Планы властей России по изменению ядерной доктрины — естественная реакцией на угрозу удара западными ракетами по территории страны, при этом шаг Москвы может предотвратить эскалацию военного конфликта. Такое мнение в программе «Что это было» на RTVI высказал заведующий Центром российской стратегии в Азии Института экономики РАН, бывший член Группы экспертов ООН по мониторингу санкций в отношении КНДР Георгий Толорая. Он также рассказал, кому может быть выгодна реформа Совета Безопасности ООН и что будет с отношениями России и Китая в ближайшие десятилетия.
Об изменении ядерной доктрины России
Это естественная реакция на реальную угрозу того, что по территории России будет применяться дальнобойное оружие западного производства. В этом плане [президент России Владимир] Путин делает ответственным за такой шаг западные государства, то есть ядерные государства, которые в этом участвуют поставками и наведениями своего оружия <…> Конечно, в этом снижении ядерного порога есть определенный элемент психологического воздействия на противника.
Я занимался много лет Северной Кореей и продолжаю заниматься. Надо сказать, что северокорейские руководители — Ким Чен Ир, теперь его сын Ким Чен Ын — они уже довольно давно применяют подобную тактику, довольно успешно, в отношения своих противников. Они обнародуют данные о своем ядерном потенциале, о намерении и готовности его применить, и это воздействует отрезвляюще на многих врагов. Мы видим, что результатом является то, что в Корее до сих пор никаких конфликтов не было.
Будем надеяться, что и в российском случае этот шаг руководителя страны по снижению порога применения ядерного оружия окажет некоторое отрезвляющее воздействие на противников, на воюющих с нашей страной, скажем прямо, — и эскалации не будет.
Что касается реакции Запада, я думаю, что это наигранная бодрость. Потому что реальность такова, что не исключено, что [у России] появляется легальный предлог или легальный повод для того, чтобы рассмотреть удар тактическим ядерным оружием по военным объектам, скажем, на территории НАТО. Во всяком случае, сейчас нас от этого отделяет гораздо меньше, чем раньше. И зависит это от политики Запада, от тех мер, которые они принимают.
О конфликте на Украине
Сейчас уже более-менее понятно, что конфликт можно было бы закончить. И Россия очень хочет его закончить, и те меры, дополнительные шаги, которые предпринимают США и европейские страны, они направлены на продление конфликта, с моей точки зрения <…> Украина уже проиграла фактически. Другое дело, что и Россия пока не выиграла. Но если зафиксировать нынешнее положение, то, я думаю, что это был бы такой «корейский вариант» — когда обе стороны объявили себя победителями и 70 лет живут в условиях «холодной войны», но, во всяком случае, хотя бы не воюют.
О Совете Безопасности ООН
Практика работы ООНовских структур и Совбеза во многом связана с практикой декларирования каких-то общеизвестных истин, политики, поскольку решения принимаются обычно в закрытом порядке и достоянием публики не становятся.
Если Совбез может принять решение, то он его принимает без излишней шумихи. Когда начинается шумиха, то это значит, что реального решения вопроса может не быть.
Мы это наблюдаем на протяжении последних нескольких лет по всем важнейшим проблемам мировой политики, по самым острым проблемам. Совбез не может принять решение, поэтому стороны обмениваются громкими декларациями.
А что может быть лучше в качестве повода для декларации, чем угроза вот этого монстра — ядерного взрыва? Это очень выигрышная тема, это очень выигрышный сюжет, который, естественно, стороны применяют на полную катушку. Если бы можно было найти компромисс, то заявлений бы не было.
Об эффективности работы ООН
Наблюдая ООН изнутри, я могу сказать, что, действительно, эффективность организации и ее бюрократии снижается. Она снижается и по конструктивным причинам, потому что сама Организация Объединенных Наций призвана найти консенсусные рецепты, которых, может быть, уже сейчас на данном этапе не существует в природе.
Совбез — это корневая система, а в ней решения принимает пятерка [стран-постоянных членов]. Таким образом ООН была сконструирована, и по-другому после Второй мировой войны не получилось бы.
