«Левада-центр»* сообщил, что 22% россиян готовы выйти на акции протеста с экономическими требованиями, а 13% даже с политическими. ВЦИОМ оценивает число людей, готовых выйти на улицу, в целом в 13%. Действительно ли миллионы россиян готовы здесь и сейчас пойти протестовать, разбирается колумнист RTVI, бывший депутат Госдумы Олег Шеин.

КПД 3%

Теплым московским вечером 9 июня 2018 года я раздал участникам организованного Конфедерацией труда России совещания проект воззвания «Народ против», посвященного законопроекту о повышении пенсионного возраста. Через час с небольшими правками он был размещен в интернете, и в течение последующих двух недель его подписали три миллиона человек. Мы распечатали подписи и отнесли с десяток коробок с ними в Госдуму.

Последовавшая потом волна митингов, одним из организаторов которой был я, собрала около пятисот тысяч человек в разных регионах страны. Все акции были разрешены, и даже в городах, ставших площадками Чемпионата мира по футболу, были доступны гайд-парки.

Но посмотрим на ситуацию с другой стороны: из ста миллионов взрослых потратили десять минут, чтобы подписать воззвание против антипенсионной реформы всего три процента. На разрешенные акции вышло полпроцента. Первая паровая машина Джеймса Уатта обладала КПД 4,5%.

Вертикаль власти, вероятно, поглядела на эти цифры и пришла к вполне рациональному выводу, что «народ безмолвствует», после чего нажала на газ антипенсионной реформы.

С той поры прошли не просто шесть лет, за них стране произошли радикальные изменения. Митинги и даже безобидные пикеты по сути запрещены. Закрыт доступ к популярным западным социальным сетям, а те, которые остались, управляются сыном первого заместителя главы администрации президента Владимиром Кириенко. Трехдневное голосование и ДЭГ подтолкнули оппозиционные партии к крайней осмотрительности в выборе форм агитации. Даже судебные разбирательства граждан со строительными кампаниями объявляются в российских СМИ происками иностранных разведок.

Опыт коллективного действия

Но готовность к солидарной защите коллективных прав и ранее была невысока. Не будем погружаться в исторические причины такого положения вещей, сопряженные с климатом, царизмом или сталинизмом. Отметим другое: силой исторических обстоятельств люди в нашей стране привыкли иметь дело с сильным государством, конфликта с которым лучше избегать, а потому не имеют длительного опыта коллективных действий в защиту своих интересов от подобных государственных инициатив.

Впрочем, когда административный бетон покрывается трещинами, все накопившиеся противоречия вырываются наружу, хотя случалось это нечасто.

Реальным массовым политическим протестом стоит назвать только два таких явления за новейшую историю страны. И нет, это не многотысячные выступления против КПСС на закате Союза. Они как раз были социально поощряемыми сверху: с утра до вечера телевидение объясняло, почему так дальше жить нельзя. Реальным массовым протестом (не поддержанным, впрочем, большинством) были антиельцинские выступления начала 90-х и митинги на Болотной в 2011-2012 годах.

Однако гражданское общество не сводится только к большой политике. Оно разнообразно. Для людей важны заработная плата, экология, культурное наследие. Протест в этом случае — не попытка смены власти, а инструмент для защиты интересов и ценностей, который используется, если на людей вовсе не обращают внимания.

После конца СССР в стране появились свободные профсоюзы, и это отнюдь не только знаменитые шахтеры в своих пластиковых касках. Моряки, летчики, учителя, строители добивались лучших условий труда. В 90-е массовый характер приобрели стачки из-за долгов по зарплате. В нулевые годы авиадиспетчеры провели общенациональную голодовку, добившись роста окладов и прогрессивного коллективного договора. Профоюз МПРА на заводе «Форд» во Всеволожске провел серию итальянских забастовок (то есть работы по формальным правилам, в результате которой реальное производство простаивает), добившись кратного повышения зарплаты. Таких примеров было много.

С принятием нового Жилищного кодекса в стране появились тысячи ТСЖ, — причем я говорю о настоящих, а не фиктивных. Жители знакомились друг с другом, брали под контроль квартплату и за рекордные сроки делали то, что ЖЭКи не могли сделать годами.

Градозащита, экология, родительские сообщества, зоозащита, объединения по отстаиванию прав военных пенсионеров — россияне с интересом начали заниматься своей страной. В 2010 году были созданы общественные советы при федеральных министерствах, члены которых были избраны через народное голосование в интернете.

