В начале января Россия денонсировала конвенцию Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию. 25 января Госдума приняла закон об обезличивании деклараций депутатов и сенаторов. Согласно ему в сети не будут публиковаться персональные данные депутатов и сенаторов в отчетной информации по доходам и расходам, а только обобщенная, статистическая, информация о предоставлении депутатами этих сведений. В свою очередь пресс-секретарь президента Путина Дмитрий Песков заявил, что «борьба с коррупцией ведется в Россий последовательно на протяжении многих лет и будет продолжаться». Политолог Илья Гращенков рассказал RTVI о том, зачем это было сделано и как будет выглядеть суверенная борьба с коррупцией.
Илья Гращенков — политолог. Работал на госслужбе в правительстве Московской области, в пресс-службе, советником губернатора, заместителем ГУ по связям с федеральными структурами. С 2012 года — президент Фонда «Центр развития региональной политики». Член союза журналистов России, член РАПК.
Почему Россия собирается бороться с коррупцией в отрыве от остального мира
Надо помнить, что коррупция в России является не только безусловным злом, но и некоторым социальным клеем. Если коррупционные схемы и организованы, то на таком уровне, что это не просто расхищение, организованное некоей небольшой группой людей. Это достаточно тонко организованные схемы, которые позволяют, как говорится, «воровать с прибылей». Именно поэтому в некоторых случаях коррупция повышает эффективность работы компании или ведомства, ведь люди понимают, что если ты не повысил производительность труда, брать будет неоткуда.
Поэтому и бороться с ней необходимо соответствующими методами. Нужно ставить целью не искоренение коррупции, а понижение ее уровня. Тогда это, с одной стороны, реалистично, а с другой — не нарушает этих глубинных устоев.
Борьба с коррупцией с целью ее искоренения подобна лечению организма антибиотиками. Во-первых, на этом месте сразу вырастут какие-то новые более криминогенные ее источники. Во-вторых, побороть ее не удастся. Любой другой ее «вирус» тут же зайдет на освободившуюся территорию. Мы же видели, что изменилось, например, в регионах, где арестованных губернаторов посадили, и я не уверен, что там коррупционные схемы претерпели сильные изменения. А вот если вы создаете условия для снижения коррупции, если воруют, допустим, не 96%, а хотя бы половину или даже процентов 20 — тогда, слава богу, и эффективность работы компании или ведомства возрастает.
Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию во многом подразумевала, что само законодательство и прочие источники принятия решений должны быть антикоррупционными по своей сути. И действительно получалось, что многие европейские требования тормозят работу в целом — потому что, несмотря на лозунги, все понимают, как у нас все работает.
Руководствуясь бумажками извне, получалось, что вы формально должны исполнять какие-то танцы с бубном, в результате которых коррупция не снижается и ничего в реальности не происходит. Вы просто выполняете этот европейский норматив.
Ну а дальше у нас будут, видимо, бороться с коррупцией, которая, что называется, не санкционирована. Когда она сверх всякой меры и мешает власти реализовать некие важные проекты.
Мешала ли конвенция Совета Европы преследовать России свои национальные интересы
Она являлась маркером принадлежности российской системы к ее нормативам. Все понимали, что это механизм контроля и сбора информации о тех принципах и правилах, которые существуют в реальной российской экономике. То есть тех сложившихся отношений, деловых обычаев, которые приняты в нашей системе.
Например, при каждом органе исполнительной власти должен был быть создан орган по борьбе с коррупцией. Это есть у нас в каждом ведомстве — в той же Госдуме например, или в организациях на федеральном уровне, при президенте. Все борются с коррупцией, но вместе с тем тяжело пощупать эффективность этой борьбы.
Чем занимаются органы по борьбе с коррупцией в тех же министерствах? Проверяют акты, внутреннюю документацию, чтобы в ней не было явной коррупционной составляющей — например, не проводился аукцион в пользу одного лица. Но их функции дублирующие. Этим же занимается юридический отдел. Конвенция обязывала принимать все эти меры, а теперь эту сферу можно оптимизировать, сделать ее более вертикально интегрированной. Можно ввести, скажем, палочную систему по борьбе с коррупцией. Ведь у нас любят отчитываться о снижении или повышении показателей в процентах.
