Новым мэром Нью-Йорка станет демократ Эрик Адамс. Год назад он побывал в гостях у RTVI — на тот момент он занимал пост президента Бруклина, крупнейшего района Нью-Йорка. В эфире программы «Час Speak» он обсудил с ведущей Алиной Полянских расизм, движение Black Lives Matter и полицейскую реформу в США.

Мистер Адамс, межрасовое напряжение и расизм – реальная проблема в США?

Я бы сказал, да. Понимаете, когда у вас такая большая страна как Америка, здесь во все времена будут разные люди. Со своими характерами и, конечно же, со своими предубеждениями. Из этого и складывается напряжение. Сейчас у нас есть реальная проблема с расизмом и расистскими взглядами. И это то, что мы, как можем, стараемся перерасти.

Но ведь почти во всех сферах и отраслях чернокожие добились успеха и, в принципе, занимают лидирующие позиции. О каком расизме мы тогда говорим?

Это зависит от того, что мы называем «лидирующими позициями». Если говорить об американском президенте – это не единственная лидирующая позиция в Америке. Если вы проанализируете число генеральных директоров и тех, кто владеет или управляет крупными корпорациями, вы увидите отсутствие того разнообразия, которое нам хотелось бы иметь в обществе.

Вы лично когда-нибудь имели дело с расизмом?

Да, и не раз. Это не то, чтобы ты закончил школу и забыл про травлю. С расизмом я лично сталкивался на протяжении всей моей жизни. Но что я понял – это то, что корень расизма в невежестве. Люди с расистскими взглядами меняют свое мнение после нормального, живого диалога. Но у нас много разных людей, и то, что они не понимают или не знают, автоматически вызывает у них отторжение. И мы видим неприязнь не только к афроамериканцам – то же самое происходит с еврейской общиной, с представителями ЛГБТ. На волне коронавируса азиаты тоже столкнулись с травлей. К такому несправедливому отношению приводит недостаток знаний. Но когда это происходит и на государственном уровне, вот тогда начинаются проблемы.

Но таких обострений не происходит ни из-за антисемитизма, ни из-за неприязни к азиатам. Почему напряжение между черными и белыми сейчас так остро?

Я думаю, что это происходит по ряду причин. Но в первую очередь, потому что правоохранительные органы, которые всегда символизировали стабильность и определяли нас как американцев, сейчас выставляются не в лучшем свете. Во время социальных сетей, когда одна картинка может быть просмотрена миллиардом человек, и когда все они видят, как правоохранитель давит коленом на чью-то шею, уже неважно, насколько на самом деле хорошо работает полиция. Эта картинка даст понять, что что-то не так в своей основе.

Протесты, которые не прекращаются уже месяц – они нас к чему ведут? Чего добиваются протестующие?

Они хотят целого ряда вещей, и для меня все они очевидны. Бюджет полиции Нью-Йорка 5-6 миллиардов долларов. И люди хотят, чтобы эти деньги распределялись так, чтобы мы стали результативными, а не просто деятельными.

Что я имею в виду: если вы посмотрите сейчас на всех, кто в нашей городской тюрьме, так там 80% людей не имеют даже школьного аттестата. Треть от 18 до 21 года читают хуже пятиклассников, а половина — дислексики. Больше 55% труднообучаемые. Если мы решим проблемы, которые не дают людям получить образование, у нас не будет такой сложной криминогенной обстановки, в которой мы живем сейчас. Те бюджетные деньги, что мы тратим на ответные меры, мы на самом деле должны использовать, чтобы предотвратить преступление. Мы должны как можно раньше диагностировать дислексию и другие заболевания, усложняющие обучение. Мы должны дать каждому шанс стать полноценным членом общества. Своим безразличием мы уже подвели так много афро- и латиноамериканцев в этой стране.

Поймите, главное – в результате реформы деньги просто перенаправят из бюджета полиции на решение других задач, и они точно так же продолжат работать на общую безопасность.

Вы бывший офицер полиции. Можете ли вы согласиться с тем, что система полиции прогнила?

