Моногамия была «выгодна» для выживания древних людей, рассказал антрополог Станислав Дробышевский в новом выпуске видеоподкаста «Встал вопрос» с ведущей Еленой Кирсановой. Ученый также объяснил, как исследователи делают выводы о сексуальной жизни предков человека.
Станислав Дробышевский, антрополог
Как ученые узнали о сексе древних людей
Если честно, мы не узнали ничего. То есть на самом деле наши сведения о прошлом до чрезвычайности ограничены, потому что источники — это кости, камни, на поздних этапах какая-нибудь наскальная живопись, какие-то фигурки, ну и (такое сильно косвенное) этнография. То есть, когда мы смотрим, как было у австралийских аборигенов (и то столетней давности, которые очень плохо описаны, и что там на самом деле было, тоже вилами по воде писано) или индейцев в Южной Америке, бушменов в Калахари, из этих обрывков пытаемся понять, что было, скажем, 40 тыс. или 100 тыс. лет назад. И, как правило, это все очень-очень туманно. Про некоторые вещи мы точно знаем, что так не было, а как было на самом деле — мы не знаем.
Человеческое поведение почти целиком и полностью определяется воспитанием вообще-то, то есть у нас врожденных форм поведения чрезвычайно мало.
То, что, например, называется «инстинктом размножения», инстинктом не является: если человека не учить размножаться, он не будет уметь размножаться.
Даже и у обезьян этого нет у высших, у человекообразных — шимпанзе, гориллы. Поэтому, когда в зоопарке, допустим, они живут более-менее в изоляции, между собой не шибко много общаются, а потом им надо размножаться — они не умеют. Им порно показывают, обезьянье, чтобы они научились. То есть даже у обезьян этого нету, что говорить про человека? Поэтому обобщения в духе «у древних людей было так», то это — от балды, потому что древние люди были очень разные.
Как древние люди ушли от «беспорядочных связей» к моногамии
Были ли они эти самые «беспорядочные связи» на самом-то деле? Что значит «люди ушли»? Мы «людьми» стали — прямо такими совсем «сапиенсами» — порядка 50 тыс. лет назад. «Homo» — 2,5 миллиона лет назад. Но до этого мы тоже были хоть и не людьми, но уже двуногими австралопитеками, а до этого бегали по деревьям. И чтобы понять, что было там (по костям там мало что понятно, если честно), мы можем посмотреть на современных приматов, потому что благо у нас современных приматов дофига и больше и они в каких-то аспектах повторяют «предковое» состояние. По крайней мере, видов много, можно сравнительным анализом чего-то там посчитать.
Поэтому мы видим, что не было никогда «беспорядочного» ничего. Даже лемуры, которые полуобезьяна, недоделанные — и у них мозгов почти нет, и гладкие мозги без извилин, без ничего, — у них все равно есть все-таки какие-то пары. То есть совсем «беспорядочного» не имеется. А когда это нам кажется, либо нам это кажется, потому что мы этих обезьян держим в зоопарке и они там все уже с кукухой поехавшей, либо мы это дело наблюдаем недолго и не понимаем, что происходит. Например, первые исследователи макак или шимпанзе, которые в зоопарке смотрели, видели беспорядочные связи, абсолютно жуткую агрессию, там убийства направо и налево.
Но когда это начали изучать в природе, оказалось, что не все так беспорядочно вообще-то. От вида к виду варьирует. Например, у горилл есть альфа-самец, который всех остальных самцов гоняет и никого не пускает, то есть у горилл — гарем. У шимпанзе — парная [система], не строгая моногамия, но близкая к этому. У гиббонов — строгая моногамия, визуально, по крайней мере. Там тоже, если разбираться в генетике, чьи детишки, там половина оказывается не от того отца, который их воспитывает.
Смотря так, мы видим, что совсем «беспорядочного» не было ближайшие 50 млн лет примерно.
У человека что угодно бывает в разных обществах, это от культуры сильно зависит. Но если брать статистику по всему человечеству, то тоже серийная моногамия и вырисовывается как самый частый вариант, как у шимпанзе. Это не странно, потому что шимпанзе к нам самые близкие. Хотя это просто статистика, это не значит, что в каждом случае будет именно так. Врожденных форм нет, они реализуются в зависимости от конкретных условий.
Если идет какая-то бесконечная война и все мужики погибают, будет гаремная система — пять мужиков и сто теток, — и всех их поделят на гаремы. Поскольку они без конца воюют, у них в голове мегаиерархичность, они будут патриархат устраивать жесточайший. По крайней мере, на вид, а так дома жена (а то и не одна) будет его сковородкой гонять только так.
А если, наоборот, — у женщин повышенная смертность, например, в Тибете в Гималаях, где ужасные условия, женщины делают все, а мужики — ни фига. А женщины еще и рожают детей, где ужасная антисанитария, при вечном дубаке и пониженном кислороде. Человек, по-хорошему, так жить не должен. Смертность у женщин запредельная, их мало, а мужиков много — несильно много они что делают и воюют, караваны возят и не напрягаются. И получается полиандрия, когда у женщины может быть много мужей.
Однако все-таки чаще встречается серийная моногамия, потому что она технически, математически, экономически выгоднее. Потому что если мужчина заботится о женщинах с детьми, он повышает вероятность выживания собственных генов, женских генов, и популяция сохраняется, как минимум, а еще лучше — растет и распространяется. А если, соответственно, он разгильдяй и там куда-то дальше убежал, то женщина одна ребенка, может быть, и не вырастит. Соответственно, вот эти «гены безответственности», они математически в следующем поколении будут с меньшей вероятностью. То есть нарожать-то эти женщины от него могут дофига, но вот только выживаемость будет никакая.