Во многих странах резко ускорилась инфляция. В США этот показатель побил 40-летний рекорд. Среди экспертов нет консенсуса ни о том, имеем ли мы дело с долгосрочным трендом, ни о его причинах. Британский экономист Чарльз Гудхарт считает, что рост цен и замедление экономического роста связаны с ухудшением демографической ситуации в мире в целом и в Китае в частности. RTVI поговорил с ним о том, как демография влияет на экономику и политику, что ждет Россию, Китай и страны Запада, а также о том, грозит ли миру новый финансовый кризис.
Чарльз Гудхарт — британский экономист, выпускник Кембриджа, почетный профессор Лондонской школы экономики, член Британской академии. Гудхарт с 1969 по 1985 годы работал советником Банка Англии по вопросам монетарной политики и финансовой стабильности. Его именем назван экономический закон, суть которого состоит в том, что показатель перестает быть адекватным, когда его достижение становится целью политики.
Еще пару лет назад казалось, что проблема инфляции осталась для развитых стран в прошлом. В течение 40 лет ее уровень в США не превышал 5%. В еврозоне инфляция поднялась выше 4% после финансового кризиса 2008 года, но потом снова упала, а часто и вовсе находилась в отрицательной зоне. C 2016 до 2020 годы в России потребительские цены увеличивались меньше чем на 6% в год. Однако сейчас рост цен начинает все сильнее заботить власти и рядовых граждан. Годовая инфляция в США в декабре 2021 года ускорилась до 7% — максимальное значение с 1982 года. Цены в 19 странах зоны евро за год выросли на 5%, что и вовсе стало рекордным значением. В России инфляция в 2021 году разогналась до 8,4%, что составило максимум с 2015 года.
По мнению Гудхарта, ценральное влиение на сиутацию в макроэкономике, в том чиле на инфлияцию, имели демографические факторы. Так, наступившему в 1990-е — и продолжавшемуся практически до 2021 года — периоду низких процентных ставок, низкой инфляции и высокого экономического роста во многом способствовало появление относительно квалифицированной рабочей силы из Китая и Восточной Европы, на которые вместе приходится около четверти мирового населения. Это позволило сократить трудовые издержки и заполнить Запад дешевыми товарами, что сдерживало инфляцию, пишут Гудхарт и его соавтор, бывший управляющий директор банка Morgan Stanley Манодж Прадан в книге «Великий демографический разворот», которая вышла в 2020 году.
Теперь рождаемость в Китае падает (7.5 новорожденных на 1000 человек в 2021 году — рекордно низкий показатель с 1949 года), численность его трудоспособного населения сокращается (на 40 млн с 2020 года), а зарплаты рабочих растут (средняя годовая зарплата выросла с 37 тысяч юаней в 2010 году (примерно $5500 по тогдашнему курсу) до 97,4 тысячи в 2020-м ($14100)). Сокращение рабочей силы в Китае и на Западе вкупе с затуханием глобализации повышает трудовые издержки при производстве и ведет к росту инфляции. Ее может подогреть еще и нежелание центральных банков повышать ставку из-за того, что правительства и частный сектор накопили долги и повышение ставки поднимет цену их обслуживания.
По мнению Гудхарта и Прадана, складывается тенденция, когда рабочие окажутся в более выгодном положении и потребуют повышения зарплат, чтобы компенсировать рост цен, что приведет к замедлению экономического роста, но зато и к сокращению разрыва между бедными и богатыми. Ученые считают, что остановить такой тренд можно двумя способами: притоком рабочей силы в развитые экономики из третьих стран или появлением в мире новой мировой фабрики, роль которой до сих пор выполнял Китай. Но жители развитых и даже многих развивающихся стран не готовы смириться с высокой миграцией — например, из Африки. К тому же Индия или африканские страны хотя и могли бы стать новыми производственными центрами, но они уступают Китаю по квалификации рабочей силы и по уровню компетентности властей, отмечают экономисты.
«Рост инфляции достаточен, чтобы запустить спираль роста цен»
В вашей книге «Великий демографический разворот» вы рассказываете о ключевом влиянии демографического фактора на экономические тренды. Что мотивировало вас задуматься о ключевой роли демографии и «китайского чуда» на макроэкономические показатели?