Да, я соглашусь. Когда я служил, я видел разное. Но большинство офицеров в то время – среди которых был и я – действительно оправдывали благородное звание офицера полиции. Они выполняли свою работу с глубоким чувством ответственности. Поймите, нужен определенный склад характера, чтобы бежать на выстрелы – а не от них – чтобы защитить незнакомых людей. Но реальность такова, что есть небольшое число офицеров, которые действительно бросают тень на профессию. И мы плохо работаем в плане их немедленного устранения из профессии.

Сейчас мы должны прийти к тому, что офицеры не будут бояться останавливать действия коллег, когда те выходят за рамки своего долга. Поймите, в этой стране у полиции есть такие полномочия и такая сила, какой нет даже у президента. Полицейские могут лишить жизни и могут лишить свободы. Американцы очень дорожат и тем, и другим. Если тебе дана такая сила, то и спрос с тебя должен быть серьезный. Это то, что я понял как офицер, и это то, что должен понимать каждый сотрудник.

Реформа полиции, которая началась прямо сейчас как результат протестов. Вы думаете, она что-то изменит?

Да, я уверен, это многое может изменить. То, что происходит в Вашингтоне, в Олбани и в Нью-Йорке – это грандиозное законодательное движение в истории Америки. Этого раньше не происходило. И этого добились внуки и правнуки тех, кто участвовал в маршах за гражданские права. Это очень естественный процесс – почти как передача эстафеты. Я горжусь этими молодыми людьми, потому что они действительно выводят свой уровень вовлеченности на уровень, который я не ожидал увидеть в своей жизни. И я верю, что мы сделаем многое.

Жизни черных важны или все жизни важны? Сейчас эти два убеждения разделили Америку на два лагеря. Какой из сторон придерживаетесь лично вы?

Я твердо верю в движение Black Lives Matter, и я считаю так: когда кто-то говорит, что жизни черных важны, они не говорят, что другие жизни не имеют значения. Это противостояние людей системе, которая долгие годы открыто заявляла противоположное. Слишком долго жизни черных не имели значения. И речь идет не только о полиции. Хотя, если говорить о взаимодействии с полицией, – это действительно иллюстрирует исторические отношения между этой страной и черным сообществом. Поэтому когда вы слышите: «черная жизнь имеет значение», это ни в коем случае не значит, что другие жизни не важны.

А Америка сделала большой шаг вперед со времен движения за гражданские права? Я имею в виду решение проблемы расизма.

Если вам вонзают нож в спину и вытаскивают его наполовину – это прогресс? Я думаю, что мы можем говорить о шагах в правильном направлении, но слишком много цветных людей считают, что нож должен быть вытащен до конца. Это означает всё: и одинаковое качество образования, и систему здравоохранения, которая не относится к вам по-разному в зависимости от вашей этнической принадлежности. Это означает иметь полицию, которая одинаково защищает все наши общины, и равные возможности трудоустройства. Так что цель – не полшага. Цель — закончить то, что начали [знаменитые активисты борьбы за права чернокожих граждан США] Роза Паркс и Доктор Кинг.

Настоящий прогресс означает, что в стране, которой служили ваши предки и которую вы любите, с вами обращаются справедливо.

Что нам нужно сделать прямо сейчас, чтобы, говоря вашим языком, «полностью вытащить этот нож»?

Нужны реальные разговоры и диалоги. Меня всегда удивляет, когда в этой стране люди не находят возможности пообщаться и сесть за один стол друг напротив друга. Наша главная цель сейчас – сделать диалог возможным. Только в диалоге мы сможем понять и принять друг друга, осознать ошибки прошлого и определить, куда нам двигаться дальше.

Так почему нет диалога? Почему мы не ищем решение?

Я думаю, что именно этот процесс и начинается сейчас. Марши и протесты по всей стране говорят нам о том, что мы больше не можем игнорировать происходящее и притворяться, что не было нашего прошлого, и наше настоящее не является его продолжением. Наконец-то мы больше не можем избегать этой темы. И социальные сети играют в этом важную роль.