Тогда США, СССР и Китай были противниками, но все-таки не убивали друг друга. Сейчас фактически между Россией и США идет война. Пусть опосредованная, но фактически это proxy war, это война, которая сопровождается гибелью людей, ущербом имуществу.
В таких условиях договориться о чем-то в рамках Совбеза ООН очень сложно. Совбез уже не функционален по самым острым проблемам, для чего он был создан.
Второй ООН мы создавать, наверное, не должны. Хотя сейчас структуры БРИКС, которые образуются, во многом тоже являются структурами глобального охвата. Но пока ничего другого у нас нет, кроме ООН. Поэтому это место, где, если мы не можем договориться, то хотя бы можем поговорить без того, чтобы не набить друг другу морду.
О идее реформировать Совбез
Реформа Совбеза ООН — это давняя история. Этой истории уже много десятков лет. Множество проходит собраний, обсуждений, вариантов, пишутся доклады на тему реформы Совета Безопасности, поскольку он не отражает нынешнего соотношения сил, не удовлетворяет своей работой интересов практически никого. И что-то надо делать.
Здесь [президент США Джо] Байден, вообще американцы, западники — они просто вынуждены уступать, потому что в нынешнем виде, конечно, работа Совбеза и работа ООН в целом отвечает западным интересам. Зачастую это используется достаточно искусно, как инструмент проведения собственной политики, достижения собственных целей.
Реформированный Совбез ООН был бы, скажем так, менее прозападным, менее управляемым со стороны США. Больше постоянных членов, размывание ответственности между ними, больший учет мнений других стран — вот в таком направлении движется мысль, но пока никакой конкретики нет.
Будет ли выгодно Москве, что больший голос приобретут так называемые восходящие державы или, как иногда называют их на Западе, «ревизионисты»? В принципе, это будет выгодно Москве и менее выгодно Западу.
Но, видимо, и для Запада тоже лучше иметь универсальную организацию в виде ООН для решения этих проблем, чем позволять ревизионистам объединяться и действовать уже по собственному усмотрению без достаточного механизма консультации, без того чтобы искать какие-то компромиссы.
Об отношениях России и Китая
Как говорилось, если у России два союзника — армия и флот (сейчас еще и ВКС, очевидно), то у Китая вообще союзников нет, в принципе. Китай самодостаточен.
Наши отношения сейчас очень тесные, плотные. Насколько они конъюнктурные? Я не буду прогнозировать на сто лет вперед. Но пока, я думаю, на ближайшие десятилетия они таковыми сохранятся, поскольку Китай прекрасно понимает, что Россия сейчас на переднем крае борьбы за новый миропорядок, назовем это так. Хотя мы к этому не стремились, но такая наша история, что она нас выдвинула в авангард.
Если Россия потерпит неудачу, то следующим будет Китай. И Китай не зря объявлен стратегическим противником Соединенных Штатов, и именно в том, чтобы поддерживать сейчас Россию, состоит капитальный, долгосрочный интерес Китая.
Об отношениях с КНДР
Северная Корея до сих пор очень сильно от Китая зависит. Китай это делает не столько и не только из благотворительности, но и из важности сохранения КНДР как своего союзника и форпоста в противостоянии — в первую очередь, с США — на своих северо-восточных границах.
А то, что Северная Корея сейчас разыгрывает, как говорят западные наблюдатели, российскую карту против Пекина — ну, возможно, это действительно призвано вызвать какую-то ревность Пекина.
Но Пекин не очень ведется, честно говоря, на такие такого рода игры, поскольку он понимает, что без Китая Северная Корея просто не смогла бы существовать более-менее стабильно: экономическое взаимодействие между КНДР и Китаем, в том числе и в плане обхода санкционных режимов, имеет решающее значение для страны.
Что касается отношений [КНДР] с Россией, наверное, китайцам это все же как-то не очень приятно, известная ревность чувствуется. Но поскольку у нас сейчас с Китаем очень тесное взаимодействие, отношения — мне кажется, что они понимают и наши задачи, и наши проблемы, которые мы решаем в наших отношениях с Северной Кореей. И то, что наши отношения с КНДР фактически для влияния Пекина угрозы не представляют — все равно влияние Китая в КНДР остается решающим.