Мы заинтересовались темой демографии примерно около 2015 года, когда искали причины, объясняющие, почему денежно-кредитная политика центральных банков на Западе становилась все мягче, однако уровень инфляции все равно не добирал до целевых показателей. Тогда мы задумались, что далеко не последнюю роль в этой истории могли сыграть демография и глобализация, в частности — формирование роли Китая в качестве мирового производственного центра. В 2017 году я и и Манодж Прадан презентовали статью, где изложили эту гипотезу. Наш интерес подогревался меняющимися демографическими трендами с 2010 года, а также назревающим конфликтом между Китаем и США, что притормозило процесс глобализации. Мы всерьез заинтересовались тем, к каким именно последствиям все это приведет.
По нашему мнению, низкая инфляция в западных странах, начиная с 1990-х и заканчивая, фактически, 2021 годом, связана с ростом предложения [товаров и услуг], что было обусловлено увеличением рабочей силы в мире [это снижало производственные издержки и оказывало понижательный эффект на инфляцию]. На мой взгляд, специалисты по макроэкономике в развитых странах, особенно в Соединенных Штатах, не учитывали должным образом влияние [на инфляцию и другие ключевые показатели] таких глобальных факторов, как роль Китая в мировой экономике. Кроме того, как я уже говорил, они упускали из виду факторы, связанные с предложением. Почти все модели, которые использовали банки, фокусировались на спросе [населения на товары и услуги], но не на предложении. Словом, мы считаем, что глобализация привела к серьезным изменениям с точки зрения доступности рабочей силы и этот фактор решающим образом сказался на экономике в последние десятилетия.
Почему экономисты не уделяли внимания демографическому фактору?
Думаю, что причина очень проста: все прогнозы делаются на один-два года вперед, так как предсказывать более длительные тренды очень сложно. А при нормальной экономической обстановке факторы предложения на коротких временных отрезках действительно не играют большой роли. Их влияние довольно небольшое и они не приводят к мгновенным изменениям. Их эффект менее заметный и более накопительный. То есть экономисты привыкли фокусироваться на ситуации внутри собственных стран, краткосрочных трендах и на факторах спроса.
|
Что движет инфляцией Экономисты склонны полагать, что старение населения на Западе и в Китае замедлит экономический рост, но не все согласны с теорией о влиянии демографии на инфляцию. Например, аналитики указывали на важное влияние на инфляцию технологического прогресса, который сдерживает рост цен из-за падения издержек при производстве и более высокой конкуренции компаний. Кроме того, среди ученых нет консенсуса относительно того, будет ли инфляция расти в долгосрочной перспективе. По мнению экономиста Пола Кругмана, нынешний рост инфляции может быть связан с увеличением потребления после выхода стран из пандемии коронавируса, и рост цен замедлится со временем. Ведущий экономист консалтинговой компании Oxford Economics Даниэль Харенберг оспаривает тезис Гудхарта о том, что демографические тренды приведут к повышению инфляции и процентных ставок. По словам Харенберга, старение населения на Западе и в Китае как раз не разгонит, а, наоборот, замедлит инфляционные тренды, так как потребление людей после выхода на пенсию не вырастет, а снизится. По его подсчетам, уровень потребления достигает пика к 50 годам, после чего снижается. И хотя рост государственных трат на здравоохранение может вырасти, он будет компенсирован более высокими налогами. Вкупе с падением уровня производства — и отказа компаний от масштабного увеличения инвестиций в ожидании замедления темпов роста потребления — эффект старения населения будет иметь понижательный эффект на цены и процентные ставки, считает Харенберг (его доклад есть в распоряжении RTVI). |
Ваша теория о влиянии демографии на инфляцию спровоцировала споры в экспертных кругах. Повлияло ли ваше исследование на тех, кто принимает решения, их советников?
Честно говоря, я не думаю, что кто-либо из политиков считает это [демографию] ключевым или важным [фактором в экономике]. Они знают об этом [моих выводах], но они все еще цепляются за веру в то, что нынешний рост инфляции спадет. Они убеждены, что если смогут удержать ожидания в отношении будущего развития цен и заработной платы, то показатель инфляции будет медленно возвращаться к целевому. Иными словами, они считают, что нынешний всплеск инфляции носит временный характер, хоть он и продлится дольше, чем они думали изначально. Проблема в том, что инфляция в США и Великобритании уже достигла такого уровня, что и заработная плата, и устанавливающие цены организации отреагируют на это, пытаясь защитить свою реальную заработную плату и свою реальную норму прибыли от инфляции. То есть инфляция уже находится на достаточно высоком уровне в течение достаточно долгого времени, чтобы запустить спираль роста цен на заработную плату, если только центральные банки не начнут действовать очень, очень решительно и довольно быстро.
