В гостях у программы «Специальный гость» с Тиной Канделаки российский музыкант Баста (Василий Вакуленко). В эфире RTVI он рассказала о состоянии современного рэпа в России, влиянии пандемии на музыкальную индустрию, своем лейбле, преследовании рэперов и отношении к новой этике.
О премии «Виктория». Когда я вышел получать эту премию, пошутил, что нужно вводить премию «Рэп-дедушка», потому что там были, на мой взгляд, более достойные, чем я, персоны. Но мне приятно по-человечески. <> Скриптонит, Miyagi & Эндшпиль, Моргенштерн, Slava Marlow, то есть были [в номинации] ребята молодые, кто правда сейчас на слуху.
О том, что важно в современной музыке. Все осталось для меня лично, как и раньше, именно стриминги, люди, приходящие на концерты. <> В моем случае премии меня нагоняли, то есть мы уже собирали большие залы, но нас там не награждали. Премию получали, когда они уже в ничего не решали для нас. <> Вынужденное [признание]… Не знаю, но уже было, наверное, неловко нам не давать. <> Вообще их много [премий]. Я уже, честно, и «Муз-ТВ», и большое количество премий, которые никак нам не хотели давать, хотя альбомы в то время, 2010 год, были на первых местах, концерты были большие. Видимо, другая была игра…
О том, как второй год пандемии повлиял на музыкальную индустрию. Количество концертов не восстановилось. После того громкого случая с моим концертом в Санкт-Петербурге, когда меня несмотря на все документы, которые соответствовали стандартам, обрушилась волна хейта и критики, я стал спокойнее относиться к концертам в целом. <> Про меня генеральный продюсер [RTVI] Сергей Владимирович Шнуров написал стихотворение, и как-то это все пошло-поехало… На самом деле это, видимо, моя какая-то судьба быть на острие и все время попадать в какие-то такие пересечения. И я уже как-то проще к этому отношусь. <> Я как один из совладельцев лейбла [Gazgolder] и артист, я могу оценить на своем примере. Выручка, заработок очень упал. <> Были очень сложные месяца, когда нечем было выплачивать зарплату и было достаточно тяжело. Сейчас тяжелое время. <> У меня были накопления. Других вариантов у меня не было. Все, что было заработано мною в пандемию. Мы там максимально оптимизировали зарплатный фонд, но все равно у людей кредиты, ипотеки, семьи, я же не могу сказать: «Ребят, надо подождать, потому что денежки нет».
О своем музыкальном лейбле. Gazgolder — это не лейбл, а творческое объединение. Мы первые такой формат предложили общественности. <> У нас очень много артистов, которые находятся в процессе создания собственного стиля, формирования себя. Это альтернативная музыка, и мы не гонимся за поп-результатом, можно сказать, то есть популяризация артиста должна происходить очень гармонично и адекватно. Я уверен, что у каждого артиста своя судьба и кому-то лейблы точно не нужны, даже творческие объединения. Вот не поверите, Антоху MC я знаю с 2010 года.<> У моей компании прямые отношения со всеми стриминговыми площадками, и то, как мы доставляем свой контент, показывает, что мы на одном уровне, а иногда и повыше, чем Warner.
О влиянии закона о мате на рэп. Тяжеловато сейчас. <> В связи с новым законом о мате… Я понимаю, что это не о мате больше, а о проверках артистов на контекст и содержание, напоминает немного, когда был еще жив замечательный советский режиссер [Станислав] Говорухин, он лоббировал закон о мате. Мне кажется, что сложное время для молодых артистов, потому что они думают, что это что-то сверхкошмарное. Я понимаю, что мое творчество в формате проекта Ноггано также подпадает, даже очень подпадает под это все. <> На мой взгляд, рэп со всеми своими производными — паразит, который захватил все.
О новом альбоме Оксимирона. Я дождался альбома, звонил Оксимирону и поздравлял его с выходом, потому что для него, видимо, это долгожданная работа, для всех слушателей. Мне понравилось несколько вещей… Я не могу сказать, что он политизирован, он про жизнь, про сегодня. <> О политике любой сейчас адекватно мыслящий, интересующийся новостями человек разговаривает, эти слова все равно есть в жизни, темы поднимаются. А рэп — это фиксация именно сегодня, это про то, что происходит. Классный альбом, в жанре точно равных этому альбому пока нет. <> Он очень сложный, я многих слов не понимаю, есть чем заняться вечером с Википедией.