Люди набирались опыта, вносили все более профессиональные предложения, а классическая схема «я начальник, как хочу, так и будет» переставала работать. Инструментами служили медиа, социальные сети, площадки публичных дискуссий, а в случае необходимости и митинги, — то есть массовые открытые собрания, на которые жители городов и сел могли прийти, чтобы высказать свое мнение. Ярким примером низового народного творчества, охватившим всю страну, стал «Бессмертный полк», впервые предложенный журналистами независимого телеканала «Томск-2».

Участники акции памяти «Бессмертный полк» во время шествия в День Победы. Томск, Россия, 9 мая 2019 года
Таисия Воронцова / ТАСС

В какой-то момент, в рамках PR-сопровождения губернаторских кампаний, администрация президента дала установку главам регионов заводить аккаунты в Instagram**. В итоге народ, использовавший эту сеть для публикации фото домашних любимцев и еды, пошел обсуждать темы ЖКХ, дорог и образования. Возникли паблики с десятками и сотнями тысяч подписчиков, которые чиновники не могли игнорировать.

Российское общество ничуть не хуже любого другого с интересом осваивает искусство управления собственной страной — разумеется, если такая возможность есть. Конечно, не сразу, с ошибками — ну так и ходить человек учится падая. Нельзя, впрочем, сказать, что все эти формы активности охватили большинство граждан. Однако они способствовали расширению горизонтальных связей между людьми — тех самых, что из молчащего населения образуют народ.

Эта народная горизонталь оказалась в явном противоречии со строительством властной вертикали.

Атомизация общества

Еще в 2001 году в стране были фактически запрещены забастовки и резко ослаблены права профсоюзов. В 2013 году «регламентировали» волонтерскую деятельность. В 2014 были сильно сжаты права домовых советов, которые утратили прежнюю возможность заключения договоров с разными подрядчиками. В 2015 «Бессмертному полку» назначили «правильное руководство» из числа депутатов от «Единой России». В 2019 под соусом борьбы с ковидом были запрещены митинги и пикеты. В 2022 настала очередь пабликов в соцсетях и всего остального.

К этому можно добавить отмену выборов глав городов и превращение выборов губернаторов по сути в «референдумы доверия» с заранее предсказуемым результатом. В итоге местные вопросы решают начальники, для которых никаких избирателей нет в помине, а есть назойливые туземцы, отвлекающие от спущенного руководством KPI.

Ну и какая может быть тут социальная солидарность, если у людей не осталось никаких легальных механизмов защиты своих интересов, кроме жалоб? Впрочем, идея штрафовать за «необоснованные жалобы» нынче обсуждается в парламенте.

Существенным фактором остается насаждаемая государственными медиа атмосфера недоверия между людьми. И дело не только в вечерних политических эфирах с дикими криками и призывами сжечь в ядерной войне планету. Вспомним и шоу Малахова, и «Дом-2» и типичный «русский сериал». Как пояснил генеральный директор Первого канала Константин Эрнст, «людям кажется, что они развлекаются, а на самом деле они получают образцы поведения <…> в подавляющем большинстве случаев они ставятся специально в контекст с каким-то мейнстримом».

Очень удобно управлять обществом с низким уровнем взаимного доверия и коллективизма. Накапливающееся напряжение можно технологично стравливать, направляя на реальных и придуманных врагов.

Итогом такого социального проектирования стало атомизированное общество. По оценкам ВЦИОМ, три четверти россиян считают, что при взаимодействии с людьми надо соблюдать осторожность. Большее доверие проявляют высокообразованные россияне (57%) и жители городов-миллионников (54%), а еще важен уровень доходов — другим людям доверяют 50% людей с нормальным финансовым положением и всего 11% бедняков.Поэтому крестовый поход против городского образованного среднего класса вполне логичен.

Причем хуже всего обстоит дело с доверием у государствообразующего народа — русских. Российская Академия наук провела крупное социологическое исследование на юге страны, включая Ростовскую область, Крым и Краснодарский край. Лишь 28% русских сказали, что доверяют другим людям, в то время как среди армян, например, таких оказалось 42%.

Более высокий уровень доверия между людьми у южных народов связан не с тем, что они развили городскую культуру солидарности, а с тем, что там еще не до конца распалась традиционная семья. Выступления против мобилизации в Дагестане 2022 года и акции жен мобилизованных в Москве при всей их внешней схожести имеют разную природу. Из традиционных родовых связей российское общество выросло, а современной культуры коммуникаций малознакомых людей еще не достигло.