Я считаю, что демография — важная тема, на которую незаслуженно не обращали внимания. И думаю, что связанные с демографией вопросы будут становится все более и более важными для экономической науки в будущем. Так что я уже очень счастлив, что смог интегрировать анализ развития демографических трендов в макроэкономические модели.
Это довольно циничный вопрос, но в какой степени на такие расклады повлияет пандемия COVID-19, жертвами которой преимущественно стали как раз пожилые люди? В какой степени это могло изменить соотношение молодых и пожилых?
Думаю, что очень незначительно. Действительно, пандемия затронула пожилых людей в большей степени, чем молодых, и ожидаемая продолжительность жизни в западных странах за последние два года немного упала — это можно списать исключительно на COVID-19. Тем не менее, если смотреть на ситуацию в более долгосрочной и общей перспективе, то COVID-19 вряд ли можно считать масштабным событием в данном контексте. Рост доли пожилого населения продолжится. На самом деле главное последствие COVID-19 состоит в том, что он создал мир, в котором рабочая сила стала менее доступной.
Кто будет работать через 20 лет
Прогнозы указывают на рост населения в странах Африки и Индии. Рост ВВП Индии опережает среднемировой, в Африке тоже есть быстрорастущие экономики — Руанда, до недавнего времени Эфиопия. Почему они не могут занять нишу, которую ранее занимал Китай, то есть стать новыми «мировыми фабриками»?
Могут, но лишь в определенной степени. Во-первых, иммигранты из Африки и Индии могли бы преодолеть растущую нехватку населения трудоспособного возраста в западных странах за счет иммиграции. Но я не думаю, что это произойдет — по политическим причинам. Перспектива того, что такая страна, как Италия или, например, Россия, смогут принимать у себя много индийцев или африканцев, не имеет под собой оснований.
Второй способ — «демографический дивиденд» [экономический рост, подстегнутый увеличением числа людей в трудоспособном возрасте и снижением демографической нагрузки] может помочь перемещению капиталов и управленческих навыков с Запада в Индию или Африку, чтобы производить там товары, чтобы потом отправить их обратно для продажи. Примерно так все работало в случае с Китаем. Тут вопрос в том, есть ли у «преемников» Китая возможность построить компетентное, некоррумпированное правительство, способное взять на себя такие функции. Пока для этого нет однозначных предпосылок. В Китае за весь этот период [1990-2021] действовало хорошо организованное, централизованное правительство. В Африке 54 страны. Власти скольких из них способны избегать масштабной коррупции и выстраивать правовую базу таким образом, чтобы соблюдать баланс между интересами иностранных компаний и инвесторов с одной стороны, и интересами внутренних производителей — с другой? Может быть, этого удастся добиться и в Африке, но пока такая перспектива не кажется мне очень правдоподобной.
У Индии дела могут пойти намного лучше, по крайней мере, для этого есть основания. Но опять же все зависит от того, какую политику она изберет. Это вопрос политической экономики — способности Индии и стран Африки воспроизвести то, что сделал Китай. Так что в теории, да, наверное, они могли бы это сделать. На практике — для этого должны быть соблюдено много условий — политических, инфраструктурных, логистических и так далее. Значительную роль играет образование работающего населения. Пока будущее Индии и Африки остается неопределенным.
Тема увеличения рождаемости сейчас актуальна для многих стран, многие из них принимают меры для ее повышения. Например, в России пытаются стимулировать рождаемость с помощью финансовых выплат и льгот. В Китае разрешили семьям заводить троих детей. Способны ли такие меры подстегнуть рождаемость?
