Популярный магазин мерча с животными Barking Store выпустил коллекцию футболок и худи в поддержку СМИ, объявленных в России «иностранными агентами»: «Важных историй», «Медиазоны» и «Медузы». 50% с прибыли от продажи предметов одежды этой серии обещают переводить изданиям. Основатель магазина Barking Store и совладелец приюта 50pets Роман Белоусов рассказал в интервью RTVI о своей первой уличной акции, как пришел от спасения собак к производству принтов, почему магазин поддерживает СМИ, но не поддерживает Навального и чем полезно государство.

— Сначала был приют, потом родился Barking Store. Но откуда идея создать приют?

— Когда мама начала подбирать щенков, я был подростком и помогал ей. Таких как я тысячи по России. Сначала ты просто подобрал котят, пытаешься пристроить. Потом, если уже часто этим занимаешься, кого-то пристроить не удается. Постепенно животные остаются у тебя, и вдруг оказывается, что ты уже переехал за город, чтобы они все умещались… Вот так и у меня, только вместо кошек сначала были собаки.

Обычно частные приюты возникают спонтанно, и лишь в редких случаях их организовывает человек, финансово состоявшийся.

Я просто решил сделать из этой истории бренд и назвал приют «50pets». А так, это просто семья, в которой много животных.

— Часто, когда люди организовывают приюты и питомники на дачном участке, за городом, соседи тут же вызывают службы, пишут жалобы. У вас с этим как?

— Я всегда этого опасаюсь, пока проблем не было. Но мы переезжали несколько раз из-за сердобольных людей, которые подбрасывали нам под забор с десяток щенков. Поэтому публиковать адрес приюта — риск: завалят щенками. Мне каждый день звонят люди и просят кого-то забрать или посоветовать, что делать. Мы не берем животных уже давно, поэтому я помогаю советом.

— Расширяться не думали?

— Нет, наоборот. Приютом занимается мама, возит животных в ветклиники, а я — логистикой, финансами, пиаром и SMM. Сейчас ей стало тяжело, она бодрая пенсионерка и перегружать ее не хочется. Котят мы можем взять, потому что они пристраиваются, а собак уже не будем. У нас только сошло поколение, которое мы 15 лет назад подобрали щенками, они сейчас доживают. Поэтому я говорю маме — давай пока всё. У нас 20 животных, и я подумываю перестать позиционировать «50pets» как приют.

— Закрыться планируете?

— Я решил, что лучше Barking Store будет устраивать коллаборации. Модное слово, которое уже оскомину набило… Мы будем помогать толковым региональным частным приютам. Мне кажется, это очень рационально: у людей все хорошо организовано, поставлена работа, а мы им можем помогать пиаром и деньгами. Все довольны, это круто!

— Вы учились на микробиолога на биофаке МГУ и ушли, потому что не захотели участвовать в препарировании животных. Так и остались без диплома?

— Я четыре курса проучился, а потом был отчислен. Уже на старости лет, в районе тридцати, решил все-таки добить эту тему и закончил МПГУ на заочке — закрыл гештальт.

У меня была простая позиция: лягушкам во время опытов не делали наркоз, вставляли зонд в голову, разрушали один из участков головного мозга. Я считал это негуманным и не соответствующим «Правилам проведения опытов на лабораторных животных», где есть пункт про обезболивание. И дальше мы с руководством вуза долго выясняли, в том числе в суде, является ли это гуманным и законным.

Чтобы меня не отчислили, надо было выиграть суд. Я его проиграл. Но это было яркое общественно-политическое дело — суд с Садовничим (Виктор Садовничий — ректор МГУ с 1992. — прим. RTVI)! В итоге меня выбросило на обочину жизни, в активизм левого толка. Но сейчас уже можно сказать — выбросило удачно.

— Вы писали в фейсбуке, что ваша первая протестная акция была возле американского посольства — против атаки НАТО на Югославию.

— В 1999 году мне было 13 лет, и я вышел к посольству США против бомбежек Югославии. Это был поступок подростка, которому интересно. Ни в каких движениях я тогда не участвовал. Я тогда пошел на акцию с искренним позывом — и сейчас пошел бы. И тут дело не в США, я не антиамериканист — это была гуманитарная катастрофа, которая совершалась у меня на глазах. Акция протеста длилась несколько дней, потом ее разогнали — после того, как некий чувак пытался из гранатомета стрелять по зданию.