AP

В целом же никакого организованного протеста в стране не предвидится, хотя возможны стихийные акции при серьезных коммунальных авариях или на межэтнической почве, примером чему является антиеврейский погром в Махачкале или недавние антицыганские волнения в Коркино, вызванные жестоким убийством женщины-таксистки.

Профсоюзная солидарность

Некоторым исключением на фоне замерзания социальной жизни являются новые профсоюзы, созданные на волне активизма 90-х и сумевшие устояться в последующие годы. Буквально на днях Аэрофлот повысил зарплату персоналу на 30%. И это не было актом доброй воли — решению предшествовала организованная двумя профсоюзами кампания, включавшая в себя публичные заявления, коллективные письма и работу со СМИ. Сейчас аналогичные действия предпринимают работники авиакомпании «Россия» и авиадиспетчеры.

Пару недель назад профсоюз «Действие», известный массовыми кампаниями работников здравоохранения, добился отмены приказов о снижении зарплаты врачам в Амурской области. Год назад ему удалось заметно поднять зарплату водителям скорой помощи в ряде регионов, в Астрахани, например, на 40%. Можно приводить и другие примеры.

Однако если в иных странах профсоюзы активно используют возможность организации стачек и митингов, то в России они как легальный метод борьбы недоступны. Более того, на днях горнякам шахты «Инская», которые решили начать голодовку ввиду многомесячных долгов по зарплате, полиция объявила, что они обязаны есть, пригрозив арестом на 15 суток.

Подобное положение существенно затрудняет работу рабочего движения. Поэтому работникам приходится в основном писать коллективные письма, записывать групповые видеообращения и больше угрожать действиями, чем прибегать к ним. Нельзя сказать, что это не приносит плодов. На той же «Инской» полиция в итоге арестовала не шахтеров, а директора, и с коллективом встретился пообещавший все решить губернатор.

Вне политики

В целом же население предпочитает не протестовать, а уклоняться. Ярким примером послужила история с мобилизацией. На протяжении всего периода после февраля 2022 года социологи отмечали, что население страны поделилось на три примерно равные части: треть поддерживает СВО, треть против, а еще треть поддерживает, но пока это не касается их лично.

Поэтому когда мобилизация была объявлена, начальство с удивлением обнаружило, что из страны бежало чуть ли не в два раза больше человек, чем предполагалось призвать. Видимо, именно поэтому далее с призывом решили не экспериментировать и кратно увеличили суммы контрактов для добровольцев.

Поход Пригожина на Москву показал, что с другой стороны у системы существуют сложности с консолидацией своих искренних сторонников. Управление по внутренней политике успело спустить разнарядку в регионы, и по три надежных общественника осудили выступление, но стихийных примеров поддержки вертикали населением в те дни заметно не было. Хуже того, в Ростове-на-Дону толпы горожан братались с мятежниками и желали им всяческой удачи.

Обстановка в Ростове-на-Дону после объявления об уходе бойцов ЧВК «Вагнер». Военная техника и местные жители на улице города, 24 июня 2023 года
Василий Дерюгин / Коммерсантъ

Кстати, поговорим о «Вагнере» и не только о нем. Летом 2023 года Минобороны сообщило, что заключило договоры с более чем сорока военными формированиями, не входящими в Вооруженные силы страны. Часть из них создана корпорациями, но другая часть весьма политизирована. В последнюю входят ультраправые группировки наподобие ДШРГ «Русич», использующие коловрат и прочую символику, ранее считавшуюся российскими судами нацистской. Впрочем, председатель думского комитета по делам обороны Андрей Картаполов объяснил, что все это неважно, поскольку «если они выполняют задачи в составе группировки российских войск, то они уже исправились».

После завершения СВО власти предстоит серьезно поработать с этими группами. Пока же ультраправые отлично себя чувствуют в стране. Они-то как раз активно протестуют — например, против рок-оперы «Иисус Христос суперзвезда», гномов и Лолиты Милявской.

Но это, пожалуй, единственные протесты, которые нынче еще возможны.


Мнение автора может не совпадать с мнением редакции

* признан Минюстом России иностранным агентом

** принадлежит Meta, деятельность которой по распространению Instagram и Facebook в России признана экстремистской и запрещена