21 апреля посол Китая во Франции Лу Шае заявил в интервью французскому телеканалу LCL, что «Крым с самого начала принадлежал России», а постсоветские страны «не имеют эффективного статуса в международном праве». В свою очередь представитель Китая при ЕС Фу Цун 5 апреля говорил, что его страна не признает присоединение украинских территорий к России, а заявления о «безграничной дружбе» между Китаем и Россией — всего лишь риторика. Разобраться в том, почему китайские дипломаты делают противоречивые заявления относительно постсоветских стран RTVI помог старший научный сотрудник Института международных исследований МГИМО МИД России Иван Зуенко.
Иван Зуенко — китаист, кандидат исторических наук. Старший научный сотрудник Центра евроазиатских исследований Института международных исследований МГИМО, доцент кафедры востоковедения МГИМО.
Чем вызваны противоречивые заявления разных китайских официальных лиц в отношении постсоветских стран (посол КНР во Франции) и по украинскому вопросу (представитель КНР при ЕС)?
Мне кажется, что содержательно это все же два разных заявления. Лу Шае, посол Китая во Франции, рискнул высказаться по более широкой проблеме и фактически подставил МИД КНР перед лицом большого числа его партнеров. А Фу Цун, представитель КНР при ЕС, характеризовал только российско-китайские отношения, и речь тут не столько о его неосторожной фразе, сколько о ее неверной интерпретации.
Чем эти два эпизода схожи — так это тем, что в обоих случаях реплики были вырваны из контекста. В обоих случаях интервью продолжались около часа, в них было затронуто множество разных тем. И те заявления, которые были раскручены журналистами, носили второстепенный с точки зрения спикеров характер.
К тому же в случае с Фу Цуном The New York Times просто извратила смысл фразы дипломата. Он сказал, что не нужно дословно относиться к риторической формуле о «безграничности отношений России и Китая» и ожидать, что раз отношения «безграничны», то они подразумевают и поставки вооружения. На самом же деле это совершенно другой вопрос, и это плюс-минус всем нормальным людям и так понятно. Но американские журналисты решили «сыграть под дурачка» и слепили из этого «сенсацию».
Французские же журналисты просто нападали и провоцировали китайского посла в течение всего часа и в конце концов добились своего.
Лу Шае допустил явную ошибку — дипломат, конечно, не может высказывать позицию, которая столь радикально отличается от официальной позиции твоего государства.
Пекин однозначно признает суверенитет всех постсоветских стран и не признает территориальные изменения. Нравится нам, россиянам, это или нет, но позиция такова, и Китай тут действительно, как любят заявлять сами китайские дипломаты, «однозначен и последователен».
Впрочем, тут нужно учитывать и «бэкграунд». Лу Шае уже хорошо известен своими острыми и неосторожными высказываниями. Буквально месяц назад МИД Франции уже протестовал по поводу его язвительных твитов о ситуации в этой стране. Так что у французов, можно сказать, на него «был зуб». Они были явно нацелены на то, чтобы подставить его. С одной стороны, дипломат молодец, что не побоялся прийти на это интервью. Тем более, как он сам говорил в нем, ранее уже возникали неприятные ситуации. С другой стороны, он оказался не готов к этим нападкам и наговорил лишнего.
Насколько свободны китайские дипломаты среднего звена, те же послы, в выражении собственных мыслей? Действительно ли такие формулировки спускаются к ним «сверху» или же это просто неаккуратные высказывания, не соответствующие официальной позиции Китая?
В качестве ответа лучше всего процитировать официальный пресс-релиз посольства КНР во Франции по этой ситуации: «Замечания посла Лу Шае по вопросу об Украине были не политическим заявлением, а выражением личной точки зрения во время телевизионных дебатов. Их не следует переинтерпретировать. Позиция Китая по соответствующим вопросам не изменилась».
Как можно видеть, здесь допускается выражение собственных мыслей. Более того, в рамках парадигмы «боевых волков» оно где-то даже поощряется — естественно, в рамках общей позиции Пекина. Действительно, ну не будет же тот или иной дипломат или публичный эксперт согласовывать каждый твит. Тем более, действовать нужно быстро, реагировать оперативно.
Эта и многие другие скандальные ситуации, в которые попадают китайские так называемые «боевые волки» происходят из-за того, что нынешний этап — это такой «переходный период». Это все такие «болезни роста». Прежние модели, когда китайская дипломатия была подчеркнуто вежливой, корректной, где-то даже пассивной, уже не устраивают китайское руководство. А новые — модели «боевых волков», при которых нужно нести «голос Китая» вовне ярко, дерзко, наступательно — еще не отработаны.