Рождаемость — это вопрос выбора, и когда женщины становятся более образованными и имеют доступ к противозачаточным средствам, то размер семей неуклонно начинает уменьшаться. Сейчас коэффициент рождаемости во многих европейских странах у женщин ниже 1,5, тогда как коэффициент устойчивости населения составляет 2,1. То есть существует тенденция спада рождаемости, а созданная пандемией неопределенность только ее усилила. Например, в Европе коэффициент рождаемости во многих европейских странах вообще упал примерно до 1,2. Меры наподобие тех, о которых объявили в Китае — то есть разрешение иметь больше детей — до сих пор оказывались безуспешными. Другое дело — помогут ли меры по финансовому стимулированию рождаемости, которые принимаются, например, в том числе в Сингапуре. Там на фоне падения рождаемости власти распорядились выплачивать больше денег семьям с детьми. У нас нет достаточно данных, чтобы однозначно сказать, смогут ли такие финансовые меры повернуть тренд вспять. У нас есть основания полагать, что китайские меры по стимулированию рождаемости не сработают. В то же время у нас нет однозначных оснований полагать, что финансовые меры, принятые в таких странах, как Сингапур, сработают.
|
С конца 70-х годов в Китае действовала политика «одна семья — один ребенок», целью которой было замедлить рост числа жителей. Снижение рождаемости и старение населения вынудило китайские власти в конце 2000-х годов разрешить заводить второго ребенка, а летом 2021 года — третьего. К этому китайские власти призывали в том числе ведущие экономисты страны. По мнению вице-президента Академии общественных наук КНР Цая Фана, Китаю требуется дополнительная рабочая сила. «Меры, направленные на повышение рождаемости, должны быть всеобъемлющими и быть направлены на то, чтобы семьи заводили второго или третьего ребенка или даже большее число детей. Если общий коэффициент фертильности увеличиться, то через 20 лет младенец может стать частью рабочей силы», — говорил экономист в 2017 году. По словам Цая, правительству стоит также повышать доступность детсадов и создавать инфраструктуру, чтобы семьи хотели заводить детей. После того, как в 2015 году власти разрешили китайцам заводить двух детей, по крайней мере 50% семей все равно не стали этого делать, указал Цай. Говоря о долгосрочной перспективе, меры правительства по стимулированию рождаемости все равно не смогут остановить ее снижение, так как это — закономерность, проистекающая из логики общественного и экономического развития. Как отметил Цай, рост населения, как правило, проходит через три стадии. Первая — высокая рождаемость, высокая смертность и низкие показатели экономического роста. Вторая – высокая рождаемость, низкая смертность и высокие темпы экономического роста. Третья — низкая рождаемость, низкая смертность и низкие темпы экономического роста. В итоге лучшее, что может сделать Китай — замедлить темпы убывания рабочей силы, но не повернуть этот процесс вспять. В будущем двигателями китайской экономики должны стать институциональные реформы, которые подстегнут бизнес-активность, а также вложения в человеческий капитал (здравоохранение, образование), чтобы повысить производительность труда. |
Можно ли однозначно говорить о том, что высокая рождаемость — это хорошо? С одной стороны, принято считать, что это помогает росту экономики. С другой, есть фактор изменения климата, постоянные изменения на рынке труда.
Все зависит от предпочтений политиков или экспертов, но нет никаких сомнений в том, что старение населения сопряжено с очень значительными трудностями, особенно с финансовыми. Население трудоспособного возраста сокращается, что приводит к общему замедлению роста ВВП, но к несколько более высокому его росту в пересчете на одного работника. Иначе говоря, производительность труда на одного работника повысится, но не настолько, чтобы компенсировать спад совокупного выпуска в экономике.
Тем не менее, решение о том, сколько детей нужно заводить, в конце концов остается очень личным решением. Как далеко должны зайти правительства, чтобы попытаться повлиять на это решение? Какие механизмы они должны попытаться задействовать? Это очень сложные вопросы. В любом случае, не стоит забывать и о том, что даже если стимулы к повышению рождаемости сработают, на численности трудоспособного населения это скажется не меньше, чем через примерно 20 лет. Что бы вы ни делали, население трудоспособного возраста будет убывать в следующую пару десятилетий. Единственный выход, как быстро повысить численность населения в рабочем возрасте — иммиграция. Но, опять же, с этим тоже возникают вполне очевидные причины. Высокая иммиграция вызывает разногласия в обществе — в частности, именно это стало одной из причин, почему Великобритания вышла из Евросоюза. Думаю, что в России радикальный рост иммиграции тоже не считается выходом из положения с демографией. Это проблема касается России, Китая, Германии. Население в США и Британии не сокращается только из-за высокой иммиграции.
