Алексей Навальный умер 16 февраля 2024 года в исправительной колонии № 3 в Ямало-Ненецком автономном округе. О том, как его бывшие оппоненты — представители российских элит, — отнеслись к этому событию, для RTVI рассказывает журналистка Екатерина Винокурова.
Примерно за полчаса до появления на сайте ФСИН ЯНАО одного короткого сообщения в политических кругах как пожар уже распространялась новость, что «произошло нечто очень плохое, что затронет всех». В этом тайминге нет конспирологии: утечка явно пошла на стадии извещения Москвы об уже случившемся.
Когда стало известно, что именно произошло, в первые часы представители политического истеблишмента общались при помощи нескольких нецензурных слов и даже осторожно добавляя:
— По-человечески очень его жаль.
Сразу оговоримся, мы не будем давать в этом тексте моральных оценок представителям российских политических элит, наша задача — это дать срез реакции, в том числе, непубличной. Кроме того, не стоит забывать, что большинство людей в российских политических кругах по умолчанию исходит в коммуникациях из того, что вся переписка читается или может быть опубликована.
Фигура умолчания
В последние годы — после возвращения в Россию, ареста и посадки, в политических кругах уже не говорили о наличии некоей элитной игры со ставкой на Навального. Хотя двенадцать лет назад те же люди активно сплетничали о том, что он, якобы, тайно встречается с первыми лицами государства. Военная операция на Украине и особенно мятеж Евгения Пригожина и вовсе вытеснили его на периферию повестки. Люди из политического истеблишмента не скидывали друг другу новости о его очередном сроке в ШИЗО, о нем не говорили и начали откровенно забывать, разве что, раздражаясь поведением сторонников, требующих очередных санкций.
— Утратил актуальность, — резюмировали в политических кулуарах.
То есть, сам Навальный окончательно стал темой одновременно опасной и при этом ушедшей с повестки. Единичные даже не рассуждения, а непубличные реплики о его возможной судьбе (за последние годы их можно сосчитать по пальцам двух рук) сводились к немудреному размышлению, что, если будет оттепель и трансформация, то однажды его выпустят, а если нет — что ж, будет сидеть. Иногда, впрочем, возникали кулуарные слухи о возможном обмене, однако решения явно не было.
Фигура тишины
Когда схлынул первый шок (из тех, кто писал мне сообщения, радости от произошедшего не выразил никто), в политических кругах родился нарратив «это не мы», под которым изначально скрывалось сочувственное:
— Никто не хотел, чтобы так закончилось.
Впрочем, осколки непубличного сочувствия быстро были вытеснены публичными обвинениями в адрес Запада. Довольно ярко в этом жанре, например, выступил лидер «Справедливой России» Сергей Миронов:
«Смерть Алексея Навального, осужденного ранее за экстремизм, выгодна многим врагам России, в том числе тем, кто пытался отравить его ранее. В связи с этим необходимо самым тщательным образом расследовать обстоятельства смерти и принять меры для отражения неминуемой информационной атаки Запада.
<…>
Следствие должно дать четкий ответ на вопрос, что случилось с Навальным. Все остальные должны сплотиться для отражения мощнейшей информационной атаки, которую сейчас обрушит Запад на Россию и ее лидера. Ни у кого не должно быть никаких сомнений в доверии к нашему Президенту и в нашей решимости довести до победы специальную военную операцию».
Такие реплики, впрочем, довольно быстро прекратились, так как из них начинало следовать, что в российской колонии особого режима легко орудуют американские шпионы и европейские иноагенты.
Насколько мне известно, со стороны политических администраторов довольно быстро последовали рекомендации прекратить истерику, в том числе, патриотическую, и вообще в идеале не комментировать эту новость, чтобы тема как можно скорее ушла из информационного пространства — по крайней мере, пространства внутри страны. Навальный должен стать даже не «фигурой умолчания», но «фигурой тишины». Частью истории, которая вроде бы была, но вроде бы, не было.
Это проявилось и в отношении к родителям Навального, приехавшим в колонию, — точнее, в показательном отсутствии сочувствия и особого подхода. Их продержали два часа на морозе, дали справку и сказали, что тело будет выдано родственникам только после проведения необходимых экспертиз.
Из кандидатов в президенты гибель Навального прокомментировали три. Незарегистрированный Борис Надеждин:
«Соболезнования родителям, Юле, детям. Держитесь. Немцов. Теперь Навальный».
«Можно придерживаться любых политических взглядов, но когда в России в тюрьмах умирают молодые и сильные люди — это трагедия. Трагедия для близких и родных. Для всех, кому Навальный был близок и дорог».