А так, меня интересовала экологическая повестка. Я смотрел телевизор и, для баланса, слушал «Эхо Москвы». Были какие-то молодежные движухи — типа «яблочных», СПСовских, — но они выглядели как комсомол в плохом смысле слова. Блин, чуваки, вам 20 с чем-то лет, вы все в пиджаках — такие серьезные, сидите и рассуждаете, пытаясь косплеить «Пора!». В итоге я попал в панк-хардкор-анархическую тусовку.

Общественно-политическое пространство с того времени сильно изменилось. Общество сейчас стало более политизированным. В те годы любая акция была уделом маргинальных людей и профессиональных активистов. Сейчас, благодаря развитию интернета, соцсетей, информация стала легче распространяться, что повлияло на политизацию общества, но при этом в то время было гораздо больше возможностей для реализации в политике. Влияние интернета сработало в 2012-м, когда мы увидели самые большие митинги. А сейчас стандартные механизмы участия в политике закрыты, и люди занимаются кто чем. Кто-то вот магазин с одеждой делает со смешными зверюшками, а кто-то проводит фестивали науки. История циклична. Люди себя пытаются найти в том, что сейчас возможно.

— Были ли еще какие-то события, которые заставили вас выйти на улицу?

— С 2004 года я ходил на антифашистские и антикапиталистические мероприятия. Потом, в мае 2012 года, была Болотная, но тогда туда все пошли: хоругвеносцы, анархисты — все были готовы идти вместе.

— После Болотной вы начали делать футболки со своими принтами, верно?

— Можно сказать и так, но с натяжкой. После Болотной посадили моего друга Алексея Гаскарова, я не ожидал, что так надолго (Гаскаров был осужден на 3,5 года колонии. — прим. RTVI)… Пошла большая репрессивная волна, которая накрыла многих. Со времен массовой посадки нацболов в политическом движе такого не было. У всех сидели друзья. Поэтому футболки я начал печатать, когда уже забыл про Болотную. Вышло как с приютом, идея делать футболки мне в голову не приходила, но друг сидит, надо что-то делать. Так появились футболки «Свободу Алексею Гаскарову», где изображена рука, останавливающая полицейского, который замахнулся дубинкой, всё это на фоне кремлевской стены.

Я продолжал раскручивать паблики приюта в сетях. Количество поклонников росло, а потом оказалось, что они хотят покупать принты. На тот момент мы делали сайт Barking news — новости про животных, оттуда название перекочевало на магазин — Barking Store. И я начал делать принты со зверюшками. Первая футболка была «Трудись и молись» с котом Владыкой Тихоном журналистки Маши Климовой.

— Получается, вы выступали против вмешательства Запада в дела других государств, но сейчас поддерживаете издания, которые Минюст обвиняет в получении иностранного финансирования, — выпускаете с ними футболки и балахоны.

— Несмотря на то, что вопрос каверзный, он на самом деле для меня достаточно простой. Я провожу грань между крупными иностранными медиа и небольшими медиа (такими как «Медуза»*, «Медиазона»* и «Важные истории»*), бюджет которых формируется из донатов россиян, которые их читают и рекламы. К большим иностранным медиа у меня отношение более осторожное. Грубо говоря, предложило бы мне какое-то иностранное медиа сделать с ним коллаб, я бы сказал: «Нет. Я вас меньше читаю, меньше вам доверяю».

Но вообще, чем больше разных точек зрения, тем лучше, пусть все будут: Russia Today с «Московским комсомольцем», «Новая газета», Sputnik, «Медуза» и «Медиазона», все. И посмотрим, кого из них вообще будут читать.

Не могу не сказать про дурацкую плашку про иноагентов — «данное сообщение» и т. д., это унизительная штука, и ее не должно быть. Она убивает все соцсети. Это «данное сообщение…» максимально осложняет продвижение информации. Получается, у тебя весь цикл работы поставлен хорошо, а на самом финальном этапе, где человек должен увидеть результат — стоит этот кирпич из капслока.

— Но маркировка — это же ответная мера на действия Запада.

— Это игра между государствами, но страдают от нее обычные люди. Нехорошая тенденция. И да, мне не нравится, когда Russia Today или какую-нибудь «Аль-Джазиру» прессуют на Западе, как бы я к ним ни относился. Но все-таки плашка в твиттере из одной строчки не очень заметна, а у нас…

— Не боитесь, что за коллаборационизм с иноагентами вам что-то «прилетит» от государства?