Мне нравится, что Оксимирон — это человек, который повышает уровень образования уже взрослых людей, ну и молодежи точно, хотя бы тем, что заставляет изучать новые слова, которые он использует. <> Очень красивый язык. <> Я его слушал в машине и в плеере. У меня есть его одна любимая песня Мирона, она не альбомная, она называется «Город под подошвой». Эта песня топ вообще, верх его способностей, на что, я думаю, он со мной не согласен, но я ему это говорю.
О том, тяжело ли сейчас писать музыку. «Баста 40» можно альбом послушать, там есть конкретные, понятные высказывания на то, что меня интересует, и то, о чем я думаю. <> Мне, как человеку, любящему соединять слово и музыку, хочется, чтобы это звучало интересно и правильно, чтобы подбирать слова. Потому что говорить одно и то же о той же политике скучно.
О цензуре. Она плюс-минус одинаковая: проверяет государство, проверяет высказывания и текста на содержание на определенную тему. Я просто это проходил. <> У меня были такие же проблемы с проектом Ноггано… Я спокоен как бы…<> Она была 100% [цензура]. <> Я еще раз повторюсь: мне кажется, что «И тебя вылечат, и меня вылечат» — и тебя проверят, и меня проверят. То есть здесь вопрос личного ощущения.
У меня в студии в Gazgolder висят картины покойного Александра Света, такие эротические аллюзии на тему Ленина и всех, они такие, непристойные. И лет семь назад депутат [Валерий] Рашкин, или пять назад, вцепился в меня, написал на меня в Следственный [комитет] вот такую там бумагу, насколько, как, доколе, почему, примите меры. <> Где-то кто-то, он в эфире у кого-то увидел, Periscope еще был, я помню… <> И он написал на меня бумагу. <> То, что сейчас происходит, мне знакомо.
Об отъезде Моргенштерна из России. Мне кажется, что не стоило, не нужно было никому никуда уезжать. <> Надо было бы проверить, понять, взять адвоката, ну как бы пройти, потому что это новый, как я понимаю, новый закон… Больше беспокоят меня активисты, которые пишут и постоянно хотят, беспокоятся о моральном облике молодежи. <> Я за каждое свое слово несу ответственность, поэтому понимаю меру этой ответственности. <> Он [Моргенштерн] сейчас занял место Сергея Шнурова, такой максимально раздражитель, хулиган. Просто он такой молодой, да, вот он заработал у Сергея это место. Потому что Шнур раньше что-нибудь сделал, все «ох!», другие «ой!», «ай!», там девушки в восторге, бабушки в шоке. <> Он вот такой раздражающий мерзавец, такой джокер.
Об обвинении рэперов в «пропаганде наркотиков». Я употреблял не потому, что я читал у Булгакова «Морфий», или Кастанеду, или Pulp Fiction смотрел. Я по-другому употреблял, потому что это социальная норма была всегда. Начиналось все с алкоголя. Удивительно, что в нашей стране вопрос алкоголя вообще не поднимается…<> А потом у кого-то получается остаться вот в этих рамках и тупо там бухать и спиваться, а кто-то идет дальше.
Просто вопрос шире и намного больше. Это все равно что «Преступление и наказание» обвинять, что оно формирует у людей модель совершения убийства…или там того же Пелевина.<> Во-первых, песни, в которых у меня идет упоминание о наркотиках, у меня достаточно сюжетные и конкретные песни. В них есть мораль, как ни странно окончание жизни смертью… <> Просто мы очень все любим выдирать из контекста и находить вот в каких-то вырванных из контекста фразах уже определения создавать. Все намного сложнее. Так все просто мы не решим.
Хочу ли я, чтобы мои дети употребляли наркотики? — нет. Будут ли мои дети пробовать и выпивать алкоголь? — ну конечно, я уверен, что это произойдет. Хотел бы я, чтобы они не выпивали? — да. Хотел бы я, чтобы люди жили вечно? — да. Хотел бы я, чтобы люди не болели вообще? — да. Очень много классных во мне таких запросов, но я понимаю, какая жизнь.