Есть ли у демографических трендов циклическая природа? Или речь идет об обратной линейной зависимости между коэффициентом рождаемостиматериальным благополучием страны и уровнем образованности женщин? Иными словами, рождаемость колеблется в зависимости от каких-то обстоятельств — например, войн или эпидемий, или ее изменение объясняется долгосрочными процессами?
Речь идет скорее о долгосрочном тренде, чем о циклах. Да, когда ситуация становится неопределенной, как, в частности, с пандемией COVID, многие семьи предпочитают иметь меньше детей. Но фундаментальная закономерность все равно неизменна: по мере того, как женщины становятся более образованными, то рождаемость снижается; а когда здравоохранение улучшается, то люди живут дольше. Словом, общий тренд снижения рождаемости зависит от уровня образования женщин, но может быть подвержен циклическим колебаниям, но не более того.
В какой степени на рождаемость играет религиозный или культурный фактор?
Двадцать лет назад, я бы сказал, что католические страны, которые негативно относятся к контрацепции, имеют более высокую рождаемость. Но сегодня такое утверждение уже не является верным, учитывая, что в таких католических странах, как Ирландия, Италия и Испания снижение рождаемости было столь же быстрым и масштабным, как и в протестантских странах Северной Европы — в Скандинавии, Германии и так далее.
Каковы окажутся последствия «демографического разворота», о котором вы говорите. Как он повлияет на рынок труда и неравенство? Кто больше всего выиграет и проиграет?
В условиях широкой доступности рабочей силы по всему миру тем людям, которые предлагают на рынке свой труд — особенно тем, кто использует в работе физическую силу — стало сложнее бороться за ресурсы. Например, в Соединенных Штатах беднейшие слои населения не ощущают рост благосостояния в реальном выражении примерно с 1982 года. А самые образованные люди, обладающие высоким управленческим и человеческим капиталом, преуспели. Снижение процентных ставок, которое привело к росту цен на активы, что на руку богатым слоям населения, только усугубило неравенство. Полагаю, что сейчас мы наблюдаем пик цен на активы. В ближайшем будущем номинальные процентные ставки вырастут, а цены на активы, вероятно, пойдут вниз. При падении цен на активы и растущей нехватке трудовых ресурсов мы получим рост зарплат самых низкооплачиваемых работников. Доход с продажи своего труда повысится, а доход с капитала снизится, обращая вспять тренд последних 30 лет на Западе. Неравенство внутри стран снизится.
«Конфликт между политиками и центральными банками обострится»
Сейчас проблема инфляции набирает актуальность во многих странах. Журналисты и аналитики говорят о повторении 1970-х. У вас есть опыт работы в Банке Англии — как раз во время объявившего войну инфляции правительства Маргарет Тэтчер. В какой степени нынешним монетарным властям приходится сложнее, чем вам?
Нынешним главам ЦБ приходится намного, намного сложнее — причем сразу во многих отношениях. Даже некоторое время назад центральным банкам приходилось довольно просто. Они были лучшими друзьями министров финансов: ведь правительства повышали уровень государственных заимствований, а ключевые ставки не росли, то есть стоимость обслуживания госдолга не повышалась. Сейчас, если ЦБ попытаются стабилизировать инфляцию, то они рискуют спровоцировать конфликт со своими политиками. То есть финансовое положение во многих странах довольно слабое, и повышение ключевых ставок для борьбы с инфляцией осложнит положение еще сильнее.
Вероятны ли попытки политизации деятельности центральных банков и попытки ограничить их независимость?
Независимость центральных банков уже находится под некоторой угрозой, и я думаю, что в будущем она будет только возрастать. Представьте, что случится, если Дональд Трамп одержит победу на следующих президентских выборах в Соединенных Штатах? Я не думаю, что он просто так позволит ФРС продолжать повышать номинальные процентные ставки или поддерживать номинальные процентные ставки на уровне, который может сдержать инфляцию под контролем. Полагаю, что он стремился бы сделать то же самое, что сейчас делает президент Турции Эрдоган [он требовал от монетарных властей снижать ставку]. А если мы можем допустить, что подобная атака на независимость монетарных властей может произойти в США, то это может произойти и в других местах. Конфликт между политиками и ЦБ обострится в разных странах.