Нужно сказать, что Европа тоже очень бюрократизирована, возможно еще более, чем Россия. Просто европейская антикоррупционная бюрократия медленная и тяжелая, но в конечном итоге, как мы видим, достигающая своих целей. А у нас она, наоборот, представляет собой средство точечного воздействия на неугодных. Если надо, она будет карать, а если не надо — станет «волокититься» или вообще не станет трогать.
И все это не то чтобы нам мешало. Скорее, с одной стороны, раздражало, а с другой — наличие всех этих неэффективных механизмов подтверждало, что мы играем по европейским правилам. А выход из конвенции — это демонстрация того, что мы больше не собираемся им следовать.
В реальности, думаю, мало что изменится. Но этот жест показывает, что Россия даже в области борьбы с коррупцией будет действовать своими методами. Вопрос, конечно, заключается в том, какие еще могут быть меры по борьбе с коррупцией? Они, в общем-то, везде унифицированы. Но, вероятно, теперь их нормативы будут определены исходя из национальных особенностей.
Означает ли обезличивание деклараций депутатов и сенаторов запрет общественного контроля за их деятельностью
Я могу предположить, что это скорее политический вопрос, чтобы не раздражать избирателя и народ в целом. Понятно, что никто эти декларации не читает, пока их не подсвечивают разного рода Навальные. А поскольку таких сейчас достаточно мало, то я даже не могу представить, кто еще может вытащить наружу ту или иную декларацию.
Но, тем не менее, на нее можно ссылаться. Мол, смотрите, скажем, депутаты Госдумы призывают вас затянуть пояса, объясняют, почему вы будете жить хуже ради великой идеи, но сами при этом богатеют. Это плацдарм для социального расслоения и социальной ненависти.
Этим, возможно, смогли бы воспользоваться коммунисты, которые тоже очень любят все это поднимать на флаг в момент избирательной кампании. А их сейчас будет много, включая президентскую в следующем году. Отсутствие деклараций же не дает правового поля для того, чтобы подвести под это доказательную базу. Всегда можно вас обвинить в том, что вы все придумали и у вас никакой информации нет.
А второй момент — это жест, разделяющий приоритеты. Теперь понятно, кто элита, а кто — нет.
Для элиты есть исключения, дающие ей возможность не только не отчитываться в декларации. Кому-то, как мы знаем, засекречивают владение земельными участками и так далее. Очевидно, что богатеющие за государственный счет люди выводятся за скобки даже гипотетической возможности проверки. Это индикатор статуса.
Каким будет суверенный путь борьбы с коррупцией в России
Борьба с коррупцией не является для власти тем образом и тем триггером, который ей бы хотелось самой поднять на флаг. Опыт последних 10 лет скорее показывает, что борьба с коррупцией для нее маргинальная тема. Все бесконтрольные борцы с коррупцией являются скорее недругами.
Что касается подконтрольных, то, как мы видим, это достаточно сервильная история, которая ранее выражалась в точечных репрессиях, когда, например, арестовывали пару губернаторов. Сейчас она вообще сошла на нет, поскольку это раскалывающая элиты тема. Если кого и арестовывают, то это довольно мелкие чиновники. Я думаю, что в будущем она станет постепенно затухать.
Поэтому суверенная борьба с коррупцией вряд ли когда-либо развернется в китайских масштабах, где за коррупцию иногда и казнят. Да и опыт Китая показывает, что хотя каждый год сотни людей расстреливают за взятки, коррупция и не думает особо сильно снижаться. Раз эти сотни откуда-то берутся, значит, люди воруют независимо от степени наказания.
К тому же любые репрессии такого рода несут в себе риск стихийных расправ и судов Линча. Все-таки в Китае это традиция, сформировавшаяся за последние 100 лет, пережившая хунвейбинов и прочие проявления народного гнева. В России все это выплеснется в формат беспощадного бунта — на улице просто начнут хватать людей, похожих на чиновников.
Поэтому я не думаю, что борьба с коррупцией возможна в таком ключе. Скорее всего, она будет постепенно бюрократизироваться, и, видимо, выльется в тот же принцип европейской бюрократии. Будет введено законодательство, не позволяющее брать взятки. Мелкие чиновники на местах станут главным топливом борьбы с коррупцией. Именно их будут выявлять и арестовывать.
А создателей всяких крупных схем будут отпускать. Еще попробуй докажи, что это коррупция! В итоге любой расследователь получит «по заслугам» за клевету или что-нибудь еще в этом роде.