Я могу сказать, что у нас в государстве сделан большой шаг в этом смысле, это правда. Мы отошли от того, что ты мог прийти к наркологу в 17 лет, и тебе: «Ох, какое ж горе, господи помилуй, Николай Угодник», — нарколог мог сказать. <> Хотя это у нас есть, это вот такая десоциализация сразу, вот это все: они плохие…это отребье, это отбросы общества, их надо в тюрьму… Эти люди умирали из-за этого. Слава богу, сейчас немного меняется, я надеюсь. Я просто общаюсь с большим количеством людей, положение вещей меняется. Сейчас есть центры реабилитационные, психологи, терапевты, которые работают с зависимыми людьми. И у молодежи есть шанс, и у взрослых людей.
О новой этике. К сожалению, для кого-то я человек правых взглядов. Я такой адекватный правый. Для меня все, что связано с интимом, с любовью, с личной жизнью, с тем, как люди живут и чем они занимаются, — это вопрос достаточно аккуратный, он должен оставаться между людьми. <> Я, к сожалению, пожилой человек, я с юга, и я воспитан так, что могу свою жену в щечку поцеловать, когда мы где-то находимся. <> Мне кажется, что принципы новой этики — это то, что еще очень долго всем нам нужно будет разбирать и делать выводы.
Это такая свежая, горячая тема на поверхности. <> Я уже подпадаю под огонь представителей новой этики. <> Я смотрю на ютьюбе очень много людей, которые подпадают под огонь. Патерсон, есть такие вот ребята, Бен Шапиро, это люди такие более правых взглядов, которые разбирают вопросы трансгендеров. Вообще этого всего, в чем есть суть, а что правда напыление и ненужное безумство. Сложный мир, я погряз в этом.
Вот за год я изучил очень много..<> Я очень много видел спикеров-феминисток, геев на русском ютьюбе, мне стало интересно изучить вопрос. <> Я еще изучаю. Не почему люди становятся геями, а вопросы новой этики, меня это очень заинтересовало правда. <> Это политика, 100%. <> Меньшинство, обладавшее максимальным количеством ресурса, всегда пыталось подчинить себе большинство. <> Здесь все зависит от спецэффектов, которые используются. Это как в кино. Мы можем посмотреть, «Андрея Рублева» и «Аватара», и там, и там… о вечном, об удивительном, о страшном, о прекрасном. Но 80% останутся с «Аватаром», потому что там очень все красочно, сочно, много используется спецэффектов, вот.
Я называю нашу культуру микробом, паразитом, самой агрессивной бактерией. Мне кажется, что даже запреты, возможно, превратят, повысят уровень, заставят включать смекалку, придумывать что-то интересное и как-то обходить это, обыгрывать.
О своих творческих планах. У меня сейчас новый проект будет, он называется «Рабочий городок», такая тяжелая музыка достаточно, классика девяностых, рэпкор. <> Баста альбомы… Я уже не буду никогда выпускать альбомы. Синглы буду выпускать. <> А давно я уже сказал об этом. Для меня этот формат перестал быть интересным. Я выпустил альбом «Баста 40», и он был очень сложным в смысле, если говорить о тех песнях, которые туда поместил, он по итогу года занял шестое место в iTunes, я очень рад тому, потому что я считал, что такие альбомы сейчас вообще в двадцатку навряд ли попадают. <> Я доволен, я рад.
О том, свяжет ли он жизнь с политикой в будущем. Я всегда говорю: ребята, во-первых, я неблагонадежный. Как у меня в песне «Зять»: «Репутация сомнительная и характер склочный, Я тот проходимец и та еще сволочь». Поэтому точно это не мое. Наблюдать за этим, разрываться, веселиться, читать… Я бы этого не смог точно, это очень тяжело. <> Ну это у нас просто говорят «ручкаются». В Америке просто к этому относятся, мне кажется, поспокойнее, считают, что политическая карьера — это определенная карьера из числа карьер. Вот я не знаю, хочется ему захватить мир, может, он Мистер Зло. <> Cамое лучшее мое время — когда я сижу на студии и делаю музыку, вот это я обожаю просто.