— Мне кажется, пока нет. Есть какая-то граница, не доходя до которой можно что-то делать. Она двигается периодически…

У нас есть принт «Скулбас», с автомобилем ОМОН. Меня спрашивали: «А ты не думаешь, что „Скулбас” —это перебор?» Нет не думаю, на футболках ничего такого не нарисовано. Ни на «Скулбас», ни на других. Кстати, именно «Скулбас» у нас заказывали сотрудники полиции — коллегам в подарок. То есть люди относятся с чувством юмора. Но если прижмут, то не только нас…

— Вы поддерживаете журналистов, политзеков, приюты, но я не нашел ни одной даже мелкой открывалки для бутылок у вас на сайте, посвященной Алексею Навальному.

— Мы в политический движ не вписываемся. Лично я могу иметь какие-то симпатии, я поддерживал, например, Мишу Лобанова (кандидат-одномандатник в Госдуму в Западном округе Москвы. — прим. RTVI). Он из нашей, левой среды, я его знаю со времен учебы в МГУ. Мы вместе на акции ходили — я с биофака, он с мехмата. Потом он занимался профсоюзными делами, которые вызывают у меня большое уважение. Но даже его я не могу поддерживать от имени магазина. Barking Store мог бы выступить за тему с образованием, здравоохранением, за что-то общественно важное, что всех наших подписчиков касается. Но в поддержку конкретного политика мы не можем выступать.

— А как вы относитесь к Навальному?

— По политическим взглядам я с ним в чем-то согласен, в чем-то нет. Факт, что на данный момент он стал ключевой персоной в российской политике. К нему было много претензий, но как политическому заключенному я желаю ему, чтобы он поскорее вышел на свободу.

— Вы несколько раз упоминали свои левые убеждения, но у многих создается впечатление, что вы либеральный хипстер. Как бы вы сами охарактеризовали свои взгляды?

— Не так важно, как люди себя позиционируют. Я говорю «левый», «либерал», но я про это думаю одно, а люди — совсем другое. Мне не хочется вешать ярлыки. Я для упрощения говорю, что я «левый», чтобы поняли, что я не либертарианец, например.

Во время той же избирательной кампании Миши Лобанова вместе работали либеральные и левые активисты. Потому что базовые установки общие. Человек может назвать себя либералом, и это не будет оскорблением, как часто сейчас звучит это слово (опять же ярлык). Спросишь его и выясняется, что он за то, чтобы больницы не закрывались, чтобы школы, образование, вся социальная инфраструктура была, чтобы государство ее поддерживало, а не как у нас сейчас. Было бы круто, если бы вообще от этой терминологии уйти…

— Вы бизнесмен, но в фейсбуке высказываетесь в поддержку усиления роли государства в экономике.

— То, что происходит последние 10 лет в стране, мне не нравится — особенно репрессии. Но я нормально отношусь, например, к таможенным пошлинам, они нужны, чтобы помочь своей, российской индустрии. Я не самый начитанный человек, но если изучать опыт других стран, тех же США, то там были жесткие заградительные пошлины — чтобы развить свое производство. Это нормально — сохранять свои индустрии и не открывать рынок всем подряд.

Пример с вакцинами: у нас есть успешная вакцина «Спутник», но можно было бы пустить сюда Pfizer и Moderna, при этом обложить пошлинами — чтобы они стоили дороже, чем «Спутник». Большинство населения привилось бы более дешевой отечественной вакциной, у людей был бы выбор и государство бы заработало.

Страна должна иметь продовольственную и фармацевтическую независимость, здесь тоже без помощи пошлин не обойтись и свое производство не поднять. Санкции не санкции, нам не нравится, кто нами руководит, но хочется кушать и понимать, что нам в какой-то момент не отрубят лекарства, большая часть которых делается зарубежом. Это зависимость? Зависимость. Если бы ее не было, было бы лучше? Да, было бы лучше. Меня это очень беспокоит. Без государства здесь обойтись нельзя, эти области не могут развиваться без его помощи и «рыночек не порешает». — Barking Store стал успешным на рынке — но вдруг это миф, и у вас на самом деле нет денег?