|
После периода так называемой «стагфляции» — высокой инфляции и низкого роста ВВП в 1970-х— главной заботой центральных банков стало поддержание ценовой стабильности. В 1990-х и 2000-х многие развитые и развивающиеся страны приняли законы о независимости своих ЦБ. Считалось, что это поможет защитить финансовые власти от давления правительств, которые будут пытаться ослабить денежно-кредитную политику в угоду своим интересам. Стремление властей стимулировать экономику в удобные для себя моменты нанесет ущерб долгосрочной ценовой стабильности, так как компании и граждане будут ожидать высокой инфляции. В России независимость статуса ЦБ закреплена в Конституции и в статье 2 закона «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)». Последние несколько лет политики в некоторых странах жестко критикуют работу центральных банков. Дональд Трамп неоднократно ругал Федеральный резерв за, по его мнению, слишком поспешные шаги по ужесточению своей политики. «Наша проблема — не в Китае… наша проблема в Федеральном резерве, который слишком горд, чтобы признать свои ошибки, что действовал слишком поспешно и чрезмерно ужесточил политику (и что я был прав!)», — негодовал Трамп осенью 2019 года из-за решения председателя ФРС Джерома Пауэлла понизить ставку на 25 процентных пунктов — ниже, чем хотел президент. В марте 2021 года президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган отправил в отставку третьего председателя центробанка страны за два года из-за их попыток сдержать инфляцию, повышая ключевую ставку. Эрдоган хотел, чтобы регулятор удерживал ставки на низком уровне, стимулируя заимствования и экономический рост. Действия российского ЦБ нередко подвергаются критике бизнесменов. Миллиардер и основатель UC Rusal Олег Дерипаска заявлял в 2019 году, что ЦБ наделен слишком большим количеством полномочий и не справляется с ролью мегарегулятора. Бизнесмен также критиковал ЦБ за чрезмерно жесткую кредитно-денежную политику и называл повышение ключевой ставки «атакой на доходы граждан и прибыль компаний». В мае прошлого года Дерипаска объявил о создании аналитического центра для дискуссий о политике финансовых властей. |
Каков ваш базовый прогноз по инфляции?
Многое будет зависеть от реакции на ситуацию в Федеральной резервной системе США. Сложность в том, что если там соберутся действовать решительно для возвращения уровня инфляции в пределы целевого ориентира, заявят, что введут изменения на 50 базисных пунктов, а не на 25, то вполне вероятно, что финансовые рынки в Европе и США значительно ослабнут. И может случиться так, что мы получим финансовый крах достаточной силы, чтобы вызвать рецессию, прежде чем инфляцию удастся сбить. Если монетарные власти столкнутся одновременно с инфляцией выше целевого уровня и рецессией, это станет для них крайне сложной дилеммой. Стоит ли продолжать попытки сбить рецессию? Или следует отступить, снизить ключевые ставки и начать скупку госдолга, чтобы справиться со слабостью финансовых рынков?
У нынешнего всплеска инфляции есть несколько краткосрочных факторов. Один из них — это повышение цен на энергоносители. Рост инфляции в США и Великобритании, в меньшей степени, в континентальной Европе, в зоне евро, носит более общий характер. Значительная часть компаний в настоящее время думает об увеличении своих цен. И с учетом того, что инфляция в Великобритании достигла 7% и, вероятно, весной сохранится на этом уровне или даже будет выше, мне очень трудно поверить, что требования по заработной плате не будут расти в соответствии с ростом инфляции.
Если говорить о роли Китая и демографического спада, то эти факторы окажут серьезное долгосрочное влияние. Население трудоспособного возраста в Китае сокращается стремительными темпами. Соответственно, увеличение производственных затрат китайских компаний тоже быстро растет. Китай перестает быть экономикой с низкой заработной платой и больше не будет способствовать снижению инфляции во всем мире, сдерживать рост цен на товары, способствовать росту доли сектора услуг [в западных экономиках] и ограничивать требования рабочей силы в наших странах. Эти тенденции приведут к сокращению трудовых ресурсов на Западе в ближайшие десятилетия по сравнению с предыдущими. Вместе с этим все большая доля этой рабочей силы будет занята исключительно уходом за пожилыми людьми, потому что их количество в нашей экономике будет расти довольно резко в пропорции к доле работающих. А старики страдают от таких болезней, как деменция, что делает их неспособными справляться с обычными повседневными делами, им постоянно требуется поддержка других. Идея о том, что роботы и ИИ могут справиться с людьми, страдающими деменцией или болезнью Паркинсона, не соответствует действительности.