О клубе «СКА Ростов» и российском футболе. Это большая работа на самом деле. <> Я хочу, пользуясь возможностью, поблагодарить всех, кто причастен к этому результату, и высказать безумную благодарность ростовчанам за участие и поддержку. <> Вот где мы находимся сейчас, у нас нет ни своего стадиона, ничего, у нас есть команда, она играет хорошо, она на первом месте. Но мы не можем подниматься и бороться за переход в следующий дивизион, потому что у нас нет собственной детской школы, у нас нет собственного стадиона с правильными нормативами на стадионе, количество людей, освещение и т. п. <> Для того, чтобы тебе перейти в следующий дивизион, тебе нужно еще обзавестись большим количеством сопутствующих механизмов. Это, на мой взгляд, не очень хорошо для футбола. <> Этот клуб не частный, там область в лице губернатора Василия Голубева оказывает помощь. Есть дотации. У нас есть еще один клуб «Чайка», он частный клуб, но он также дотируется областью.
«Ростов» тоже получает дотации из области. Областной бюджет поддерживает «Ростов». Я рассчитываю очень на то, что в ближайшее время и Василий Голубев как губернатор обратит внимание на тот высокий уровень, который «СКА» показывает. Мне кажется, чем больше в области будет команд высокого уровня, тем будет лучше для нас всех, потому что это отображение вообще отношения в целом к молодым спортсменам, к будущему нашего региона и страны в целом.
О спонсорстве. Да, поддерживает [«Ростех»]. <> Он не являются ни спонсором нашим, ни… Это, так сказать, друг наш, союзник. <> Они помогают нам технически. <> За все время я отправил туда [в клуб] около 80 млн собственных денег. И это в пандемию. Отказаться от этого было нельзя. <> В смысле прямо все мои собственные, я ходил по друзьям, по людям, по единомышленникам и выпрашивал там у них денег на помощь.
Я просто вообще к деньгам спокойно отношусь, мне на них все равно, честно. Мне нравится результат и то, что можно создать, используя этот механизм. Было тяжеловато, но спасибо и команде, и тренерскому штабу за понимание, за поддержку именно в момент пандемии..
О том, какие перемены нужны спорту и футболу в России. Я болельщик, и я человек, который хочет, чтобы наш футбол становился лучше. <> Упростить, самое главное, отказаться от лимита, 100%. Нужна конкуренция такая, чтобы наши русские ребята просто визжали, сходили с ума, топали ножками, злились и боролись за возможность играть в клубах Высшей лиги и вообще в футбол. <> Я просто переживаю, что с тем уровнем игроков наших, которые есть у нас, с уважением ко всем, они перестанут вообще выезжать куда-то за границу и у нас будут дополнительные внутренние чемпионаты.
Мне кажется, что конкуренция важна. <> Если бы убрали для таких простых клубов сложные, вот эти усложненные вводные для того, чтобы подниматься вверх, было бы очень интересно, на мой взгляд. Было бы рубилово, пусть это было бы на первом этапе похоже на сумасшедший дом, но я думаю, что и сейчас наш футбол выглядит ненамного лучше.
О своем бизнесе. У нас есть сеть FRANK by БАСТА реберный, где мы снимаем свое ток-шоу «Вопрос ребром», их в ближайшее время будет уже 21 заведение. План — развиваться, сохранить марку, создать что-то…<> Я совладелец. <> У меня есть процент, но не 5%. За 5% мы бы даже и не разговаривали. <> Я нахожусь, так сказать, в центре котла.
О семье. Я в курсе стереотипов и суровых отцов, но я так не чувствую это. Я очень не хочу, чтобы их просто обижали и все, вот я единственное, о чем переживаю, чтобы… Мое сердце никогда этого не выдержит. Я хочу, чтобы они не плакали и их никто не обижал, чтобы им не было плохо с теми, кого они выберут. <> И от меня плакала, и я плакал. <> Нет, я не о любви, я просто как вот о переходящих, о поступках, которые переходят границы здравого смысла.
Я же не говорю о том, что с этим буду делать, я говорю о том, что мое сердце чувствует. Я бы не хотел, чтобы моих детей просто обижали. Я понимаю жизнь, Я понимаю, что семья — это по-разному бывает: бывает, завелись, там безумие, потом любовь, счастье, радость, все. <> Потому что я достаточно горячий дядька… Ну не хотелось проверять себя в этом.