— Barking Store — коммерчески успешен. В первую очередь, это бизнес, во вторую — благотворительность. Он был нужен для поддержки приюта и свою миссию выполнил, перерос себя. И мы решили развиваться дальше — нанимаем новых сотрудников, платим им не стыдную зарплату, инвестируем в будущее, ищем прикольные проекты региональных приютов и помогаем им. Например, приюту «Большой пес» в Екатеринбурге. Хотим создать прецедент, чтобы люди увидели, как можно делать приюты, что у животных есть развивающие игрушки, хорошие газоны.

— Какие еще приюты вы поддерживаете?

— В Питере мы поддерживаем приют для птиц и летучих мышей «Жизнь прекрасна!», в Томске приюту «Колыбель Дианы» мы выделили 223 тысячи на три больших вольера. Интересный приют в Хасавюрте — «Хоспис для хвостов-инвалидов», со своей спецификой.

— В чем специфика?

Роман Белоусов

Фотография: Роман Белоусов

— Чем дальше от Москвы, тем чаще к животным отношение такое: «У меня тут собака заболела, заберите её, а то усыплю». А на Кавказе — еще и религиозный фактор. Многие мусульмане считают собак «нечистыми» животными. Девушкам, которые держат приют, помогает Камильгере Салгереев — заместитель имама центральной мечети города. Они вместе просвещают население, объясняют, что в Коране нет запрета касаться собаки, нигде не написано, что собака — плохое животное.

— Barking Store переводится как «Лающий магазин», но у вас бо́льшая часть принтов с кошками. — Так и есть. В США у людей собак больше, чем кошек, а в России наоборот — котов больше. И мемы все с котами. Может потому, что у нас квартирки маленькие, по сравнению с США, где есть возможность в домах жить. У меня в московской квартире тоже одни коты. Кот — животное номер один в России. Не удивлюсь, если на следующих выборах кандидаты в президенты будут все облеплены котами.

— Ваши футболки можно увидеть на известных журналистах, музыкантах, телеведущих. Помогает ли это в популяризации идеи брать дворняг из приюта?

— В Москве есть такая волна, но мы — только одна молекула в ней. Много людей занимается пристройством дворняжек. Не будь Barking Store, эта волна всё равно бы поднялась. Мы просто в тренде. Хорошо бы наши чиновники брали собак или кошек из приюта и на этом пиарились. Люди бы говорили: «Вау, вот он какой молодец, взял дворняжку!» Это было бы для их подчиненных и населения примером поведения.

— Я часто сталкивался с зоозащитниками и они мне казались не от мира сего. Животных они любили, а людей ненавидели. На твоих принтах то же самое, но в карикатурной форме: кошки разрушают города, собака дышащая огнем с надписью — «destroy all humans». Пародия на зоозащитников случайна?

— Еще есть футболка, которая иронично обыгрывает популярный туристический образ, — горы, лес, палатка. У нас тоже палатка, лес, горы, волки сидят и надпись: «you are not welcome in the forest» («в лесу вам не рады» — прим. RTVI). Да, это намеренная ирония. Этих зоозащитников можно понять, это профессиональная травма, как у силовиков или медиков. Часть людей озлобляется и как все радикалы становится более заметной обществу. Иногда такой один может создать имидж очень многим. Их очень много, они разные. Была бы у собачников и кошатников партия — прошла бы в Думу.

— Что ты думаешь по поводу догхантеров?

— Ничего не хочу говорить о них. Я скажу о государстве: странно, что государство делегирует кому-то свои силовые полномочия (применение насилия) или не обращает внимание на тех, кто его применяет. Да, догхантеры убивают животных, а не людей, но мне удивительно, почему государству это не интересно?

— Были ли обращения со стороны госструктур о коллаборации?

— Не было. Я думаю, они про нас всё понимают. К нам обращались только из большого бизнеса. Но просто так с ними я сотрудничать не хочу. Мне кажется, будет потеряна та пресловутая «ламповость», которая есть у нашего магазина. Единственное условие, при котором я готов пойти на репутационные риски, если компания будет готова выделить два миллиона любому из приютов, который мы поддерживаем. Напрямую им и легально. Это я смогу объяснить нашим подписчикам, и все будут довольны.

Хочется закончить чем-то хорошим. Сегодня люди относятся к животным лучше, чем раньше, сейчас их лечат так, как раньше людей не лечили. Отношение меняется, и всё больше людей относятся к ним как к детям, с заботой. Это всеобщий тренд и это радует. Это приведет к тому, что вопрос с бездомными животными будет решаться всё более гуманистическими методами.

Алексей Сочнев

* признаны Минюстом РФ иностранными агентами