Китайские публичные спикеры попросту не чувствуют, где можно, грубо говоря, «дать хайпа», а где лучше «притормозить». Я бы сказал так: они как будто купили новую машину и пока не чувствуют габаритов.
Ситуация в мире сейчас сложная. Западом против Китая ведется настоящая информационная война. Журналисты, да и простые блогеры, выискивают любой просчет. А просчетов таких много. Неудачная реплика Лу Шае, который на самом деле не собирался оспорить официальную позицию Пекина, а скорее всего лишь хотел пояснить, что ситуация с Тайванем для Китая гораздо более очевидная, чем территориальные споры на постсоветском пространстве — это всего лишь один из примеров.
Можно ли, в теории, на основании таких высказываний предположить о существовании определенного мнения по данным вопросам среди китайских дипломатов, которое не может считаться официальной позицией из-за связанных с этим рисков?
Предполагать мы можем что угодно. Дипломаты — обычные люди. Со своим жизненным путем, взглядами, пристрастиями. По поводу того, что «Крым — российский» многие китайцы-международники (например, ученые) в кулуарах говорят более-менее массово. Вероятно, то же характерно и для дипломатов.
Однако это не имеет особого значения. В международных отношениях имеет значение официальная позиция, которая по столь краеугольным позициям определяется высшим руководством страны. А оно исходит из коренных интересов государства. И принцип «нерушимости границ» для этих интересов имеет основополагающий характер. Потому что если признать, что границы в принципе можно двигать, то для Китая — подчеркиваю, для Китая! — это означает, что можно и Тайвань признать «независимым», и «тибетскую карту» раскачать, и «синьцзянскую карту», и вопрос «воссоединения Гонконга» с опорой на общественное мнение гонконгцев оспорить, и так далее.
Поэтому Пекин тут действительно на редкость последователен. Он не признал воссоединение Крыма, не признал территориальные изменения на Донбассе, не признал Абхазию и Южную Осетию. Но, нужно сказать, и Косово тоже не признал, и другие частично признанные государства аналогично.
И не следует ждать от Китая, что он перед лицом общего прессинга на наши страны со стороны Запада поменяет свою позицию. Для Китая тут ставки слишком высоки. Не нужно оценивать сотрудничество с ним по тому, признает он Крым или нет. Крым российский уже почти десять лет, и отношения с Китаем с каждым годом становятся все крепче.
Более того, то, что Китай официально не признал новые границы нашей страны, ничего не говорит о его готовности работать на этих территориях, инвестировать в них и так далее. Одно дело — «большая политика», другое — реальные торгово-инвестиционные связи.
Даже нерешенные территориальные споры тут не являются препятствием. Например, у Китая высочайший товарооборот со Вьетнамом, несмотря на все спорные острова — 234 млрд долларов по итогам 2022 года, то есть больше, чем с Россией. А торговля с Тайванем еще на сотню миллиардов больше — 319 млрд долларов.
В этом и заключается китайский подход. С одной стороны, предельная гибкость, прагматичность, из серии «не важно, какого цвета кошка — важно, чтобы она ловила мышей». С другой стороны, принципиальность в нескольких чувствительных вопросах.
Незыблемость границ, уважение суверенитета — один из них. Именно этот принцип положен в основу отношений Китая с постсоветскими странами. И, заметим, для Китая тут нет «изгоев». Он никого не исключает из списка партнеров. Исключение — если страна переходит «красные линии». Такой линией для Пекина является «тайваньский вопрос».
Резкое ухудшение отношений с Литвой произошло после того, как литовцы стали заигрывать с Тайванем и поменяли название представительства: было представительство города Тайбэй, а стало Тайваня. Вот тут китайцы постарались литовцам показать, что так делать нельзя. Но, опять же, до точки невозврата отношения не дошли. Если литовцы «отмотают назад», то китайцы продолжат работать и с ними тоже.
Никаких исторических счетов, предпочтений или «особых партнеров» (кроме России) у Китая на постсоветском пространстве, по большому счету, нет. Китай готов работать со всеми, а Россия воспринимается им не как конкурент, а как соратник и единомышленник, сотрудничество с которым является залогом развития интеграционных процессов и обеспечения стабильности и безопасности в регионе.