Раньше, если бы случилось то, что случилось с Джорджом Флойдом [афроамериканец, погибший во время ареста в Миннеаполисе в мае 2020 года], это бы не вышло даже за пределы местного полицейского участка. А благодаря социальным сетям нам приходится это осмысливать – не только в национальном, но и в глобальном мировом масштабе. Мы больше не можем ничего скрывать. Это очень важно.

Смерть Флойда стала последней каплей для афроамериканцев?

Образно выражаясь, смерть Флойда не стала на самом деле той соломинкой, которая переломила спину верблюда. Дело не в смерти Флойда или [Эрика] Гарнера [афроамериканца, погибшего во время жесткого задержания в Нью-Йорке в 2014 году]. Проблема во взаимодействии общества и полиции. В этой стране традиционно относятся ко всем черным, как к преступникам, делая выводы по небольшой группе людей. И это мышление мы должны изменить.

Мне кажется, что сложности в отсутствии диалога безусловно есть. Но скорее все сводится к финансовой проблеме. Я говорила с людьми на улицах и с участниками протестов – и многие из них требуют выплаты репараций. Они говорят: «Ну вот, коренные народы получили свои выплаты, они получили казино и так далее. А чернокожие, по сути, не получили ничего». Что вы думаете об этом?

Я думаю, что люди имеют право на эти выплаты. Задумайтесь об этом. Есть крупные корпорации, которые развивались в стране со времен рабства и смогли сколотить серьезные капиталы на бесплатном труде. И если эти компании продолжают существовать, они должны заплатить и как-то возместить тот труд. Они должны посмотреть на богатство, которое они накопили со времен рабства, и осознать, что между их успехом и работорговлей есть прямая связь.

Если государство систематически поддерживало неверное поведение отдельной группы людей, тогда и государство должно заплатить. Но корпорации в любом случае нужно призвать к ответу.

Сколько еще мы будем использовать рабство как аргумент, и призывать к ответу за прошлое?

Пока мы не сделаем всё правильно, пока мы не сделаем всё верно. Как только это случится, мы не будем больше думать об этом. Существует термин, который используется невропатологами, и он называется «эпигенетика». Суть его в том, что разного рода травмы – эмоциональные, психические – передаются потомству. И многие из нас, возможно, не осознают того, что мы всё еще переживаем травму рабства.

Так же как мои прадеды дали мне мой цвет кожи, мои волосы, цвет моих глаз и смесь генов, точно так же, согласно науке, они передали и травму. Можно сказать, «рабство было много лет назад, давайте забудем об этом и будем просто двигаться дальше». Но вы не можете просто замять это, не возместив ущерб. Вы не можете просто уничтожить всю расу и сказать: «Давайте действовать так, будто этого никогда не было». Иногда вам действительно нужно вернуться в прошлое, чтобы вы могли сделать правильные шаги в будущее.

Так что мы должны сделать прямо сейчас? Что мы еще не сделали? Что нам теперь делать?

Я думаю, что есть пара вещей, которые мы должны сделать прямо сейчас. Особенно это касается выходцев из южных штатов и тех, чьи предки поколениями подвергались расизму. Моя семья из Алабамы, и у членов моей семьи было украдено немало земли – как и у многих по стране. Нам нужно пойти в архивы и восстановить справедливость. Нам нужно посмотреть, где по стране мы не позволили определенным группам получить ипотечные кредиты, чтоб они могли начать строить и наживать состояние. Плюс мы должны проанализировать, скольким людям мы отказали в доступе к высшим учебным заведениям. Нам нужно посмотреть на то, что сделал институционный расизм, и сделать все возможное, чтоб сплотить людей, чтобы мы могли исправить эти ошибки.

Вы действительно верите, что люди вокруг начнут новую жизнь, будут строить дома, перестанут прохлаждаться и торчать у подъездов?