Леонид Слуцкий выступил в привычном амплуа:
«Смерть Навального — не самое важное, что сейчас меня волнует. Укронацисты совершают теракты в наших городах, Запад накачивает Украину оружием, от которого гибнут мирные жители, дети. Смерть человека — всегда беда, но использовать это в интересах западных кураторов не позволим».
Еще одна деталь: в первый час после публикации новости политический истеблишмент писал друг другу о «черном лебеде», о том, что эта трагедия «многое изменит», впрочем, затрудняясь сказать, что именно. К концу выходных в переписках стало доминировать мнение, что смерть Навального не окажет влияния ни на президентские выборы, ни на общую политическую ситуацию в России. Впрочем, это звучало не особо оптимистично.
Более радикально-патриотически настроенные люди в политических кругах и вовсе начали кулуарно сравнивать гибель Навального с альтернативной историей России, в которой Ленина не выпускают из страны, а отправляют на каторгу, где он умирает, после чего Россия оказывается в числе победителей в Первой мировой войне, не переживает революцию, гражданскую войну и мирно живет весь двадцатый век, разумеется, при этом выигрывая войну с Гитлером. Людям, которые придерживаются таких взглядов, разумеется, никого жалко не было.
Куда летит черный лебедь
Смерть Навального — это черта под определенной эпохой. Для тех, кому сейчас около сорока лет, это — финал молодости. Если после 24 февраля 2022 года, наблюдая отъезд лидеров старшего поколения, многие растерянно говорили: «Взрослые — это мы?», теперь задаваться этим вопросом более нет смысла, ни для сторонников, ни для противников.
Навальный был представителем поколения, которое поверило в перемены, выходя на Болотную площадь. Далее было «болотное дело», реакция власти, разочарование в лидерах, протестные вспышки, Крым, ультраконсервативный подъем, уход в частное, отъезд или эскапизм, смирение, компромиссы, поиск того, во что бы теперь верить и кому верить и отсутствие видимой альтернативы.
Навальный сопровождал все эти процессы, оставаясь той самой «фигурой умолчания» (не путать с молчанием): он добился своего постоянного присутствия в альтернативном информационном поле, чем не могут похвастаться те же лидеры парламентских партий.
Даже критикам Навального сложно отрицать такие его качества, как сила воли, смелость и вера в себя. Что касается вопроса, верил ли он на самом деле в то, о чем говорил (а этот вопрос часто обсуждался даже среди противников действующей российской власти), ответ теперь дан. Финальный.
Если говорить о месте Навального на политической доске, на которой черные клетки все чаще могут означать смерть, то надо сказать и о плохом. Все эти годы он и его сторонники утверждали его в роли единого лидера оппозиции. Критики и бывшие союзники, впрочем, все чаще говорили о нем как о «безальтернативной» фигуре.
К сожалению, Навальный строил достаточно авторитарную систему, последовательно борясь с любыми альтернативными центрами, не являющимися его прямыми сторонниками. И хор критиков режима в итоге превратился в хор сторонников Навального, от которого продолжали откалываться умеренные люди.
Кроме того, непримиримая позиция по отношению к действующим элитам и даже к умеренным критикам, привела к тому, что многие элитарии, в тех же 2011-2012 годах сочувствовавшие Болотной площади и требованию перемен от режима, убедились, что перемены несут им больше рисков, чем статус кво, и что менять одну авторитарную власть на другую точно нет смысла.
Черта
Впрочем, под всеми дискуссиями всех прошедших с митингов на Болотной площади лет черта теперь подведена.
Смерть Навального едва ли окажет влияние на технологическую сторону президентской кампании и вряд ли сможет поколебать результат главного кандидата. Но на эмоциональное самочувствие тех, кто предпочитает не говорить о нем, безусловно, влияние уже оказано, а последствия этого влияния в среднесрочной перспективе неизвестны.
Оппозиции придется искать новые формы взаимодействия друг с другом. Придется искать новые альтернативы и формулировать новые предложения, не связанные с поисками харизматических лидеров — вспомним тут другого харизматика и критика системы, (впрочем, с противоположного фланга), погибшего в авиакатастрофе полгода назад.
В заключение скажем, что, несмотря на отсутствие симпатий, жаль, что в публичном поле нашлось так мало системных людей, которые нашли бы в себе мужество выразить простые соболезнования семье пусть даже своего непримиримого врага. Тем более, что в новых школьных учебниках истории так часто повторяется, что одной из консервативных ценностей российского общества является гуманизм и доброта.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.