. А любая критика такой личности — оскорблением чувств патриота ― и наказываться по всей строгости.
Напомню, труп Ленина до сих пор лежит в центре столицы державы, которая кичится традиционными ценностями и православием как руководящей и направляющей религией. И есть все шансы, что Ильич еще долго будет оставаться живее всех живых, а его мумия ― влиять на здоровье нас всех. А сами мы упорно делать вид, что это все не так.
То, почему власть не торопится с осмыслением последствий революции, повторю, объяснимо. Чего я действительно не могу понять ― почему, как три года назад, в год столетия революции, так и сейчас, я не вижу публичного разговора на другую, еще более актуальную для всех нас, не только граждан России, тему: как российское общество сто лет назад могло позволить подобному произойти? Прав или не прав был Ленин, определивший главный признак революционной ситуации как «верхи не могут, низы не хотят»? Действительно ли именно это противоречие привело к кровавой драме? Почему революция и гражданская война в принципе оказались возможными?
Сейчас, когда благодаря коронавирусу, карантину и проблемам в экономике, недовольных в России становится все больше, эти вопросы, на мой взгляд, полезно задавать каждому, как минимум, самому себе. «Ну и что, у тебя у самого есть ответы?» ― спросите вы. На одни вопросы ответы есть, на другие ― нет. Я же не гуру и не пророк, я сам в поиске.
Но на один вопрос ответ есть. Проблема в том, что миссию борьбы за справедливость в России часто берут на себя люди, больные вирусом большевизма, а в моменты потрясений ― как тогда, так и сейчас ― им заражаются большинство социально и политически активных россиян. И «патриотов», и «космополитов», и «государственников», и «либералов», и «крымнашистов», и тех, для кого Крым уже никогда не будет российским. Вы не ослышались! Именно вирусом большевизма.
Большевизм, в моем понимании, не про политику. Это мировоззрение, в основе которого принципы «кто не с нами, тот против нас», «правы мы, а, если правы они, мы их перекричим и докажем, что они не правы», которому характерно тяготение к единоначалию и презрительное отношение к меньшинству. Большевизм ― это диагноз. И это ― главная болезнь, причем не только российского общества. В Америке и среди трампистов, и среди демократов те еще большевики попадаются… Просто в России эта болезнь сейчас снова дает о себе знать. Коронавирус и экономический кризис только ускоряют ее распространение (снова смотрим на Владикавказ). Если эта зараза превратится в эпидемию, новый Ленин с новыми простыми и понятными лозунгами появится как черт из табакерки ― оглянуться не успеете. И «лечить» начнет так, что прилетит всем и каждому.