Нет, автоматически этого не произойдет. Реальные изменения и настоящая эволюция – это процесс. И это может занять одно или два поколения. Это не случится автоматически. Но то, что мы должны сейчас сделать – это шаги в правильном направлении. И чтобы добиться изменений, надо начать идти в этом правильном направлении.

Я достаточно черная, мистер Адамс?

Да. Вы знаете, как говорят: «Черный – это красиво». А вы красивая. Так что вы достаточно черная для меня.

Но в Бронксе мы, например, нарвались на неприятности, потому что со мной был белый оператор, и я тоже оказалась недостаточно черная для местных. Я сейчас серьезно, кстати, говорю. Меня попросили не рассуждать на тему расизма, потому что у меня предки не были рабами, они не страдали и не прошли тот же путь, и, соответственно, я не понимаю, о чем говорю. Вам не кажется, что рабство разделяет нас не только на черных и белых, но и саму черную общину тоже делит?

Да, и я с вами согласен. Поймите, когда вы переживаете травму, она не только воздействует на вас напрямую, но и заставляет вас ненавидеть себя и ненавидеть любого, кто похож на вас. Поэтому разделение по цвету кожи всегда было и в черной общине, и в карибской диаспоре, и на африканском континенте, и здесь, в Америке. Это систематический способ разделить черных со светлой кожей и черных с темной кожей.

Мой брат родился самым темным в семье, и всегда находились те, кто напоминал ему об этом с укором. Вот что делает расизм: он разрывает вас на части, и это заставляет вас не только по-разному относиться к другим, но даже к себе.

Значит ли это, что существует и черный расизм?

Я не знаю, можно ли применить здесь термин «черный расизм». Вероятно, ученые смогут вам дать более точное определение. Когда кто-то относится к себе по-другому из-за мнения других – не знаю, тот ли это термин, это черный расизм или ненависть в себе… Я не совсем уверен, что это такое.

А как насчет обратного расизма? Когда белые люди не получают того, что могли бы, потому что в колледжах и компаниях существуют квоты для цветных. Другими словами: зеркальный расизм существует?

Я понимаю, о чем вы говорите. Но ведь если вам нужно следить за тем, чтобы определенные группы были допущены в школу или на работу, по сути, это и есть расизм в отношении отдельных групп. Цель сейчас в том, чтобы дойти до точки, когда у нас не будет квот по найму на работу или любых других несправедливых квот. Но сейчас система показывает, что на вершину выходит одна определенная группа. В продвижении наверх очень долгое время было отказано не только чернокожим, но и женщинам – да и другим группам было отказано. Выходцы из Азии тоже были исключены, чернокожим русским тоже было отказано. Вот то, что мы пытаемся изменить.

Если мы поддержим черную общину, сделаем всё, чтобы у этих людей не было никаких барьеров – тогда каждое сообщество будет развиваться. Обама, став президентом, открыл дорогу для Эндрю Янга, чтобы он смог баллотироваться в президенты. Потом позволили нескольким женщинам баллотироваться в президенты. Он изменил динамику. Вот почему эта борьба сейчас – борьба не только чернокожих. Когда мы открываем дверь одним, все получают место под солнцем.

Борьба, которая происходит прямо сейчас – она ведет нас к революции? По вашему мнению, этот конфликт еще будет обостряться?

Я не тот человек, который верит в правильность революции. Мне нравится моя страна. Мне нравится то, что из себя представляет моя страна. Это величайшая страна на планете, на мой взгляд. Но быть хорошим недостаточно. Мы можем быть лучше. И мы можем показать всему земному шару, что значит быть американцем. Почему мы те, кто мы есть. Потому что мы понимаем силу, которую дают нам наши различия.

Вы когда-нибудь чувствовали, что в этой стране вы не можете достичь чего-то только из-за цвета вашей кожи?

Я не верю, что могу чего-то не достичь. Но я знаю, что бесчисленному количеству людей было отказано в возможности раскрыть свои способности полностью. Раскрыть свой потенциал из-за цвета их кожи. Некоторые двери и для меня не открылись из-за цвета моей кожи, но это не помешало мне двигаться вперед. Я первый черный президент Бруклина. И я много чего делал первым и раньше, и я буду стремиться вперед. Люди могут попытаться отказать вам, но ваша готовность конкурировать и двигаться вперед сможет разрушить любые преграды на вашем пути.