С момента предыдущего финансового кризиса прошло более десяти лет. В какой мере правительства готовы к новому кризису? Экс-министр финансов США Лоуренс Саммерс, например, называл макроэкономическую политику Штатов самой безответственной за последние 40 лет.
Думаю, что Ларри [Саммерс] несколько преувеличил. Центральные банки столкнулись с очень трудными временами, учитывая борьбу с пандемией COVID-19. Я считаю, что в таких условиях ослабление денежно-кредитной и бюджетной политики было неизбежным шагом. Впрочем, это не значит, что центральные банки не за что критиковать. Я думаю, что они не обратили достаточно внимания на факторы инфляционных рисков и не озаботились тем, что это может привести к долгосрочному повышательному эффекту на инфляцию.
В 2021 году центральные банки ошиблись в своих прогнозах по инфляции. Но надо признать, что они находились в крайне сложной ситуации. В конце концов, у мы все склонные верить в то, что в будущем дела будут обстоять так же, как и в прошлом; но, как я уже упомянул, тренды, существовавшие с 1990 года по 2021 год, теряют актуальность. Cложно понять, как мы можем вернуться к эре низкой инфляции и низких ключевых ставок.
Думаю, что поворотным моментом в демографии был 2010 год, но из-за того, что переговорная позиция рабочих все еще была ослаблена, эти перемены не воспринималась всерьез и не имели большого эффекта [на инфляцию]. Другой поворотный момент — в глобализации — произошел при Трампе в связи с обострением конфликта между Китаем и Соединенными Штатами. Пандемия COVID, по сути, ускорила переход к новой реальности. Сейчас западные страны находятся в очень хрупком состоянии, цены на активы чрезвычайно высоки. Уровень долговой нагрузки, как в государственном, так и в частном секторе, слишком высок. И поскольку мы проводили экспансионистскую денежно-кредитную политику, то у нас действительно мало возможностей задействовать этот рычаг в будущем [понижать ставки и повышать госдолг для преодоление возможного кризиса в будущем и помогать экономике преодолевать негативный шок]. Нас ждут непростые времена.
Глава российского ЦБ Эльвира Набиулина имеет хорошую репутацию на Западе. Есть ли у вас мнение о ее работе? Как вы оцениваете уровень макроэкономической политики в России в целом?
Я не буду пытаться произносить фамилию главы вашего ЦБ, но это правда, что она пользуется большим уважением — как в западных экспертных кругах в целом, так и в кругах тех, чья работа связана с центральными банками или изучением их деятельности. Она проделала очень хорошую работу по поддержанию стабильности цен в России. И она действительно заслуженно считается одним из лучших руководителей центрального банка. Ей также удается поддерживать прекрасные отношения с вашим правительством, что важно. Вам очень повезло, что у вас есть такой хороший центральный банк.
Получат ли страны с низким уровнем долговой нагрузки и высокими ключевыми ставками преимущество в случае усиления дрейфа и экономической нестабильности?
Да, для таких стран, как Россия, макроэкономическая стабильность станет плюсом. В то же время нужно помнить, что ваша демографическая ситуация еще хуже, чем даже в некоторых западных странах. У вас есть проблемы, связанные с отношениями с другими странами. Так что я бы сказал, что картина довольно смешанная. В более широком смысле глобализация была большим преимуществом, поскольку очень большое количество людей смогло улучшить свои условия жизни [несмотря на рост неравенства и отсутствие улучшения уровня жизни рабочего класса на Западе]. Замедление глобализации по политическим причинам сделает жизнь сложнее для нас всех. Экономический рост замедлится, а инфляция станет выше. Я надеюсь, что ошибаюсь.
Вы много писали об истории и работе центральных банков. Есть ли предмет исследования, который бы вы хотели изучить, но на что у вас не хватало времени?
Конечно, даже в моей довольно узкой области есть очень много тем, за которые я умышленно не брался. Например, цифровые валюты центральных банков и их влияние на нашу финансовую систему. Это очень увлекательный вопрос, но, к сожалению, я очень ограничен во времени, тем более учитывая мой возраст. Поэтому я сознательно фокусируюсь на небольшом количестве вопросов для исследования.
Беседовал Евгений Пудовкин