А вы верите, что однажды мы все будем жить в мире без расизма и в стране без расизма?

Да, я думаю это реально, и я думаю, что мы ближе к этому, чем мы думаем.

Так когда же это произойдет?

У меня нет ответа на этот вопрос.

Сколько еще поколений будут решать те же проблемы?

У меня нет ответа на этот вопрос. Я думаю, что это поколение позволит нам сделать гигантский шаг вперед. Я верю, что энергия сострадания и желание не дать другим ограничить нас приближает нас к тому дню, когда мы просто узнаем друг друга, как говорил доктор Кинг: «мы сможем идти рука об руку».

Мистер Адамс, еще пара личных вопросов, если вы не против. Каково это – быть черным в политике?

Это сложно. Но если вы можете выбить из рук преступника пистолет, вы наверняка сможете выбить из рук политика ручку.

А для чего лично вы пришли в политику?

Пришел, чтобы изменить ситуацию. Понимаете, как полицейский я видел слишком много молодых людей, которые не могли даже написать свое имя. Я уже тогда знал, что единственный способ решить проблему преступности – это не арестовать их, а изменить школьную систему, которая не в состоянии их обучить. Я просто решил, что политика – это один из способов это сделать, поэтому и пришел во власть.

Шесть лет в качестве главы Бруклина. Что вы в итоге сделали?

Довольно много. В корне поменялась ситуация со здравоохранением. Моя программа в больнице Бель Вью, которая в конечном итоге будет распространена по всему городу, дала людям возможность получать лекарства для лечения хронических заболеваний. Это очень важно. Плюс мы вложили 140 миллионов долларов в бруклинские школы. Эти деньги пошли на разработку технологий и изменение самого процесса обучения.

А как изменилось питание в школах! Мы перестали кормить учеников переработанным мясом, которое считается канцерогеном 1-го типа. Есть все доказательства, что оно вызывает рак. К счастью, теперь наши дети получают более здоровую пищу. И это сделано стараниями моей команды в том числе.

Вообще, за шесть лет мы продвинули целый ряд законопроектов, чтобы улучшить качество жизни здесь, в Бруклине. Сейчас Бруклин – один из самых быстрорастущих районов во всем городе. Это район технологических стартапов. За 10 лет их количество увеличилось на 365%. В общем, мы успели что-то сделать для Бруклина.

Сейчас вы вступаете в предвыборную гонку за кресло мэра. Что вы можете сделать для города? Или что должно быть сделано?

Очень многое еще нужно сделать. У нас высокий уровень бедности. Мы должны дать людям дорогу в средний класс и просто обязаны стабилизировать этот средний класс. Нам необходимо построить больше доступного жилья и обеспечить людям возможность покинуть приюты и иметь свой дом. Это же самое простое и самое важное, что люди могут иметь. И, конечно, мы будем продолжать максимально инвестировать в наших детей. У нас должна быть система образования, которая выпускает детей, готовых к будущему. И это будущее должно быть светлым.

На улицах города продолжаются протесты. Что бы вы сказали людям, которые сейчас там? Которые уже отчаялись, а может и не понимают даже, за что или против чего они борются. Что они должны услышать сейчас?

Вы должны верить. 11 сентября было тяжелейшим временем для нас. Я помню 11 сентября, я видел, как упал Всемирный торговый центр. Я был в эпицентре. Земля тлела. И тогда я думал, что мы никогда не восстановимся после этого. Но 12 сентября произошло чудо. Люди пошли на работу. Учителя вернулись в классы. Строители на стройки. Магазины открылись. Мы показали всему земному шару, из какого теста мы сделаны. Сильные американцы. Мы те, кто мы есть, потому что, как утверждает реклама Apple: «Мы сделаны из лучших ингредиентов на земле».

Спасибо, мистер Адамс.

Спасибо.